Откашливаюсь, стараясь справиться с накатившим безумием.
– Видел твои картины. Очень талантливо, – говорю, прихлебывая чай. – Если они продаются, я бы купил… парочку.
– Я вам и так подарю, – улыбается Катя. И будто от солнечного света озаряется насупленное личико. – Я их не продаю. Еще не научилась, – неуверенно пожимает плечами.
– Научишься, – улыбаюсь в ответ.
– А вы рисуете?
– Ну какой из меня художник, Кать? – усмехаюсь в ответ. – В первом классе на уроке рисования училка наша велела изобразить желтые листья. А зимой – говорит- будем рисовать снежинки. Ну я возьми и спроси: «Мне еще зимой сюда ходить придется?». Ржал весь класс. А мне двойку влепили за сорванный урок. Так всю охоту отбили к рисованию. А был бы сейчас известным художником. Этим… как его? Рубенсом!
– Не повезло, – иронично качает головой Катя и, отвлекшись от горьких воспоминаний, рассказывает. – А у нас в третьем классе было домашнее задание нарисовать сказочных героев. Я решила побыстрее сделать и нарисовала простую ромашку с четырьмя лепестками. Подписала работу «Дюймовочка». А когда учительница спросила, а где же она? Ответила «Спряталась!».
– Вполне логично, – киваю, сооружая еще бутерброды. – Ешь, Катюшка. И спать будем. Ты в спальне, а я на диване.
– Вам же тут неудобно, – ойкает Катя.
– Нормально, – мотаю головой. – Я в случае необходимости и на асфальте уснуть могу. А тут целый диван!
Мы долго пьем чай. Болтаем о пустяках. А когда Катерина уходит спать, чувствую теплоту и нежность к этой девочке, заживо похоронившей себя в гребанных «Соснах».
Постепенно мысли переходят на Айрата. Нужно найти эту падаль раньше, чем он объявится здесь. И максимально усложнить ему жизнь. Надо обезопасить Катю и тут все средства хороши.
«Пробей. Срочно», – отправляю вводные Тарасову.
«По Масловскому пока отбой», – пишу сообщение следом.
«Так уже пошла волна. Остановить?»
«Нет смысла», – отмахиваюсь я. – Пусть заодно проверят».
И завалившись на диван, пролистываю в телефоне информацию по Айрату. Вглядываюсь в жесткое лицо и глаза как рептилии. Нехорошие глаза. Увеличиваю разрешение картинки и, сцепив зубы, внимательно изучаю будто вырубленные топором черты лица. Узкая складка губ, глубоко посаженные глаза не говорят, вопят о патологической жестокости человека и коварстве. А еще накачанный торс и кулаки с голову младенца. Сука. Видел я таких. Обламывал. И этой падле наваляю.
– Беги, тварь. Беги, пока не поздно. Если найду, пожалеешь, что родился.
Отложив телефон в сторону, тру глаза, пытаясь понять, с чего начать. Жаль территория не наша, а сопредельного государства. Но я и там порешать могу. Только напарник нужен… Кого бы взять?
Перебираю в уме своих пацанов. Тех, с кем мы родственники по судьбе, а не по крови. И вздрагиваю, когда открывается дверь спальни.
Катя! Я думал, она заснула…
«Зачем пришла? – тревожно колотится сердце. – Если за дозой великой и чистой любви, прогоню нафиг».
– Спокойной ночи, Василий Петрович, – высовывается в проем лохматая голова.
– Спокойной, Кать, – киваю я и неожиданно прошу. – Можешь, оказать мне одну услугу?
– Какую? – смотрит на меня обескураженно.
– Попробуй называть меня просто по имени. Это не сложно? Или я такой старый?
– Да… то есть нет, – ойкает Катерина и, покраснев, скрывается в спальне. Несильно хлопает дверь.
«Сам дурак, – заявляет с ехидством внутренний голос. – Не фиг к молодой девчонке в компанию набиваться. Взрослые дядьки ближе к сорокету ее мало интересуют».
Глава 13
Катерина
«Назови меня тихо, по имени», – напеваю, свернувшись клубочком.
– Ну и как же вас теперь называть, Василий Петрович? – шепчу еле слышно. – Васятка? Или Василек? Или Баз?
«Имя очень красивое, но без отчества не идет с языка – подкладываю руку под подушку. – Тут или ласково по-домашнему. Васенька или Васечка, или уже официально».
Васечка. Кручу на языке новое имя. Васечка. Красиво.
