А через месяц с ужасом осознал, что моё сердце забилось вновь. Для неё. Только повстречав свою истинную пару моё сердце могло забиться. Это точно была Стеф, сомнений нет. Вот так, мёртвое сердце охотника смогла взбудоражить, вдохнуть в него жизнь, обычная человеческая девушка. Но для меня в ней не было ничего обычного.
Она слишком нереальная, чтобы быть правдой. Наверное, Бес и многие, кто повстречали свою истинную пару, сначала испытали страх. Но не за себя. За неё. Теперь план Беса держаться подальше от своей пары, дабы не навредить, не казался мне таким глупым. Не хотелось втягивать эту девушку в то дерьмо, в котором я кручусь каждый день.
И горькая правда дала пощечину, когда я понял, что осталась последняя лекция, где я её увижу. Между нами уже образовалась связь, я знал, чувствовал это. Жаль, что Стеф не в силах её познать, будучи человеком. Это чувство окрыляет, и в то же время приковывает тебя только к одному человеку. Ты словно ходишь с чёртовым солнцем в груди, которое всё время пытается сжечь тебя изнутри. И оно успокаивается, затухает, только когда твоя пара рядом. Она становится для тебя миром, вселенной, и ты готов смотреть на неё часами, просто так, как настоящий безумец, псих.
И я стал наблюдать за ней, скрытно, не показываясь на глаза, провожая почти каждый день до дома. Но этого было чертовски мало. Я не могу ощущать её запах, ставший для меня самым мощным афродизиаком, находясь так далеко от неё.
До первого инцидента.
Стеф оказалось невероятно везучим человеком, вечно попадая в неприятности. Но одна могла закончиться самым плачевным образом и я, недолго думая, кинулся за ней в воду. И тогда, всё мое самообладание дало жирную трещину, когда я первый раз коснулся её. Это было как заряд тысячей вольт. Приятный, будоражащий. И хотелось ещё. Я ругал себя, обещал бросить эти слежки, которые начали сводить с ума не только меня, но, кажется, и её тоже.
Вторая ошибка была, когда я, заботясь о её обнажённом теле, решил отдать свою кофту, совершенно позабыв, что это откроет моё лицо. Но когда я снял толстовку, было уже поздно, и казалось, что девушка совсем не удивлена, увидев моё лицо.
Что творилось в её голове? Почему не испугалась ещё сильнее? Не убежала? А лишь сильнее прижалась комочком к моей груди. Как приятно. Как правильно это было сейчас.
Третьей ошибкой было то, когда я дал о себе знать, заговорил с ней, когда увидел на столе в библиотеке статью о своем прошлом. Флэшбеки пронеслись в голове о той ужасной ночи. Я был зол и безумен, выдернув ту статью из старой газеты.
Четвертая и самая главная ошибка — поцелуй. Её запах завладел мной, а её тело так приятно дрожало от моих прикосновений. Прошли долгие, бесконечные годы, когда я в последний раз кого-то целовал. Может, я забыл, что это такое, а может быть, те поцелуи, которые были у меня раньше, были не примечательными, безликими. И жадное прикосновение к её губам, и гулкое биение её сердца, пробежали по венам, спуская с тормозов. Её вздохи и тихие стоны заменили мне кислород. Почти до ломоты в костях, я оторвался от неё и убежал, как последний трус.
***
Девичий пронзительный крик вернул меня в холодную камеру.
Стефания.
Я бросился к решёткам, чтобы рассмотреть получше и увидел лишь, как её извивающееся от боли тело, заносят в соседнюю со мной камеру. Двое прислужников Алека бросили Стеф на пол и закрыли за собой замок.
Пронзительные вопли вперемешку с плачем не прекращались долгие часы, отчего и я закричал, пытаясь заглушить хоть на секунду её крики, что резали всё внутри подобно острому маленькому лезвию. Сантиметр за сантиметром, прямо по живой плоти. Самое ужасное было то, что я никак не мог ей помочь, не мог облегчить её страданий, не мог даже увидеть её.
Крик.
Её голос стал садиться, уже отдавал хрипотцой. Я прижался лбом к холодной стене, что разделяла нас, и морщился от боли каждый раз, когда снова слышал очередной крик, словно это мне ломало кости изнутри, не оставляя видимых следов. Как бы я хотел поменяться сейчас с ней местами, лишь бы она не испытывала все прелести обращения, хоть немного бы забрать её боль.
