— А картина? — Я показала рукой на пустое место на стене, где она раньше висела.
— Выбросил.
— Зачем?
— Она мне надоела.
— Почему?
— Как же ты любишь лезть людям в душу, и кошмарить там чертей! — Макс тяжело вздохнул и злобно поджал губы. — Ладно, раз мы будем некоторое время… вместе, всё равно придётся разговаривать… Я больше не хочу быть тем беззаботным пацаном на картине, каким был раньше, — он немного помолчал, разглядывая пустую стену, а затем улыбнулся, но взгляд его оставался серьёзным. — Я вырос, повзрослел и многое понял. Я знаю, как должен жить, и что должен делать, но я… На хую я всё вертел! И поэтому я на всё себе придумал оправдания. — Я легла на соседнюю с Максом подушку, разглядывая его лицо и внимательно слушая, что он говорит. Мне хотелось понять его сущность, выявить корень проблемы, которую мне предстояло решить, чтобы помочь ему и самой себе. Сейчас Макс был открыт и откровенен со мной. — Я больше не выступаю, потому что люди не оценили моих стараний. Долгое время я нёс им драйв и веселье, работал, как проклятый, да ты и сама помнишь, что я практически не спал. Все эти изматывающие гастроли, интервью ублюдочные, бесконечные репетиции, выступления с ангиной или температурой… Вместо того, чтобы проводить время с тобой, я был вынужден мотаться по всей стране, оставляя тебя одну. Я знал, я же всё прекрасно знал, что люди — мрази, но мне было так стрёмно, когда они превратили меня в какого-то лабуха, который должен подстраиваться под их вкусы! — Макс повернулся на бок, ко мне лицом. Продолжая улыбаться, он положил руку мне на плечо. — Я так яростно пытался уберечь тебя от адской машины шоу-бизнеса, а сам и не заметил, как оказался под её колёсами. — Макс облизнул губы и покусал зубами нижнюю, собираясь с мыслями. — Проституток я трахаю, потому что устал от обычных женщин. У меня нет никого желания вкладывать в секс больше, чем почасовая оплата. Что до Томаса… Мне не пять лет и мне не нужен отец, и не потому, что я обижен. Нет, не поэтому. Я взрослый мужик, который сам уже мог бы быть отцом. Я просто не понимаю его. Если он так уж сильно был влюблён в маму, почему он её оставил? А потом вспомнил спустя столько лет? Прям как ты. Сначала бросила, теперь приехала меня добить. — Рука Макса непроизвольно сжалась на моём плече. — Тебе повезло, что часть вины в этом моя. И я понимаю, что, не подумав, подписал контракт на тридцатидневные гастроли, после которых меня ждут почти забытые круги ада. Ты же сама не знаешь, на что нас обоих обрекаешь. Тебе же самой будет хуже, обидней и больней. Я больше не заводной весёлый Макс, который был готов достать для тебя звезду. И я точно знаю, что у нас ничего хорошего не получится. Я и не хочу, чтобы получалось. И я уже вижу, как ты пристёгиваешь ремень в самолёте «Москва-Париж» и ревёшь оттого, что ничего не изменилось, и я по-прежнему такой же мудила. — Голос Макса звучал ровно и тихо. У меня стало тяжело на душе. — Вроде бы я все о себе рассказал, поэтому отъебись от меня со своими расспросами. И проверь мясо, а то я останусь без обещанного ужина.
Я ахнула и, подскочив с кровати, помчалась под хохот Макса на кухню. С мясом было всё в порядке, даже ещё немного не готово. Я оставила его еще на 15 минут, и позвонила домой. Я пообщалась с Варей по телефону, пообещав, что скоро мы увидимся. Я очень скучала. Еще никогда мы с ней не разлучались так надолго. Мне хотелось, чтобы поскорее наступило утро завтрашнего дня. Мысль о том, что Макс познакомится со своей дочерью, радостно волновала и пугала меня одновременно. Я боялась того, что он возненавидит мою дочь, по легенде рожденную от другого мужчины. А возможно, когда я расскажу, что это его ребёнок, то и меня тоже, за то, что я так с ним поступила.
