— Э-эй... — внезапно сказал моряк. — А это еще откуда, и кто такие?
Оконечность мыса была уже близка. За нею, совсем неподалеку, примерно в трех четвертях мили, виднелся вытянутый, хищный корпус миопароны. Этруск тоже углядел дымный столб, вознесшийся над побережьем, и велел работать каждой лопастью, дабы поспеть вовремя.
Корабли быстро сближались.
— Друзья, — коротко сказала Иола, пытаясь не выдать волнения, которое испытывала. — Друзья, отряженные государыней, дабы обеспечить нам беспрепятственный выход в море.
— Не понимаю, — протянул Эсон, в упор глядя на Иолу.
— Ты видел перстень? — вопросом на вопрос ответила женщина.
Эсон безмолвствовал. Иола поняла: следует немедленно погасить возникшее в его душе сомнение. Останься капитан у себя на пентеконтере, не приведи на борт афинского судна пятерых закаленных бойцов, Расенна быстро пресек бы любую попытку задержать беглецов.
Но при создавшемся положении бывший любовник Арсинои вполне мог заставить греков сделать поворот оверштаг[65] и устремиться назад. И этруску довелось бы лишь бессильно скрежетать зубами...
— Ты видел перстень? — повторила Иола уже с нажимом.
— Да, — коротко молвил Эсон.
Прелестная критянка решилась на отчаянный выпад.
— В ближайшие часы, — медленно и внушительно произнесла Иола, — судьбой царя Идоменея займется Великий Совет Священной Рощи. Раскрыты дела чудовищные и не поддающиеся описанию. По крайней мере, мне строжайше воспрещено говорить о них.
Брови Эсона сошлись у переносицы, лицо напряглось.
— Минует немного, совсем немного времени — и на Крите появится новый лавагет. Запомни: я ничего не говорила, но Арсиноя, видимо, хочет возвести в этот ранг именно тебя...
Эсон вздрогнул и остолбенел.
— Ибо царица, — бойко продолжила Иола, — вольна выбирать нового супруга по собственному усмотрению. Смею с уверенностью предположить: избранником будешь ты, капитан.
— Чушь, — процедил Эсон, глядя на Иолу с нескрываемым подозрением. — Что-то здесь неладно...
— Ошибаешься. Во всяком случае, клянусь чреслами Аписа: не сегодня-завтра на Крите будет новый лавагет!..
«... И новая царица», — мысленно прибавила Иола.
Не верить подобной клятве уроженец острова попросту не мог. Эсон поверил.
— Но что, гарпии побери, случилось? — прошептал он в замешательстве.
— Повторяю, до поры об этом говорить нельзя. Но ты не пожалеешь об исполненном воинском долге.
— Насколько понимаю, — сказал Эсон, — царь Идоменей все же остается лавагетом и пребудет им... еще несколько часов — правильно?
— Всецело и совершенно.
— Значит, — выдохнул капитан, — погоня обеспечена. И неравный бой тоже!
— Ни в коем случае, — слабо улыбнулась Иола. — Как раз этому и должен воспрепятствовать доверенный человек царицы, командир вон той ладьи.
Миопарона уже настолько сблизилась с греческой галерой, что можно было явственно различить фигуры гребцов и огромного кормщика. Этруск помахал идущему встречным курсом кораблю, упруго поднялся и прошествовал на середину палубы, где размещался непонятный, громоздкий с виду предмет, укутанный парусиной.
Пентеконтера шла плетрах в двух позади, уже пуская в работу второй весельный ряд.
Иола подбежала к борту, подняла и скрестила руки, привлекая внимание Расенны. Затем указала на пентеконтеру и сделала знак воздержаться от нападения.
— Да ты смеешься? — возмутился Эсон.
— Рупор! — потребовала Иола вместо ответа.
Греческий капитан подал ей увесистый бронзовый
конус.
— Это свои! — что было сил закричала Иола. — Свои!
Этруск не разобрал и приставил обе ладони к ушам, прося повторить.
— Скажи сам, — попросила критянка афинянина. — Мне голоса не достает.
— Свои! — гаркнул грек.
Расенна воздел и медленно опустил правую ладонь, сообщая, что понял, и этот боевой корабль пропустит беспрепятственно.
Галера и миопарона поравнялись, разминулись; расстояние между ними начало постепенно увеличиваться вновь.
— Принимать как шутку, или как издевательство? — осведомился рассерженный Эсон.
Иола поглядела на него с добродушной насмешкой.
— Разве я шучу? И неужели необходимое, безобидное распоряжение можно счесть издевкой?
— Хочешь сказать, — яростно прошипел критянин, — плюгавая посудина, где только и есть, что шестьдесят олухов на веслах да один кормщик, представляет наималейшую угрозу для пентеконтеры, несущей полный экипаж?
— Разумеется. И не просто угрозу представляет, а верную погибель несет. Верней, несла бы — но я вовремя предупредила.
— Иола..!
Эсон побледнел, затем побагровел.
— Иола, ты либо дразнишь меня, либо...
— Эсон, — прервала женщина, — ты либо низкого понятия об уме государыни, либо никогда не слыхал о мастере Эпее.
Капитан открыл было рот, однако промолчал.
— Этот кораблик, — продолжила Иола, глядя Эсону в глаза, — способен самостоятельно разделаться с доброй половиной критского флота. Не спрашивай как. Если, не доведи боги, погоню все же вышлют — увидишь... Миопарона состоит на царской службе...
— Впервые слышу!
— Естественно. Ее существование было строжайшей тайной. Теперь же судно войдет в состав боевых частей... И поступит в подчинение к новому лавагету — предусмотрительно добавила Иола.
Отнюдь не убежденный ни в чем, Эсон только хмыкнул и отвернулся.
— Поживем — увидим, — буркнул он минуту спустя.
за
Ветер дул настолько слабо, что афинянин велел гребцам работать веслами. Галера побежала гораздо резвее.
А Иола принялась внимательно, сосредоточенно следить за небом правее дворца, правее мыса.
Именно там вот-вот следовало появиться и взмыть маленькой черной точке. Взмыть — и воспарить.
Воспарить — и начать приближаться.
Приблизиться — и обогнать галеру по воздуху.
Если, конечно, все сложилось благополучно...
* * *
Все сложилось благополучно.
По крайней мере, для Эпея.
Вопреки опасениям писца, караульные пропустили мастера без единого возражения. Вопли «пожар» и зарождавшееся на восточной половине дворца смятение не успели еще достичь западного выхода, а последнюю нефтяную лужу Эпей предусмотрительно поджег в добром плетре от своей цели.
— Этого господина, — старший стражник поглядел на Менкауру, — тоже прикажешь выпустить?
— Нет-нет, — поспешно возразил египтянин — Я лишь сопровождаю доверенное лицо государыни.
Воин слегка поклонился.
— Прощай, Менкаура, — не без грусти произнес Эпей полушепотом. Стиснул сухую, крепкую ладонь товарища. — Пожалуй, больше не свидимся... Жаль... Я не забуду тебя.
