— Подружку себе завела? — услышала я мужской голос, и мы с Джульеттой обернулись.
Ну конечно же это Андрей. Смотрит удивленно, стоит у калитки и пялится. А я в ответ также удивленно вглядываюсь в него — Булатов не в привычном мне расхристанном виде, не в драных джинсах, а в костюме. Бог ты мой!
— Вау, Булатов. Ты что, деда откопал?
Думала, он съязвит в ответ, но парень, кажется, немного смутился.
— Совсем стремно, да?
— Непривычно, но тебе идет, — слова шли вперед моих мыслей, и я нещадно отругала себя за этот комплимент.
Мысленно. А еще укусила за щеку, чтобы думать, прежде чем говорить.
Андрей улыбнулся типичной наглой улыбкой, и вскинул голову.
— Знаю, я хорош, — кивнул он мне.
— Жених, — передразнила я, и ахнула: — Булатов, уж не окольцевала ли тебя та женщина, что гналась за тобой? На свадебку-то позовете?
— Чур меня, женщина! Не поминай лихо! — ужаснулся он. — Не, я в ментовку иду, практику организую себе.
— Так ты ж юрист.
— Вот и попрошу в участке практику, лучше уж в полиции подработаю, чем в душном офисе.
— Будешь с наручниками ходить, и с палочкой? — с интересом спросила я, представив Андрея в форме, с черной дубинкой, или, упаси Господь, с пистолетом.
Нет, такое представить сложно. Раздолбай-Андрей — и в полиции? Скорее, его можно представить по другую сторону решетки, куда он уже попадал на пару денечков, кстати.
— С палочкой? — он подошел поближе к калитке, и я не заметила, как тоже приблизилась к нему. — Наверное, выдадут. Кстати, кудрявая, ты слышала, что палочка сама выбирает волшебника?
— Угу, — кивнула я, все еще представляя Андрея в форме.
— Моя палочка уже выбрала, — указал он на меня, и расхохотался.
А я вдруг покраснела, поняв, о чем он говорит.
— Пошляк! Вот пристегнуть бы тебя наручниками, и научить, как нужно себя вести в приличном обществе.
— Наручниками? — продолжил он смеяться. — Лиза, не люблю такие игры, но ради тебя согласен попробовать. Хочешь побыть госпожой?
— Да иди ты! — топнула я ногой, развернулась, и направилась в дом.
— Приду, — крикнул мне вслед Андрей. — И дверь починю. Жди меня, и я вернусь.
Я шлепнула Джульетту по боку, та обиженно фыркнула, но пошла рядом — это не коза, а собака будто.
— Видишь, какой? — вздохнула я. — И так всегда. Не язык — помело.
В ответ я снова услышала фырчанье, и с подозрением взглянула в козьи глаза-бусинки, полные ехидства, будто говорящие мне, что не только Андрей здесь такой.
— Я — нормальная! А вот он…
Мой спор с козой прервал звонок телефона.
— Доча, — мама говорила радостно, и в то же время виновато, — мы едем к тебе.
— Привет, мам. Вы — это кто? — с подозрением переспросила я, хотя обрадовалась.
Недолго я домашних не видела, но уже соскучилась. Хотя разозлиться бы тоже не помешало — договорились ведь, что ко мне не будут каждый день приезжать, как к несмышленышу.
— Успокойся, мелкие дома. А вот мы с твоим отцом и бабушкой будем у тебя через…
—… через сорок минут, — договорил папа за маму. — Жди, веснушка.
* * *
Я хотела встретить родителей серьезно, сдержанно, но вместо этого с визгом кинулась отцу на шею. Сама от себя не ожидала.
— Папа! — я рассмеялась, а он закружил меня.
— Всегда «папа». А мама — так, мимокрокодил? — проворчала мама, и я оторвалась от отца, чтобы расцеловать маму.
Какие они у меня красивые, любящие! Мне даже иногда совестно было перед одноклассниками — мы на переменах болтали, и приятели жаловались. На скандалы между родителями, на усталость матерей и отстраненность отцов — это и богатых семей касалось, и бедных. А у меня детство было безоблачным. Ни разу не слышала ругань родителей, хотя иногда замечала, что мама сердилась на папу — по укоряющему взгляду расшифровывала. Но это длилось пару часов. Подозреваю, ее иногда злили папины шутки, на которые он горазд.