Жена моего отца зовет его Сашечка. И меня немного бесит детская производная имени. Относительно взрослого мужика звучит глупо. Но папе нравится. Да ему все нравится, что говорит или делает Настя.
Но Васечка…
Хихикаю тихонечко, уткнувшись носом в подушку.
Красивый мужчина. Наглый и властный кабан. Но чувствуется в нем надежность какая-то и абсолютная честность. Правильно, дядя Женя сказал «Беги к Петровичу!». Без особого Макаровского пинка я бы точно не решилась. Тем более, наперла Ордынцева, а потом явилась через два часа.
Из соседней комнаты доносится еле слышный храп. И я улыбаюсь бесшабашно. Куда-то прочь улетучиваются страхи. К Ордынцеву точно никто не сунется. Себе дороже. И я в его тени хоть на время могу почувствовать себя в безопасности. Никто не видел, как я проскочила по коридору. А камеры Евгений Ильич контролирует. Кто бы не хватился, я могла уехать со скорой или сбежать. Нет меня в «Соснах». Уехала.
Повернувшись на спину, лениво смотрю в потолок. Провожу ладонью по чуть хрустящей свежей простыне. И думаю. Думаю.
Если за покушением на Юру стоит Айрат, значит он где-то рядом. Или его люди, которым поручено доставить меня к нему. И если свою главную опасность я знаю в лицо, то доверенных лиц Айрата даже вычислить не смогу.
«Спокойно!» – приказываю себе. Обратившись за помощью к Генералу, я повела себя непредсказуемо. И даже проберись сейчас Айрат в мои апартаменты, его ждет сюрприз.
Большой сюрприз.
Кровь стынет в жилах, стоит только представить. Дрожу как от холода, зуб на зуб не попадает. Но воображение упрямо подсовывает красочные картинки. Мой мучитель здесь, в «Соснах». Вот он перепрыгивает через забор. Бьет в живот охранника и быстрым шагом сбегает с пригорка к жилому корпусу. Локтем разбивает окно на террасе и входит в мою спальню. Сначала крадется будто вор, а затем, обнаружив мое отсутствие, как раненый буйвол носится по комнатам, сшибая все на своем пути.
Самое ужасное, шум никто не услышит. На втором этаже находится процедурный кабинет. А там в это время никого нет.
Папа, конечно, все предусмотрел. Но не учел прямого нападения. А от Айрата можно ожидать любой подлости. Коварный, жестокий тип.
Тело скручивает от фантомных болей. Сначала острым огнем вспыхивает подреберье, а затем голени. Айрат никогда не бил по открытым частям тела. Ни разу не задел лицо. Хладнокровно и жестко ломал меня морально и физически.
Вздрагиваю, пытаясь забыть. Все забыть раз и навсегда! Но не получается. Каждый день помню, каждую минуту.
Хорошо, вовремя успела подать сигнал бедствия. И папа, мой любимый папа, все сразу понял. И организовал целую кампанию по спасению.
Я сначала испугалась, когда Айрата арестовали прямо в его любимом кафе на Кутаисской. Все сидела за столиком и не понимала, как поступить дальше. Стокгольмский синдром. Палача увели, а жертва осталась.
«Беги! Звони отцу» – орал здравый смысл. А я все сидела и в ужасе не могла пошевелить рукой. Смотрела на чашечку кофе в серебряном резном подстаканнике. И не двигалась с места. Только когда в кафе влетел отец, поняла, кто стоит за арестом моего мучителя.
Год восстановления не прошел даром. Детокс, психолог, общая терапия. Я справилась. Встала на ноги и уже не так часто озираюсь по сторонам. Не боюсь темных теней в переходе между жилым корпусом и клубом. Не шарахаюсь от похожих на Айрата людей. И могу даже ходить одна по территории «Сосен». Вот только сегодня расклеилась.
Из головы не идет Айрат. Но тень моего мучителя заслоняет мощная фигура Генерала. Он защитит, я ему верю. Не знаю почему. Инстинктивно принимаю его помощь. И надеюсь больше, чем на папиных безопасников.
Жаль, через двадцать дней уедет. Но к тому времени, отец уже разберется, что случилось с Юрой. И примет меры.
Снова злюсь на себя. Будь я поумнее, не влипла бы в Айрата, как идиотка. В той прошлой жизни я много совершила глупостей и подлостей. Вот вселенная и выписала мне наказание. Карма быстро прилетела.
