— Ага! — воскликнул Гарри. — Теперь я понимаю. Я должен признать, что мне долго не удавалось найти ответ на этот вопрос, но сейчас все стало ясно…
Джейсон потряс головой, как бы пробуждаясь ото сна. Вряд ли он сам помнил о том, что только что произнес, настолько глубоко погрузился в мечты о Бренвен.
— О чем ты там болтаешь, Гарри?
— О Бренвен, конечно. Почему ты испытываешь к ней эту стойкую иррациональную привязанность. Почему ты так настойчив в своей решимости получить именно ее — девушку, которая вполовину младше тебя!
— Следи за тем, о чем ты говоришь! Мы уже обсуждали это раньше.
— Да, да. Но раньше я не понимал. Это именно из-за того, что она так молода, не так ли? У тебя никогда не было длительных отношений с женщинами, близкими тебе по возрасту. Но Бренвен молода, умна, прекрасна, и, возможно, самое главное — она находится далеко-далеко отсюда. Бренвен — это все студентки, к которым тебя тянуло, и которых ты не мог заполучить, все эти девушки, с которыми ты хотел переспать и не мог — из страха, что тебя застукают. В конце концов, Редмунд — небольшое местечко, и если бы тебя поймали, то обязательно бы выгнали с работы.
— Кем ты считаешь себя, доктором Фрейдом? — хриплым, угрожающим голосом спросил Джейсон.
— Это неважно. Я прав, признайся.
— Может быть, и прав. Меня действительно тянет к моим студенткам, и я ничего не могу поделать с этим. Это просто мука. Я не ожидал, что ты поймешь. — Джейсон фыркнул. Он держал себя в руках, но внутри кипел от гнева. — Послушай, Гарри. Меня совершенно не интересует твой проект, и лично я считаю, что у тебя не больше шансов добиться его финансирования, чем у кубика льда шансов не растаять в аду. Но я не уговариваю тебя бросить свои исследования, не так ли? Твой безумный проект — это твое дело. То, что я чувствую по отношению к Бренвен, — это не безумие, но даже если это и так, то это — мое дело. Держись подальше от моего дела, доктор Рейвенскрофт, и я буду держаться подальше от твоего!
Гарри наклонил голову, почувствовав яростную силу гнева Джейсона. Он не хотел рассердить его, он хотел, чтобы тот понял истинное положение вещей и расстался с этой мыслью. Гарри поднял взгляд, услыхав тяжелое дыхание Джейсона, и ярость, написанная на его лице, заставила Гарри инстинктивно отпрянуть от стола. Он почувствовал страх, ощутил его горький металлический привкус во рту. Страх не только за себя, но за них троих.
— Извини, Джейсон, — хрипло сказал Гарри. — Я не хотел тебя оскорбить. Я всего лишь пытался удержать, чтобы ты не допустил ошибки. Я не хочу, чтобы ты причинил боль себе. Или мне. Или Бренвен.
Джейсон толкнул к нему через стол страницы письма Бренвен. Кажется, он потерял контроль над собой. Обычно он давал волю своим эмоциям лишь в местах, далеких от небольшого, пронизанного сплетнями общества преподавателей Редмунда, но сегодня… Его челюсть дергалась. Не доверяя себе, Джейсон встал.
— Подожди, — заторопился Гарри. — Допей. Прими мои извинения и пообедаем вместе.
Джейсон повернул свою крупную голову и посмотрел на единственного друга-мужчину, который был у него во всей его взрослой жизни.
— Я принимаю твои извинения, но все же думаю, мне лучше уйти. Достаточно. Это достаточно. Гарри.
Он отправился домой и написал письмо Бренвен, свое второе письмо. Она все еще не ответила на первое.
Бренвен долго размышляла над посланием Джейсона, полным длинных описаний академических возможностей Редмунда. Он писал, что легко может представить себе ее среди студентов колледжа, что с радостью познакомил бы ее с культурными достопримечательностями Вашингтона и окрестностей. Его слова умело и незаметно соблазняли ее так же, как когда-то само его присутствие.
Бренвен была обеспокоена. Ею владело какое-то странное чувство, что она никогда больше не будет жить вместе со своей семьей. Часто она страстно желала оказаться рядом с ними, но в то же время ощущала какое-то непонятное отчуждение. Хотя ее жизнь с Джоном и Люси Керр была далекой от совершенства, она училась, взрослела, открывала себя навстречу новому опыту. Но уехать в Америку, как это умолял ее сделать Джейсон… Внутренний голос что-то кричал ей, но она не была уверена, что правильно понимает его. Поэтому она сожгла письмо Джейсона, вежливо ответила на него несколькими словами на рождественской открытке и решила продолжать работать как можно лучше.
К тому моменту, когда Гарри и Джейсон во второй раз вернулись сюда летом, Бренвен провела много времени, не только работая над проектом Гарри, но также и над планом расчистки, принадлежавшим Люси и Джону. Они — возможно, это больше была Люси — решили, что необходимо очистить Длинную галерею от мусора и грязи. Разумеется, главным исполнителем стала Бренвен, руки ее потрескались от холода и ветра, покрылись ссадинами и царапинами.
Только ее дневник знал, как дались девушке эти месяцы. Поначалу лишь упрямство заставляло ее продолжать работу, когда сквозь разбитые окна в галерею просачивался липкий холодный туман, часто смешанный со снегом или дождем. Постепенно это упрямство переросло в несгибаемую волю. Бренвен так тяжело трудилась не для того, чтобы заслужить похвалу своих работодателей, ей хотелось убедиться в своих возможностях укрепить себя. Она следовала собственным решениям, вырабатывала собственное мнение, находила собственное удовлетворение. И чем дольше и упорнее она трудилась, тем меньше боялась Люси Керр. Она никогда не стала бы бросать ей открытый вызов, потому что если смотреть на вещи реалистично, то Джон и Люси действительно могли лишить ее работы. А Бренвен не хотела терять ее, не хотела покидать Лланфарен. К весне она поняла, что может тихо и спокойно поступать так, как сама того хочет. Она могла сказать «нет» и делала это, но не вслух, а своими действиями.
Таким образом, Бренвен продолжала самостоятельно, не посвящая в это Джона и Люси, работать над проектом Гарри. Она полностью исследовала замок по его поручению и наконец в мае, незадолго до своего восемнадцатого дня рождения, ощутила себя настолько уверенной в себе, что, не заботясь о том, видят ее Джон и Люси или нет, стала ездить на машине в места, которых не было в списке Гарри, но которые были интересны ей самой.
С Гарри она чувствовала огромное духовное родство, но влечение к Джейсону тоже усилилось. Использовав свои чары, тот вырвал у Люси разрешение посетить одну из старейших частей замка — Пятую башню, а также комнаты и коридоры, находящиеся между ней и Северной башней. Оказавшись там, даже Джейсон ощутил чье-то присутствие. Но настоящее потрясение он испытал, когда увидел Гарри и Бренвен, окруженных столбами света, как если бы они притянули к себе весь свет, находящийся в комнате. Они казались очень высокими, больше семи футов в высоту, но это, должно быть, была игра света. Гарри бросил на Джейсона свирепый взгляд, когда тот попытался приблизиться, и жестом указал на знак на полу в центре комнаты. Это был круглый камень, вделанный в земляной пол, на котором был вырезан странный узор с крестом в центре. В Пятой башне их обступила волна насилия. Тьма в комнате была представительницей зла, которое когда-то здесь вершилось. Гарри и Бренвен ощущали груз прошлого, как тяжелый покров, накинутый на них.
