Отчаянно пытаюсь сдержать улыбку, но я знаю, когда нужно заткнуться. Старик Джорж так любит Нан, но она, в самом деле, жестковата с ним. Не знаю уж, почему он крутится вокруг, если она с ним ведет себя как босс. Она играет в бессердечность и незаинтересованность, но я знаю, что любовь Джорджа взаимна. Дедули нет семь лет, и Джордж никогда не сможет заменить его, но такие дружеские отношения полезны для Нан. Потеряв дочь, она впала в глубокую депрессию, а дедушка заботился о Нан, годами страдая в тишине, молча переживая свою потерю и справляясь с горем, пока тело не сдалось. Потом осталась только я – подросток, оставленный все оберегать, с чем я поначалу не очень хорошо справлялась.
Она начинает подкладывать в мою миску еще хлопьев.
- Пойду в клуб, тот, что работает по понедельникам, в шесть, так что меня не будет дома, когда ты вернешься с работы. Сможешь разогреть ужин?
- Конечно, - накрываю рукой миску, чтобы остановить поток хлопьев. – Джордж тоже пойдет?
- Ливи, - сердито предупреждает она.
- Прости, – улыбаюсь, подвергнутая пытке ее сердитых глаз, когда она качает головой, седые пряди выбиваются из-за ушей.
- Очень грустно, раз я выбираюсь в свет чаще, чем моя внучка.
Ее слова убивают мою улыбку. Я на это не подписывалась.
- Мне нужно на работу.
Я встаю и наклоняюсь, чтобы поцеловать ее в щеку, не обращая внимания на вздох.
Выхожу из автобуса и, спеша на работу, петляю между огромным количеством людей на тротуарах: час-пик. Настроение соответствует цвету кроссовок – яркое и солнечное, такое же, как погода.
Пройдя по переулкам Мейфеира, захожу в бистро, уже набитое битком, так же, как это было в прошлый понедельник, когда я начала работать на Дэла. Нет времени, чтобы поболтать с Сильвией или еще раз извиниться перед Дэлом за свое фиаско в пятницу. В меня брошен передник, и я принимаюсь за дело, тут же приступая к уборке пустых кофейных чашек с четырех освободившихся столиков, прежде чем свободные места займут новые посетители. Я улыбаюсь, быстро разнося заказы и еще быстрее убирая со столиков. У меня, действительно, талант к этому «обслуживание с улыбкой» делу.
С приближением пяти часов мои конверсы уже больше не блестят так, как раньше. Ноги болят, мышцы болят и болит голова. Но я все так же улыбаюсь, когда Сильвия, проходя мимо, шлепает меня по заднице.
- Ты здесь только неделю, а я уже не знаю, что бы без тебя делала.
Моя улыбка становится шире, когда я смотрю, как она, толкнув распашные двери, заходит на кухню. Но как только я оборачиваюсь и снова встречаюсь лицом к лицу с ним, улыбка гаснет. Я не являюсь ярой поклонницей теории судьбы в жизни или теории того, что на все есть свои причины. Верю в то, что ты сам хозяин своей судьбы – только твои собственные решения и поступки влияют на ход жизни. Но, к сожалению, чужие решения и поступки тоже влияют на этот ход, и иногда ты бессильна предотвратить это. Может, поэтому я отгородилась от мира – прячусь и отвергаю любого человека, любую возможность или вероятность, которые могут отнять у меня контроль. И я абсолютно счастлива, признавая это. Ничтожные эгоистичные поступки кого-то еще уже слишком сильно затронули мою жизнь. Что меня действительно не радует, так это внезапная неспособность продолжать свою благоразумную стратегию, тогда как, возможно, это самое важное, что следует сделать.
И причина этого бессилия стоит прямо передо мной.
Знакомое чувство участившегося сердцебиения должно рассказать мне все, что нужно знать, и оно говорит. Меня тянет к нему – действительно, тянет. Только что он здесь делает? Он возненавидел мой кофе, а я, сделав за целый день бесконечное множество идеального кофе, полагаю, что теперь это может измениться.
Он опять просто пялится на меня. Меня это должно бесить, но я не в том положении, чтобы спрашивать его, какого дьявола он смотрит, потому что сама на него пялюсь. Демонстрирует свое обычное невозмутимое выражение лица. Он вообще умеет улыбаться? Плохие зубы? По его внешнему виду кажется, что у него идеальные зубы. Все, что я вижу, идеально, и знаю: все, чего не вижу, тоже. Он снова одет в костюм-тройку, на этот раз темно-синий, что делает его глаза еще ярче. Выглядит так же идеально и дорого, как всегда.
Мне нужно что-то сказать. Это глупо, но именно Сильвия, толкнув меня в спину дверьми кухни, выводит из транса.
- Ой, - восклицает она, хватая мою руку. Подруга изучает мое шокированное лицо, взволнованная тем, что я ничего не отвечаю или не пытаюсь пошевелиться. Потом она переводит взгляд и слегка приоткрывает рот. – Оо, - шепчет, разжимая пальцы, ее взгляд мечется между нами. – Я только…эм…заберу мусор. – Она бросает меня, оставив обслуживать его. Хочу крикнуть ей «вернись», но опять же, язык не слушается, и я убийственно пялюсь.
Он кладет руки на стойку, наклоняясь вперед, из-за чего локон его волос падает на лоб, и это заставляет мои глаза взглянуть на его макушку.
- Ты рассматриваешь меня очень внимательно, - говорит он тихо.
- Ты тоже меня рассматриваешь, - замечаю, обретая дар речи. Он действительно пялится. – У тебя не очень хорошо получается держаться подальше.
Он не обращает внимания на мое замечание.
- Сколько тебе лет? – его взгляд медленно скользит вниз по моему телу, после чего возвращается к глазам. Я не отвечаю, но начинаю хмуриться, когда он выжидающе изгибает бровь. – Я задал тебе вопрос.
- Двадцать четыре, - говорю быстро, тогда как на самом деле хотела сказать ему, чтоб занимался своими делами.
- С кем-нибудь встречаешься?
- Нет, - удивляюсь, охотно отвечая. Всегда ведь заявляю, что встречаюсь с кем-то, когда мужчины проявляют интерес. Такое чувство, как будто я околдована.
Он задумчиво кивает:
- Спросишь, чего бы мне хотелось?
Под этим, надеюсь, он подразумевает, чего бы ему хотелось выпить. Или меня? Он хочет вернуться к тому, на чем мы остановились? Начинаю нервно крутить антикварное сапфировое кольцо на своем пальце, которое дедушка купил для Нан, - очевидный признак того, что я нервничаю. Прошло уже три года с тех пор, как Нан подарила его мне на день рождения, а я постоянно его кручу.
- Чего бы вы хотели? – пятничной самоуверенности, как ни бывало. Я ополоумела.
Пристальный взгляд синих глаз, кажется, стал немного темнее.
- Американо, четыре порции, два кубика сахара, наполовину заправленный.
Током прошибло от досады, это нелепо. Еще смешнее то, что он вернулся сюда после того, как назвал мой кофе самым худшим из всех, что когда-либо пробовал.
- Я думала, тебе не понравился мой кофе.
