Существует такой интересный психологический момент: чем больше в тебя вложено эмоций и переживаний, тем больше тебя ценят. Если совсем просто: мужчина, который заставляет о себе думать, на порядок желаннее, чем тот, что докучает девушке сутки напролёт. Это аксиома.
Ладно, бёдра для приличия обернул — мысленно сжимаю яйца в кулак, и иду штурмовать неприступную крепость. Не оставляя себе времени передумать, рывком открываю дверь. Но…
Образно роняю челюсть на пол.
Возмутительно.
Хрусталёва вместо того, чтобы меланхолично смотреть в окно, сокрушаясь из-за нашей первой ссоры, преспокойно лежит поперёк кровати. Одной рукой подпирает подбородок, второй держит перед собой планшет и что-то мило чирикает на грёбаном французском.
Говорила мне бабушка: «Учи, Станислав, язык аристократов. Пригодится». Накаркала.
Нет, я по бумажке чего-то, может, пойму. Всё-таки пытался порадовать старушку. Но, как любой подросток, в первую очередь заинтересовался матерными словами. Ими по большей части и ограничился.
Ася, не переставая широко улыбаться собеседнику, посылает мне вопросительный взгляд. А я б и рад сказать, что зайду чуть позже, но тут мужик, с которым она общается вдруг выдаёт знакомое мне словосочетание: ma bite…
Кажется, слышу, как скрипят мои зубы.
Чего?!
Грохочущий поток сознания в момент накидывает с десяток подходящих контекстов. А суть одна: «bite» этот, куда ни вставь — будет «член».
То есть, со мной она пойти на свадьбу не хочет, зато трепаться с кем попало о мужском достоинстве — за милую душу?!
Решение настигает со всей внезапностью крутых виражей. Не знаю, какое там у лягушатника хозяйство, а я размером своего вполне доволен, благо ни душ, ни шок не сбили боевой настрой. Поэтому, игнорируя жест Аси, указывающий на дверь, мрачно обхожу кровать и останавливаюсь прямо позади неё. Что, безусловно, выглядит не очень-то вежливо, но когда такие мелочи меня останавливали.
— Bonjour! — гаркаю единственное приветствие, которое мне удаётся вспомнить.
Не уверен, это именно «Здравствуй» или дословно «Доброго дня» поздним-то вечером. Да и неважно. Главное, чтобы мой «bite» было хорошо видно. Для чего, собственно, и ослабляю полотенце, наглядно показывая внушительный градус наших с Хрусталёвой отношений. Пусть валит, басурманин, землячек ублажать.
Мужик, кстати, даже на вид утончённый француз, моим манифестом проникается влёт. Аж не по себе как-то становится. Ася, и та в душе таращилась с меньшим энтузиазмом.
— Salut! — после непродолжительной паузы отмирает лягушатник. Что-то пулемётной очередью начинает картавить. На что Ася, наконец, оборачивается, делает большие глаза и кидает в меня распечатанным йогуртом.
Белесая жижа с банановым запахом шлёпается мне на грудь. Меткая, зараза.
— Oh, pardon! — это она уже собеседнику, лихорадочно тыкая по иконкам на сенсоре. — Au revoir, Jean!
Ну вот, совсем другое дело.
— Прежде чем ты закатишь скандал, хочу сказать в своё оправдание, что твой Жан — обычный Ваня. Тот, который дурачок, — выпаливаю скороговоркой, так как опыт подсказывает мне, что взбешённую женщину уже не перебить. — Где, чёрт побери, его ярость? Где экспрессия?
Я б уже точно билеты на самолёт заказывал.
— Ты, наверное, имел в виду радость? — не оборачиваясь, бросает Ася. — Жан — мой друг. И никем другим быть не может.
Голос командирский, злой. Она повёрнута полубоком. Халат обтягивает аппетитный зад, одна нога раскрыта до середины бедра. Моё угасающее от голода сознание лихорадочно пытается выгрести из пучин тёмного бессознательного, но тормозит в районе тонких лодыжек. Хочу почувствовать их на своих плечах, и всё тут.
— Внезапно, — инстинктивно сглатываю, заставляя себя отвести глаза. — Это из-за него, что ли, весь сыр-бор с твоей несвободой? Прости, Солнце, но это финиш. Неужели тебе настолько всё равно за кого выскочить замуж? Лишь бы прописка за бугром.
— Тебе шампунем остатки мозгов вымыло, Королёв?
— Он рассказывал тебе про свой агрегат, — обличительно щурюсь.
