— Верно, командир, — согласился Орозий. — Будем надеяться, они поотстанут.
— Надейся, надейся... — процедил Расенна, вновь наклоняясь над огнеметом.
Корабль Поликтора, ушедший влево, замаячил в темной пелене пугающим призраком, вырос, обрел очертания, вырвался вон из едкой мглы. Подчиненные Эсимида знали свое дело не хуже, чем прославленный их начальник. На носу пентеконтеры уже построились готовые к бою стрелки. Только про горящую паклю Поликтор не подумал.
Ибо не ожидал узреть прямо перед собою, в открытом море, окаянную скорлупку, подвигавшуюся встречным курсом и стремившуюся, казалось, к побережью. Лучников расположили по местам лишь потому, что этого требовали боевые уставы.
Расенна тот же час понял: требуется новый разворот — и опять оверштаг.
Утомленные гребцы потихоньку заворчали, однако повиновались беспрекословно — жизнь и спасение зависели только от собственных проворства и выносливости.
Обратившись бортом к надвигающейся громаде, Расенна принялся наводить огнемет. Но критяне были сообразительны, и жестокий урок усвоили отнюдь не плохо.
— Бей! — выкрикнул Поликтор.
Град оперенных снарядов посыпался на миопарону с расстояния в триста локтей. Причинить особого вреда почти на излете стрелы не могли: заслоны из гиппопотамовой кожи служили надежным укрытием. Все же двое-трое гребцов получили ранения, а особо меткий (или просто удачливый) лучник ухитрился всадить тонкое древко прямо в мачту, рядом с головой Расенны.
— Левее на локоть — и парню было бы, чем гордиться, — буркнул этруск, покосившись на трепещущую стрелу.
Отвечать нападающим Расенна пока не мог — Эпеевы трубы дозволяли прицельно метать огонь лишь на двести локтей. Следовало подождать и сблизиться с неприятелем.
Но это уже грозило обстрелом нешуточным. Выпустив для острастки еще четыре сотни стрел, из которых половина попросту шлепнулась в волны и качалась, плывя стоймя, высовывая из воды лишь оперение — словно рыбацкие поплавки плясали вокруг миопароны, — критяне ранили двоих и наповал убили одного.
Страдали только гребцы левого борта, ибо правый обратился к пентеконтере, а толстые щиты были достаточно высоки.
— Ну, ближе, ближе! — сквозь зубы цедил этруск, начинавший ощущать неподдельную боевую ярость. — Подходи!
Но как раз этого Поликтор и не собирался делать.
Пожалуй, в иное время командир пентеконтеры не поколебался бы завязать долгую схватку с загадочным неприятелем, дождаться товарищей, взять миопарону под тройной обстрел и либо захватить в целости, либо отправить на дно.
Так, вероятно, и поступил бы многоопытный Поликтор при других обстоятельствах.
Однако приказ лавагета был понят верно и сомнений не оставлял. Надлежало преследовать, настичь и возвратить в гавань беглое афинское судно. Все прочее имело к делу отношение косвенное. Да и Эсимид наверняка не будет караулить противника до скончания веков — непременно двинется вперед.
Вот он пускай и возится, ему и слава, ему и честь, подумал Поликтор, втайне радуясь великолепному предлогу увильнуть от боя с непонятной, неведомо чем вооруженной ладьей.
Прозвучала отрывистая команда.
Громадная, размером с доброе копье, оперенная бронзовыми крылышками, стрела прянула из огромной катапульты (читатель, вероятно, помнит, что и это военное орудие было изобретено Эпеем), завыла, засвистала над солеными волнами, промелькнула у самого юта миопароны и безвредно ушла под воду.
Попади критяне, куда целились, этруску и его людям пришлось бы несладко. Но Расенна, ждавший чего-то подобного, следил за врагом в оба и вовремя рявкнул:
— Рви!
Ударили весла, пиратская ладья дернулась вперед и благополучно избежала попадания.
Тратить время и стрелы понапрасну Поликтор не пожелал. Забрав покруче к западу, пентеконтера описала длинную, пологую дугу и устремилась вдогонку еле различимым на горизонте кораблям.
* * *
— Немыслимо, — прошептал Эсон, обладавший исключительно острым зрением и видевший молниеносную погибель первого корабля — Что это?
— Новое секретное оружие, — правдиво ответила Иола и поспешно прилгнула: — которое через несколько часов будет передано критскому флоту... И новому лавагету.
— Но там убивают моих товарищей, — ошеломленно произнес капитан. — Следует...
— Прежде всего следует подчиняться приказу, — возразила Иола. — Эти люди тоже получили приказ, однако еще не ведают о преступном его свойстве.
— Значит, необходимо повернуть, вмешаться, оповестить!
— И разгласить государственную тайну до срока?
Эсон только зубами заскрежетал, но признал справедливость последнего довода. Повернулся, отправился на нос галеры и угрюмо уставился в пустынные просторы моря, дабы не видеть происходившего позади.
Впрочем, даже не двигаясь и не отводя взора, критянин едва ли различил бы много.
Дымная завеса покрыла место битвы, и о дальнейших событиях можно было только гадать.
Эпей, подумала Иола, едва ли порадуется, глядя на действие своей смеси... Но, с другой стороны, как иначе было бежать с острова неповинным афинским юношам и девушкам? А как было ускользнуть им самим — Иоле и Эпею?
Эпею...
Где он сейчас?
Чувствуя, что вот-вот расплачется, женщина подняла глаза к небесам. В лазури не замечалось ни единого пятнышка, ни малейшей точки.
— Ты чем-то обеспокоена, госпожа? — раздался за спиной Иолы приятный, дружелюбный голос Ксантия.
— Нет... Да... Я жду.
— Чего же?
— Кого... — негромко сказала Иола.
Ксантий вежливо промолчал, однако удивление и немой вопрос явственно сквозили в его взгляде.
— Человека, спасшего ваши жизни.
Афинянин удивленно поднял брови:
— Но... ведь это распоряжение царицы?
Грустно усмехнувшись, Иола произнесла:
— Да. Разумеется...
И вновь отвернулась, напрягая глаза, ища в небе маленькую темную точку. Но лишь дымные клочья — черные, темные, серые — пятнали сияющую утреннюю лазурь.
* * *
Расенна здраво и справедливо рассудил, что преследовать пентеконтеру не имеет ни малейшего смысла.
В иное время, со свежими, не измотанными похмельем и жаждой гребцами, он, пожалуй, посостязался бы с критским капитаном в скорости, — еще, чего доброго, и страху нагнал бы изрядного: шутка ли, дерзостный огнедышащий супостат нагло и решительно сближается с боевым кораблем, несущим десятикратно превосходящий численностью экипаж!
Но сейчас о победе в подобной гонке и мечтать не приходилось.
Этруск быстро сообразил, как быть.
— Походным темпом, вперед! — велел он Орозию. — Гляди веселей, молодцы! Ведь сами видите: они уклоняются от решающей стычки, боятся! Попросту боятся нас!