Не знаю, сколько прошло времени, но крики переросли со временем на жалобные стоны, а вскоре и совсем стихли.
Кажется, время пришло.
Стеф, прости меня если сможешь.
Глава 6
Глава 6.
Первое, что я попыталась сделать - это вдох, маленький, короткий, но такой нужный. Легкие моментально воспламенились, словно я глотнула не воздух, а бензин с подожженной спичкой. Тело не сразу вспомнило как двигаться, но когда это сделало, то почувствовало адскую боль в мышцах. Безумное жжение в горле и голод — именно это я ощутила прежде, чем открыть глаза.
Я лежала на бетонном полу, окруженная голыми стенами и решеткой. Странно, что несмотря на темноту, могла чётко видеть очертания своих рук. Казалось, нюх стал острее, и в нос ударили запахи сырости, морской воды и чего-то… Соленого … Металлического… Кислого… Как кровь. Во рту что-то мешалось. Я попыталась ощупать это языком, но тут же прикусила его. Клыки вытянулись и стали острыми. Стоило мне ощутить вкус крови во рту, как моя жажда стала невыносимее, что я аж взвыла, держать за горло.
Внутри всё трёт наждачной бумагой и боль каждый раз усиливается, стоит только проглотить слюну. Боль, боль, боль, одна сплошная боль во всём теле, но вместе с ней чувствую непривычную силу и мощь в своих никудышных мышцах. В голове мелькают картинки того, что я помню прежде, чем очутиться здесь.
Библиотека. Поцелуй. Невыносимо сладко. Ледяные пальцы на моей шее. Я в ловушке. И падаю. Падаю.
Я задыхаюсь в этой темноте, в которой отчего-то могу увидеть каждую пылинку в воздухе, каждую микротрещину в стене. И только мои жалкие всхлипы заполнили всё пространство, как раздался знакомый голос.
— Стеф! Стеф! Ты очнулась! Слава Богам, — слышу облегчённый выдох Дока.
— Джереми, я не понимаю, — слёзы наперебой катятся из глаз, пытаясь обогнать друг друга, — Где ты? Где мы? Что мы тут вообще делаем? Что происходит? — Мой плач сдавливает горло, от чего дышать и говорить становится еще больнее. Уже готова царапать ногтями кожу, чтобы затупить одну боль другой.
— Стеф, прости меня. Это я виноват. Из-за меня мы здесь. Из-за меня ты стала… Такой.
По венам гордым потоком несётся раскаленная лава. Ещё чуть-чуть и прожжёт кожу изнутри.
— Мне страшно. Мне больно. Почему мне так больно?
— Тебе станет лучше, как только ты поешь, — его голос звучал противно успокаивающе. По крайней мере, он пытался утешить, отчего только больше злил.
— Я не хочу есть! Мне нужна вода! Моя жажда…
Послышался звук открывающейся железной двери, царапающей бетонный пол. Девичий смех граничащий с истерикой наполнил длинный тёмный коридор. Её медленные шаркающие шаги временами становились почти невесомыми, словно она плыла по воздуху. Двое парней в деловых костюмах несли под руки обмякшее тело босой блондинки в неприлично коротком платье. Она игриво хваталась за мужские плечи, повисая то на одном то на другом, мягко касаясь ладошкой их лиц. Улыбка. Её хмельная, блаженная улыбка не вписывалась в картину происходящего.
Я вжалась в стену, когда эти двое занести это плохо стоящее тело в мою камеру. Запах алкоголя и соли с металлическим привкусом заполнил всё пространство, от чего всё тело внезапно сладко заныло. Девушка захныкала, когда поняла, что её хотят оставить здесь, прося своих сопровождающих об ещё одном разе.
— Кэти, теперь тобой займется она, — один из мужчин указал на меня и, шлёпнув блондинку по попке, оба ушли.
Девушка повернулась в мою сторону, стараясь сфокусировать на мне свой безумный взгляд. Он загорелся, вспыхнул интересом, когда нашел меня, а на лице расплылась улыбка чеширского кота. Жутко.
— П-привет, — прошептала я незнакомке.
Та никак не отреагировала, лишь смотрела куда-то сквозь меня. Девушка еще какое-то время безвольной куклой стояла посреди камеры, но через секунду стала оседать на пол, раскинув ноги в разные стороны, обнажая нижнее белье. Чем больше времени проходило, тем хуже я себя чувствовала. Кто-то разорвал пакетик с металлической стружкой и сыпанул мне прямо в глотку. Жжет.