— Повторяю, это мой давний друг по переписке. Он иногда помогает с французским. Лучший способ выучить язык — общаться с его носителем. Не слышал? — приняв сидячее положение, Ася оценивающе проходится по мне взглядом снизу вверх и изгибает в усмешке бровь. — Жан как раз объяснял мне, что у них, когда приходится что-то делать подручными средствами, говорят: своим ножом и членом. Кстати, прикройся уже, ради бога.
Ха! Мою покорность ещё нужно заслужить.
— Не забывай следить за дыханием, — улыбаюсь, чувствуя удовлетворение напополам с непреодолимым желанием её поддеть. — Оно сейчас слишком явно выдаёт возбуждение.
— Это гнев, — не теряется Ася, тоскливо разглядывая стекающий по мне йогурт. — Твоими стараниями я осталась без ужина.
— Наш ужин на кухне, — чеканю, выделяя первое слово. — Я зашёл позвать тебя к столу.
— Я питаюсь отдельно, — она независимо вскидывает подбородок. — Не вижу причин что-то менять.
Моя улыбка становится кривее и шире.
Вот! Вот они — эмоции. Дикая энергия, что трещит вокруг нас, вздыбливая каждый волосок на теле.
— А как же сегодняшний завтрак? — упираюсь голенями в край кровати.
— Это были мои яйца, — отбивает она язвительно.
Ася так захвачена перепалкой, что пока не чувствует подвоха.
— Так я реально лишил тебя ужина? — цыкаю, вставая коленями на матрас. — Какая досада. Сейчас мы это исправим.
Будто невзначай заправляю рыжую прядку ей за ухо. Ася дёргается, запоздало осознавая мою вопиющую близость и абсолютную наготу.
Поздно, милая.
Рывком придвигаюсь на расстояние выдоха.
— Стас, какого…
Сгребаю в кулак непросохшие волосы, мягко запрокидывая ей голову.
— Будь так добра, заткнись, — выдыхаю хрипло губы в губы. — Сейчас ты тщательно слижешь с меня свой чёртов ужин, и я уйду. Или откажешься, и тогда я останусь…
Глава 16
Её глаза немного расфокусированы. Ася не может быть уверенной, что я пойду до конца, но ей необходим предлог, чтобы сорваться. А я нарочно не уточняю, как далеко готов зайти, и точно знаю, чего добиваюсь. Кайф проучить чертовку тоже неплох.
Медленно приближаю её лицо к своей груди. Не дышу, как перед прыжком в пропасть.
Внутри всё обрывается от пробного скольжения языка по коже. Асин вымученный стон взрывает тишину.
Господи, помоги мне.
— Приятного аппетита, — отрывисто вышёптываю во влажную макушку.
Ослепляющее удовольствие заставляет крепче стиснуть зубы. Я слабо контролирую свои движения, ещё хуже мысли. Сдерживаться сложнее, чем я мог представить. По задумке мне нужно изобразить покерфейс. Похоть шлёт к чертям мою задумку и меня вместе с ней за компанию.
Не сдержав рваного выдоха, пробираюсь пальцами свободной руки за ворот халата. Собираю мурашки на лопатках, пересчитываю выступающие рёбра, жадно впитываю прохладу нежной кожи. От осознания, что вот она — бери, внутри обдаёт жаром. Но ещё не время. Для секса — самый раз. Для отношений — рано.
— Ещё раз так сделаешь, по губам получишь, — рычу, когда Ася прикусывает мой правый сосок.
Это было бы приятно, если б не было так больно.
Говорю же — рано. Слишком зло скользит по мне юркий язычок, слишком мстительно зубы оттягивают кожу. Дикая она ещё, неприрученная. А покорность — это больше, чем часть тактики. Это — природа. Ещё Ницше писал, что женщина отдаёт себя без остатка, мужчина — принимает дар, и никак иначе.
Я так сильно хочу взять, что мышцы горят. Сердце, того и гляди, рёбра проломит! Но светит мне максимум набор из трёх букв, и то хорошо если поутру.
— А так? — невинно уточняет Ася, обводя коготком свеженький засос под рёбрами.
— А за такое получишь по заднице, — перевожу ошалевший взгляд на обтянутые халатом ягодицы. Выгнулась-то как зрелищно. Вот же зараза строптивая.
Бесится. Оно и понятно, кому охота прогибаться. Вот только пока послушный рохля чешет такой бестии спинку, она тайком мечтает о властном самце. Просто потому, что так природой запрограммирована.