Мы поужинали прямо в кровати, за просмотром фильма на ноуте Макса. Затем, по просьбе Макса, я вколола ему в ягодицу обезболивающее, руководствуясь видео на ютюбе. Делала я это впервые, поэтому меня так тряслись руки, что Максу пришлось на меня прикрикнуть. Он издал еле слышный стон, когда иголка продырявила его упругий зад, но никакого нытья, как при ветрянке, я от него не услышала. Макс похвалил меня за храбрость, устраиваясь удобнее в кровати ко сну. Во времена тренировок по каратэ ушибы и растяжения были достаточно частым явлением, так что я догадывалась, насколько сильно болит нога Макса.
Я присела рядом и поцеловала его в лоб, ласково погладив по волосам. Макс больше меня не дичился, только выглядел при этом, как побитый пес.
— Я, пожалуй, лягу спать, ― сказала я, поправляя для себя подушку.
— Я хочу поспать один, — сказал Макс. Я уже стянула с себя платье, поэтому застыла, прижимая ео к груди. — Пожалуйста, иди в свою комнату.
— Макс, ты болен, я не надеюсь на то, что ты с жадностью набросишься на меня в порыве страсти. И я хочу быть рядом, на всякий случай.
Макс ничего не ответил, и я, раздевшись до трусов, нырнула под одеяло, отвернувшись от Макса. Я долго лежала с закрытыми глазами, слушая, как ворочается Макс с телефоном в руках. Через некоторое время я услышала, как он встал, чтобы выключить свет. Свет погас, но Макс не вернулся в постель. По звуку удаляющихся шагов и стукающих по полу костылей, я поняла, что Макс ушёл спать в детскую.
Мне стало холодно и одиноко, но я не пошла вслед за ним. Я долго лежала в полутьме, разглядывая потолок и прокручивая события прошедшего дня. От эмоциональной перегрузки я чувствовала себя совершенно разбитой и измотанной, но сон ко мне не шёл. Макс много раз называл меня чокнутой, сейчас я была полностью с ним согласна. Только сумасшедшая могла полюбить такого циничного, жестокого, упрямого и самовлюбленного мужчину, как Макс.
Господи, почему с ним всегда так тяжело? Грустным было то, что это только начало, а ведь завтра будет ещё один не менее эмоциональный день, полный переживаний. Больше всего меня беспокоило то, что, в конце концов, все мои мучения и старания не увенчаются успехом, и Макс выберет путь, где не будет ни меня ни Вари. Вдруг всё, чего я добьюсь, это воскресные встречи с Максом, когда он будет привозить деньги на содержание дочери и забирать её на прогулку в парк или поход в «Мак Дональдс»? Мы будем делать вид, что рады видеть друг друга, поинтересовавшись, как дела. И всегда отвечать «нормально» или «хорошо», не вдаваясь в подробности, потому что оба будем понимать, что подробности ни одному из нас на самом деле не интересны. Может быть, Макс больше ничего ко мне не чувствует, а его поведение обусловлено событиями прошлого, потому что он и живет прошлым, отказываясь что-то планировать на будущее? Я человек и прошлого Макса…
Мои мысли прервал телефонный звонок. Кто мог звонить мне в столь поздний час? Я нащупала на тумбочке свой мобильник, сонно всматриваясь в дисплей. «Номер не определён» — высветилось на экране.
— Да, — немного охрипшим голосом произнесла я.
— Твоя дочь у меня, — услышала я в трубке голос мужчины. Говорил он на французском.
Сердце ухнуло, меня окатило волной ледяного ужаса. Я вскочила с кровати, и принялась метаться по комнате.
— Кто это? — дрожащим голосом спросила я, тоже перейдя на французский.
Мужчина не ответил. Я услышала в трубке смех и связь прервалась.
— Малыш! — услышала я голос Макса и открыла глаза, дико озираясь по сторонам. — Что с тобой?
Я резко выдохнула и села. Боже, это всего лишь сон, кошмарный сон. Трясущейся рукой я взяла с тумбочки телефон. Никаких звонков, половина второго ночи… Слишком поздний час, чтобы звонить Надин и справляться как у них дела. Придется подождать до утра. Или выехать прямо сейчас? Нет, от страха у меня уже едет крыша. Я откинулась на подушке. Макс всё ещё сидел рядом, обеспокоенно на меня уставившись.
— Приснился кошмар, — сказала, наконец, я.
— О чём? — поинтересовался Макс.
— Да, так, ерунда…
Нужно было всё рассказать отцу и обратиться в полицию, так больше продолжаться не может. Нельзя жить в постоянном страхе. Я отвернулась от Макса и, свернувшись калачиком, тихо заплакала. Я почувствовала руку Макса на своём плече.
