Я болел этот идеей, носился с горящими глазами, пока наш главарь — Бес — не сказал мне чёткое и решительное — нет. Посещение лекций в человеческом мире ставило под угрозу в первую очередь моих, так называемых, сводных братьев-охотников и, конечно же, нашу персональную ведьму — Алишу. Мы не контактировали с людьми, не выдавали местонахождение своего бункера, хотя в последнее время многим нашим недоброжелателям оно стало известно, и вели в основном ночной образ жизни, убивая одичалых тварей, тем самым расчищая землю от них и зарабатывая себе на жизнь.
Бес беспокоился, что наша устоявшееся система однообразного существования под землёй даст трещину, что-то может пойти не так, если я схожу на несколько занятий в человеческий мир. Конечно, ему было проще, веселее в нашем общем аду нескончаемых отрубленных голов монстров. Его лучиком света, его солнцем стала Алиша. И пусть их отношения казались поначалу безумными и больше походили на боевые действия, то сейчас этих двоих было просто не разнять. Ведьма и охотник, кто бы мог подумать, что такое возможно. Если кто-то осмелился бы даже на секунду предположить, что наш бешеный главарь найдет себе истинную пару и в её объятиях станет мурчащим котёнком, этому человеку рассмеялись бы в лицо, да и разукрасили его напоследок парочкой фингалов за такие опрометчивые мысли. Но так всё и случилось, и теперь мы с охотниками буквально дерёмся за ночное дежурство, лишь бы сбежать на работу и не слышать их почти круглосуточные стоны и шлепки мокрых тел, которыми они пометили уже каждый угол в нашем бункере. Я был искренне рад за своего друга, но, всё же, глубоко внутри рылась и скребла зависть.
Наверное, она посетила каждого из охотников, смотревших на счастливого Беса. Ведь никто не мог предположить, что охотники на нечисть тоже имеют право на любовь, взаимную и самую сильную. Долгое время мы думали, что были созданы для одного — убивать и контролировать баланс между миром людей и сверхъестественных тварей, поддерживать в нём порядок. Но глядя на Беса и Алишу, на их горящие огнём влюбленные глаза, это давало надежду. Надежду на то, что мы тоже этого достойны.
И вот, одна жаркая ночь со своей Невестой, и Бес дал мне добро на посещение лекций. Ох, всё-таки он под каблуком этой рыжей бестии. Конечно, не за просто так Алиша согласилась мне помочь, но её список разнообразных трав и корений, которые мне надо было ей доставить, меня не пугал. Условий от нашего главаря было два — не вступать в контакт с людьми и не привлекать внимание.
Ничего сложного. На первый взгляд.
Натянув пониже черную, ничем не примечательную толстовку и проплатив декану за свои посещения, бегу на лекции в университет, как обычный студент. Как обычный человек. От этой мысли стало смешно и грустно. Как давно я был обычным, живым.
Выбор был невелик, единственное свободное место около окна. В предвкушении жду начало занятий, сверля взглядом пустую тетрадь. Нервы начинает немного потряхивать, словно я первый раз пошёл на охоту на оборотня, а я всего лишь нахожусь в месте большого скопления людей. Непривычно.
Нос охотника более чувствителен к запахам и способен распознать, кто сейчас перед ним — оборотень, вампир, ведьма, его собрат-охотник или человек. И в этой аудитории пропитанной разнообразными фальшивыми одеколонами и духами, мне становилось дурно.
Но тут появился он. Запах, благодаря которому я не сошел с ума в этом обилии ароматов. Он проплыл совсем рядом и сел за парту позади меня. Лёгкий, сладкий, но такой дразнящий. Я замер, стал прислушиваться к его оттенкам, что туманят разум, наполняя его розовой мягкой ватой.
Лекция началась, и я всячески пытался сосредоточиться на словах профессора, но все мои мысли, мой нос, возвращались к этому запаху. Он точно принадлежал девушке. Я мог слышать, как она старательно выводит каждую букву на бумаге, бесконечно поправляет за ухо непослушную прядь волос и как она разочарованно выдохнула, видимо, как и я, поняв, что старый учёный своим монотонным бубнежом не принесёт нам никаких новый знаний, и мне — интересной информации.