— Ну, и зачем вы приехали? Так и продолжите опекать меня, будто я до сих пор лялька? — подбоченилась я, когда первая радость схлынула.
— Нужно же посмотреть, как ты устроилась, — спокойно произнесла бабушка. — Взрослая ты, взрослая, мы помним. Просто убедиться хотим, что живешь нормально. И вообще на обстановку. Не волнуйся, Лизонька, я этих двоих приструню — доставать тебя не будут.
— Твоя мать намеревалась тебе центнер продуктов везти. Еле уговорил, чтобы весь магазин не скупала, — прошептал папа мне на ухо.
Но мама услышала.
— А кто-то порывался Лизе названивать каждый час, и требовать смс-отчетов. Кто это был, не подскажешь ли, дорогой? — сузила мама глаза, глядя на отца.
— Так, — бабушка хлопнула в ладоши, — давайте-ка в дом!
Первой вошла бабушка, и я суетливо начала вспоминать — все ли убрала. Дверь в ванную сломана, с ней уже ничего не сделать, но остальные следы «преступления» я подчистила — козлика спрятала в шкаф, на него накидала постельного белья, быстро приготовила перекус и завернула бутылку вина в газету, чтобы семья не подумала, что я стала алкоголичкой.
— У меня все хорошо, — частила я, идя следом за своими родственниками. — Диплом пишу, кулинарю помаленьку, козой занимаюсь. Не зря уехала. Вы не переживайте, здесь спокойно, криминала нет.
— Вот осмотримся — и успокоимся, — отрезал отец. — А то сердце не на месте. Жила дома, на всем готовом, а тут собралась, да усвистала — и не в другой район, а к черту на рога.
— Осматривайтесь, — махнула я рукой. — Я пока чай поставлю.
Я поставила чайник, полезла за чашками, и услышала мамин хмык. Выразительный такой. Я бы сказала — душераздирающий.
— Интересно, — пропела мама.
— Я бы сказала — забавно, — парировала бабушка.
— А я выражусь иначе, только вы уши закройте, — сердито высказался папа.
— Что? — испугалась я, повернувшись к родным.
Первым я увидела мамино лицо. В ее глазах — смешинки. Она чуть сморщила нос — всегда так делает, когда нервничает, и когда пытается смех сдержать. И, судя по подрагивающим губам, сейчас маме хотелось бы захохотать. Она кивнула вниз, на спинку стула, и я перевела туда глаза…
… и чуть не выматерилась вслух.
Вот это я лоханулась! Носилась тут с бутылками вина и козликами, а то, что на самом видном месте развешены штаны Андрея — этого я не заметила. Они в часть интерьера превратились.
— Трофей? — прыснула мама.
— Да, дочка, чьи же это штаны? — нехорошим голосом переспросил папа. — Явно не твои.
— Мужские, — со знанием дела заключила бабушка. — Грязные. И драные, — неодобрительно добавила она.
— Виктора? Вроде, он чистюля, — мама сняла штаны со стула, сложила их, и направилась к ванной. А я чуть не застонала — дверь я нараспашку оставила, прилаживала ее как могла, чтобы семья не заметила погрома, но мама — глазастая, как и я, и все замечает. Что надо, и что не надо.
Однако, вернулась она через половину минуты, еще более, чем до этого довольная. Сверкнула на меня глазами, и подмигнула.
— Эти штаны… они в углу валялись. Видимо, Наталья Игоревна — та, кто за домом присматривала, ими пыль вытирала, — постаралась я объяснить ситуацию, и при этом мысленно ругала себя последними словами.
Ну дура же? Дура! Как можно не заметить штаны, висящие на кухне, где я больше всего времени провожу? Как? Они же бельмо на чистеньком глазу этой кухоньки, они — пиратское знамя в спокойном, лазурном океане.
Зла на себя не хватает! И на Андрея тоже!
— Ну да, — кивнула бабушка. — Знаешь, Лиза, у одной моей знакомой девушки тоже родственники нашли мужские штаны. И она также отнекивалась, как и ты — мол, не знаю, чьи это. Висят штаны, и пусть висят — еды же не просят, а откуда взялись — да кто ж вспомнит. Знаешь, что в итоге случилось с этой девушкой?
— Нет, — убито ответила бабушке, но я знаю, что она в итоге скажет.
— Она умерла! — трагично воскликнула бабуля. — Связалась с проходимцем, семье своей врала, а этот негодяй обокрал ее, квартиру переписал, и убил. Его штаны были.
