Елена Болотонь - Замуж за Чернокнижника

Ближе к концу рабочего дня чётко поняла, что домой сегодня не вернусь. Мысль о том, чтобы лечь спать в квартире одной, вызывала необъяснимую тревогу. Тревога щекотала своими пальчиками мой затылок, пытаясь доставить мне как можно больше неприятных минут. Рука потянулась к смартфону, набирая счастливый номер:

— Ян, привет.

— Приувьет, — отозвалась сестра.

— Что делаешь?

— Жую, не слышишь?

— Слышу. Могу у тебя переночевать сегодня?

— Моужешь.

— Купить надо чего?

— Не-а, всё есть. Жду, — и связь оборвалась.

Очень хорошо. Как всегда, никаких вопросов и проблем. Мировая она у меня. Осталось заехать за сменной одеждой домой, и сразу в гости.

Моя сестра Янка жила в частном доме почти в пригороде. Невзирая на то, что завтра мне придётся вставать на час раньше, чтобы успеть на работу, я переоделась, побросала в сумку вещи и, проверив квартиру, смылась из неё в одночасье. Всё произошедшее за последние сутки казалось каким-то несуразным сном, который никак не хотел заканчиваться. Уж не знаю, как у этого випа всё работает, но ноги моей этой ночью здесь не будет.

Спрашивается, чего привязался? Выдала карточку, встретилась с ним в клубе. Я не видела никаких причин для того, чтобы так надо мной издеваться, навязываясь. Неужели ему других баб не хватает? В мрачных размышлениях добралась до конечной станции метро, села в автобус и уже через полчаса была на пороге уютного жилища Янки. Домик достался ей после выплаты кредита через год после рождения Эрики. И когда на волю вырвался семейный песец, она выгнала нерадивого мужика, заняв с детьми бесповоротно и окончательно эти пенаты. Бывший же, по её словам, перебивался где-то у знакомых в другом районе.

— Привет, заходи! — буркнула сестра, хватая меня за руку и буквально загоняя в дом. Её слегка растрёпанные белокурые кудри, наморщенный курносый нос и хмурые брови выдавали волнение.

— Что случилось?

— Артёмка здесь, — пояснила она, закладывая прядь волос за ухо. — Опять припёрся, — и тише пробухтела, явно не желая быть услышанной мужем, — ругаемся.

Из-за угла, навстречу мне, вышел мой лысеющий белобрысый зятёк, похожий на человека, пообедавшего лимонами. Весь его вид свидетельствовал, что жёлтыми цитрусовыми накормить он не прочь всех вокруг себя без исключения. Сахару бы ему для сладкой жизни!

Никак не оставит попыток занять территорию, которую считал своей, ибо привычка — дело страшное. Всегда знала, что сестричкины щи вкуснее тортов любовницы. Вот, пожалуйста, живое доказательство.

— Уходи, — сквозь зубы прошипела Янка моему зятю.

— Янусик, — обиженно бубнил Артём. — Прекрати дурить… Давай жить вместе.

— Нет… Иди к своей лысой козе!

Понятно, что лысая коза не обязательно имела голый скальп. Скорее, моей сестричке нравилось представлять в мечтах незадачливую пассию мужа в таком экзотичном и причудливом виде.

— Да нет у меня никакой любовницы!

— Умная женщина, наконец, тебя бросила? Надоело ей каждое утро слышать, как ты под одеялом пукаешь? — довольно парировала Янка.

— Я тебе тогда так жизнь испорчу, — начал угрожать Артём, пытаясь хорохориться передо мной, как внезапно осёкся, остановленный гневным выплеском разъярившейся фурии, в которую превратилась моя белая и пушистая сестрёнка.

— Ты? Жизнь мне испортишь? Да ты только можешь воздух в помещении испортить! Если бы не наши с Юлькой родители — не видать тебе этого дома ещё сто пятьдесят лет после пенсии!

И правда, после смерти родителей наследства нам с сестрой осталось столько, чтобы купить мне небольшую квартирку и заплатить за большую часть этого симпатичного домика.

Я слушала их перебранку, проминая пальцами плюшевую белую лошадку, которую купила для Эрики. И надеялась, что итальянская семейка рано или поздно выплеснет адреналин и успокоится, разойдясь каждый по лавкам. Что и случилось.

Раздражённый раскрасневшийся Артём пулей выскочил из дома, хлопнув дверями, и смылся в неизвестном направлении. Скорей всего, зализывать душевные раны у лысой козы. А я с улыбкой на губах встречала маленькую симпатичную белобрысую девочку, выскользнувшую из кухни.

Эрика подлетела ко мне, прыгнула в объятия и поцеловала меня в щёчку. Любимая тётя! Выхватила игрушку из рук:

— Олень!

— Милая, это не олень, — я улыбнулась. Трёхлетний ребёнок был просто непосредственен. — Это лошадь.

Маленькая девочка нахмурилась, вскинула на меня голубые глазки и с невозмутимым видом спросила:

— А где олень?

Я сдержала улыбку, сохраняя серьёзность. Вроде об оленях мы не договаривались:

— В следующий раз принесу. Пойдём на кухню, чаю попьём.

Через десять минут мы сидели за большим столом, накрытым скатертью в голубой горошек. Душевная семейная компания поднимала настроение, сгоняя все хлопоты повседневности. И ели наивкуснейший пирог, собственноручно приготовленный Янкой.

— Когда ты всё успеваешь? — спросила я, надкусывая клубничную начинку, напомнившую вкус детства.

— В свободное время, — она тепло улыбнулась.

Янусик работала врачом в местной клинической больнице и, как любой представитель этой благородной профессии, часто пропадала ночами на дежурствах. В её отсутствие с детьми ночевала няня, иногда я. Ну, разумеется, я это делала чаще на выходных, чем в будни. Вадьке было уже девять лет. Совсем взрослый.

— Тебе когда на дежурство?

— Вчера была, — произнесла сестра и прищурила лукаво глаза. Похоже, не обойдётся без свежей байки. Я знала этот взгляд, полный куража и задора! И эти уголки губ, изо всех сил сдерживающие улыбку.

— Ну, не томи!

— Сейчас расскажу, — выдохнула сестра, собираясь с духом. Сижу я ночью в кабинете, значит. Уже спать собралась. Слышу, в коридоре хрысть-дзынь-брямс. Хрысть-дзынь-брямс по кафелю. Перепугалась вся.

Янка остановилась, вдохнув в себя больше воздуха, выдохнула его, чтобы более спокойно продолжить.

— Выглядываю наружу. Осторожно так. Медленно. И вижу, как идёт по направлению в туалет наш пациент, переехавший в палату утром после реанимации. И не просто так идёт, а с бряцанием, как рыцарь средневековый. Знаешь, в чём? В суднах! Понимаешь, Юля? В наших больничных суднах вместо тапочек! Я ему ору вслед: «Ты что, с ума сошёл?»

— И что-о-о? — у меня ещё получалось сдерживать икотный смех, который стремительно подпирал к моему горлу.

— А ничего! В туалет он шёл! Наша санитарка мыла в палате пол и гоняла эти железки под кроватями. Тот молодой, неопытный, возьми да спроси: «Зачем это?» А санитарка, как самая умная, ему и ответила: «В них после реанимаций и операций в туалет ходят.»