Она пахла как рай. Нечто сладкое, но не приторное, наоборот, нежное, похожее на малину. Это навеивало тёплое и сладкое до боли воспоминание, когда мама в детстве приносила летом свежую малину, а зимой перетёртую с сахаром.
Я должен её увидеть. Полтора часа боролся с желанием развернуться на источник моего слипшегося разума. А что потом? «Не контактировать с людьми» — пронёсся в голове голос Беса, и я тут же одёрнул себя от дурацкой затеи.
И сорвался с места, унося ноги прочь от соблазна, стоило только профессору объявить об окончании лекции. В голове её запах. Он не выходил, призывал вернуться. И я вырисовываю образ его обладателя — с тонкой и чистой душой и телом девушки. Перспектива оставаться с ней рядом была очень манящей. Не могу отступить и разрабатываю в голове план как остаться незаметным.
Я соврал Бесу, что лекции меня впечатлили и намерен продолжить своё обучение. И снова бегу в университет, и сажусь на прежнее место, предварительно раскрыв нараспашку окно. Остаётся только надеяться, что незнакомка вновь сядет позади меня.
Я мог поклясться и закричать в голос от того, что моё мёртвое небьющееся сердце сделало короткий, но заметный, удар, стоило только увидеть её очертания в оконном стекле. И больше я не мог оторваться от неё.
Именно такой моё воображение и рисовало её — хрупкая, невинная, и такая недосягаемая для меня. У неё были почти кукольные черты лица — фарфоровая кожа, с лёгким румянцем, розовые губки и огромные глаза цвета жаренной карамели. Сладко. Её волосы цвета кофе сегодня были собраны в пучок, и я не смог наблюдать как она борется со своей прядью. Жаль. Хотелось ловить каждое её движение, следить, изучать. Что я и делал.
С началом следующей лекции я повторил свои действия для подсматривания за девушкой. Нагло. Но по-другому не мог. Я не мог с ней заговорить, не мог открыто посмотреть на неё, не мог провести по шелковистым волосам, вдыхая их дурманящий аромат, не мог…
Чёрт.
Сердце ударило в рёбра с диким рывком, стоило увидеть, как она задумчиво закусила нижнюю губу. Это сразу отдалось приятной пульсацией в паху.
Это нереально. Так просто не бывает. Сумасшествие. Наваждение.
В своих мечтах я похоронил затею с ней заговорить, а тем более зарыл поглубже мысль надеяться на что-то большее. Хотя очень хотелось. Безумно, блять, хотелось. Её манящие изгибы, тонкая талия, округлые бедра… Ладони так и покалывало взять и смять их, проверить на сколько они мягкие и упругие. Её выступающие ключицы можно было назвать особым видом искусства. Они были созданы для жарких поцелуев, от которых потом остаются следы в виде засосов.
Мне нравилось наблюдать, как приоткрываются её очаровательные губы, когда она тяжело дышит. Вот бы коснуться их, хоть кончиком языка почувствовать вкус. Я уверен, он бы тоже отдавал малиной. Эта девушка заставила меня снова чувствовать. Оказывается, я уже и забыл, каково это. И я начинал скучать, когда хоть сутки не видел её. Скучал по тому, как она обжигала мою душу.
Кто-то позвал её, и она откликнулась на имя Стефи, пробурчав почти про себя: «Я же говорила, просто Стеф». Я смаковал её имя часами, сутками на языке, проговаривая в слух, и представлял, как она произносит моё настоящее, и такое забытое имя.
Её эмоции. Это было красиво. Смущение, желание, озорные нотки, пляшущие в карих глазах, стали моим личным магнитом. Наблюдать за ней и не иметь возможности прикоснуться — стало своего рода мазохизмом, личной пыткой. Но я подсел. Окончательно и бесповоротно.
Алиша почувствовала перемены во мне, то ли благодаря ведьмовскому дару, то ли женскому чутью, но она вывела меня на разговор, и я всё рассказал ей о Стефании, взяв слово не говорить про неё Бесу. Поначалу она искренне не понимала, почему я не заговорю с ней. Но я знал, заговорив в ней, дав себе такую слабость, я не смогу остановиться на этом. Я подвергну её опасности, её человеческую жизнь. Алиша приняла мои мысли и подтвердила, что так будет действительно лучше, добавив, что ей больно смотреть, как я чахну.
