Вспомнила снова об этом и не удержалась, рука что лежала, сама по привычке, словно противясь сознанию, стронулась, двинулась и вот уже пальцы ищут настойчиво в теле эти выпуклости обозначенные, выпяченные тканью натянутых трусиков и следом по ним и гладят и прижимают….
— Ой, как же мне… Да, что это я?
Вот же? Как я посмела, я что же забыла, где я и для чего я? Пальцы нехотя выпрямились и следом вышли из контакта со мной там.
— Все! Поняла? Не будь дурой, прекрати. Ну было, это было, все! Погоди!
Лучше возьми и проанализируй, вспомни и прокрути разговор с самого начала. Это сейчас важнее всего для тебя, даже секса с ней!
Всего? И даже этого?
— Дура! Какая же ты ненормальная! И эта твоя Бленда! Запомни, что я скажу.
Хочешь всего? Тогда бери себя в руки и действуй! А прежде всего, думай, анализируй, как резидент разведки за рубежом.
Теперь, окончательно отрезвела и, прокручивая назад встречу, занялась самоанализом всего, что произошло и что говорилось. За этим занятием снова и всплакнула, и осерчала, и порадовалась, но потом успокоилась и даже задремала, довольная оттого, что свой раунд я выиграла. А вот какой ее будет следующий ход? Встала с тяжелой головой.
Вы когда-нибудь женщину разъяренную встречали, так вот это я встала такая!
Зачем-то обругала горничную, что зашла ко мне и передала, что во столько-то меня ждут в зале. И потом на прощание ей же досталось за то, что не разбудила вовремя и за что-то еще. И я бы метала еще все эти недовольные всплески и брызгала бы недовольством еще, если бы за мной не зашел он, Геннадий.
— Ну, как ты, жива?
— Да! Как видишь.
— Она тебя сильно прижала?
— Да, но ты этого не видишь. От меня горничной за это досталось.
— А ты, что же умеешь и так?
— О! И не только с ней.
— Что? И со мной?
— Со всеми. Я такая. А что ты пришел?
— Постой, остынь! Только давай ты со мной не так как с той бедной девушкой. Хорошо?
— Согласна, что еще требуется от меня?
— Нет, дорогая моя, давай спокойней, расслабься, хорошо? Я зашел, чтобы тебе передать, кто с тобой сегодня будет в парилке.
— Не в парилке, а в бане. Она так сказала и обещала. Так кто же?
— Ну, все, все! Успокойся и слушай.
А дальше он мне, кого привез, кто сам приехал и кто это. Потом о том, что ожидать и как избежать конфликтов.
Я его очень внимательно слушала, понимая, что не права так была и грубо с ним, но только сейчас волнуясь, поняла, насколько он для меня полезная фигура в этой затейливой шахматной игре за овладение троном для королевы.
Ну, раз начала, так надо играть! И не просто играть, а выигрывать, потому что мат, он же для меня будет самый настоящий и звучать вслед, потому и проигрывать мне нельзя!
Испытание второе: а как же любовь?
— Ну, милочка моя, подставляй попочку и спинку. Вот так! Еще? — это Антонина меня веничком березовым обмахивает и легонечко, нежно пришлепывает.
Мы уже час в парилке, попеременно выбегая обмыться, отлежаться и отдышаться от нестерпимой жары. При этом, как только я сяду отдышаться, то обязательно рядом со мной, под простыней или просто так нагишом кто-то присядет. И снова с просьбой что-то рассказать о себе. Мне это все уже изрядно надоело и потом эта жара, просто плавит мозги. Это почище, того пекла будет, подумала, что днем она мне устроила. Их ведь теперь трое на одну!
Но все красивые, стройные и даже она, которая скоро для меня должна будет стать такой близкой, как мамой. Это я так, забегая наперед, говорю, а вот как будет на самом деле, не знаю?
Она, хоть и в годах, но так же, как эти ее подруги, все так же, ухожена, правда, с брюшком небольшим, но не с мешками, а ровными, гладкими мышцами. И фигурка ее до сих пор хороша. То же можно сказать о ее подругах.
Одна — Людмила, высокая и худощавая, но с отвислой и большой грудью, с сосками оттянутыми, а там — гладко выбритая. И вторая — Нинель, как ее представили, также стройная, но не высокая и немного надменная баба, сорока пяти лет. Но с фигуркой, загаром по всему телу и там, где у меня полоски и белые пятна, а у нее все ровно покрыто хорошим и ровным загаром. Интересно мне, как это и, самое главное, где так можно и с кем так загорают в таком возрасте. И потом, такое нелепое на правой груди, на соске кольцо. Это что? Окольцована она кем или за что?
Поначалу мы встретились и меня Антонина представила им. Я, как могла, приветливо с ними обеими и ровно. Обратила внимание на то, как они были одеты.
На Людмиле был прекрасный полушерстяной костюмчик и кроя такого, которого я не видела нигде. Удачно все в нем, и карманчики накладные с клапанами и двойная строчка, причем цветная, не в тон, но все настолько аккуратно, что мне даже не зацепиться глазом. А на ногах чудесные туфельки на низком каблуке в тон и сумочка маленькая, но в тех же тонах. Конечно прическа от классного мастера и маникюр. Во всем ее виде так и сквозил достаток и роскошь.
Зато вторая, Нинель, безобразно одета в брюки широкие, мужскую рубашку на выпуск и в полукедах на босу ногу и с таким нелепым легким шарфиком, прикрывающим складки шеи. И какая там прическа, стрижка настолько короткая, что видно кожу на голове. Стрижка под мальчика и сама она угловатая, словно мальчишка, но подвижная и быстрая.
А меня они беспощадно и, можно сказать, нагло, разглядывали, пока Антонина им обо мне. Но ни звука, ни оценок, все молча, спокойными взглядами своих умных глаз.
А о том, что они обе умные, тут и гадать не надо, особенно после того, как мне за чашкой чая Антонина о каждой кратко. С ума можно сойти, куда я попала!
Оказывается Нинель — профессор, каких-то наук, а Людмила — медик, причем по женской части и доцент. А кто это, да черт его знает, но тоже как профессор я так поняла. И осознание того, что я перед ними сейчас всеми буду голой, меня привело в трепет и волнение.
По правде сказать, я отчего-то переживала и корила себя за то, что так легкомысленно согласилась и надо сказать, что перспектива оказаться рядом с тремя немолодыми тетками и при этом самой быть в том же виде, в котором и они, меня где-то даже смущала. Одно дело в бане, где можно скрыться за всеми такими же телами, а другое — когда на виду, и вроде бы деться некуда. Но когда я соглашалась, то не задумывалась, потому что всеми силами старалась свести тот трудный и опасный для меня разговор на любую иную тему. Но сейчас я оробела.
Не за себя и свое тело, нет, я была абсолютно уверена и мне даже хотелось перед ними предстать и доказать им, что моя красота — она не только на лице, но и тело мое, оно настолько же совершенно! Оробела, что придется какое-то время находится рядом с чужими и голыми, и при этом вести разговоры, и участвовать в их беседе. Одну тему я заготовила заранее. Это, конечно же, тема о моей природной красе и косе. Волосы мои, как и мамки, бабушки и прабабушки, у всех в нашем роду женщин были, что называется, прекрасными. Но я ухаживала за ними так, как меня научила мама, а ее бабушка и потом всех так. Это же наш секрет, и я его не собиралась кому-то рассказывать. Так в общих чертах. К тому же я беспокоилась о том, что не могла в жаре находиться с открытыми волосами. Мне обязательно надо было укутать голову и спрятать от жары волосы.
