Я всегда зарабатывала сама. Я недостаточно умна и интеллигентна, чтобы жить скромно, ведь мои запросы чересчур велики. Говорят, что деньги любят счет. Но я решила не продавать свою свободу, даже очень дорого. И всегда выхожу сама из самых затруднительных ситуаций. Если я не смогу больше сниматься в порнографических фильмах, я всегда могу вернуться к работе переводчика или заняться бизнесом. Сексуальность и труд – вот животворящие источники Сильвии Бурдон.
Меня не волнует, если однажды мне придется заниматься только домашним хозяйством. Я выберу уединенную жизнь. А ведь многие боятся этого и быстро попадают в денежную зависимость: двадцать клиентов и один муж – это одно и то же. Я хочу быть свободной, чтобы проводить три месяца в США или послеобеденное время в Марли. Быть путаной – означает постоянную зависимость от клиентуры: нужно тщательно заниматься собой, следить за постоянной клиентурой. Заниматься этим целыми днями у меня нет ни малейшего желания. Мое свободное волеизъявление гораздо важнее для меня, чем зависимость, какой бы высокооплачиваемой она ни была.
Предложение побыть две недели дорогой проституткой встречено мной с большим интересом. Я вспоминаю необыкновенный фильм Феллини «Рим», который просто поразил меня. Там в прокуренном борделе толстые проститутки принимают по сорок солдат в день, хотя триптих кровать – полотенце – биде отнюдь не вызывает возвышенных духовных переживаний.
Более того, я согласна с Клемансо, когда он говорит, что самое лучшее мгновение в любви – это когда поднимаешься по лестнице в предвкушении любовного свидания. И заниматься этим пятнадцать дней с массой незнакомых людей, которые оставляют на тумбочке у кровати банковские билеты, кажется мне наилучшим способом достичь совершенства.
Мои друзья решили найти мне хороший дом в Голландии, стране, так любимой мною, родине многих технических оснащений для сексуальных удовольствий, стране подпольных кинематографов и всех форм свободы. Там я встретила Монику ван Клиф, великую жрицу садомазохизма, которая владеет самой большой в Европе коллекцией орудий пыток. Я рассказала ей о моих намерениях. Она тотчас же взялась за организацию моей ускоренной стажировки в одном из борделей Гааги. Я была в восторге.
Вечер в «Континентале»: бар, танцующие пары. Я приезжаю в сопровождении свиты, дрожа от волнения, как молодой послушник перед посвящением в сан, надушенная, в прозрачных развевающихся одеждах – Непобедимая армада. Направляюсь в бар – клиент должен видеть товар лицом. Цена от 50 до 150 флоринов в зависимости от функциональных возможностей, производительности и эффективности. Прекрасный дебют. В 23 часа я в баре с другими проститутками, пардон, хозяйками. Мы – хозяйки, которые угощают клиентов, развлекают милой болтовней перед тем, как предложить подняться наверх. Один час на все. Будет еще точнее, если подвесить на клитор счетчик со звуковой сигнализацией, отмеряющий время. И это будет не бордель, а забегаловка для автомобилистов.
Я разглядываю своих коллег. Сильно накрашенные, виляющие задами с грацией коров. Первые клиенты, все почему-то в серых костюмах и с портфелями атташе, начинают «клеиться» к дамам. Один из них подкатывается ко мне, скромно прикасается к моей руке. Мы выпиваем по бокалу вина и сразу отправляемся в номер. Широкая кровать, освещение, конечно, красным светом, умывальник и туалетная перчатка. Малоприятное ощущение находиться в жалком отеле со случайным любовником. Я мечтала о Феллини, а попала в убогое заведение. В большом зеркале напротив кровати я вижу типа, вытаскивающего член из брюк. Что должна делать профессиональная проститутка в таком случае? Я прошу его поторопиться, но ему хочется поболтать. Он без конца задает вопросы: давно ли я здесь? Не француженка ли я? Он говорит по-французски с акцентом и находится под влиянием распространенного мифа, что Париж – мировая столица сношений через зад. Он работает надо мной со знанием дела и заканчивает со спокойной совестью. Потом он начинает одеваться, задавая мне кучу вопросов. Он убежден, что я бедная девушка, когда-то обманутая каким-то негодяем и погубившая свою судьбу. Он думает, что я выросла на какой-нибудь ферме в Оверни, которую навещаю раз в год по разрешению хозяина заведения и когда удается скопить денег на поездку домой. Я чувствую, что он готов спасти меня. Я зеваю от скуки, тороплю его, чтобы он поскорее одевался, успокаиваю его, говоря, что я здесь по своей воле. Когда я снова спустилась в бар, хозяин отругал меня за опоздание.
Второй клиент был похож на испанца. Он отстрелялся быстро, как из базуки. Опять спускаюсь. В баре несколько кобыл в ожидании клиентов подпиливают ногти и жуют жвачку.
В два часа утра новость: к нам прибыло несколько военных, находящихся в увольнении. Мне достался самый толстый. Я уже писала, что безобразие производит на меня особенное впечатление, жирное тело вызывает у меня опьяняющие приливы желания. У него бриолин на волосах, золото – на зубах и на руках – кольца: мой идеал. Он притерся ко мне и хотел сразу же идти наверх. Помня наставления патрона, я стала уговаривать его сначала выпить. Но офицер продолжал настаивать, и мы пошли сразу в постель. Он – в нижнем белье, я – в трусиках. Это был океан жира, который возбуждал меня. Я начала его ласкать, а он пожирал меня своими сине-зелеными глазками, боясь прикоснуться ко мне. К несчастью, его эрекция напоминала разлив Березины при отступлении Наполеона. Я стала лизать его Аустерлиц, ласкать его Сольферино, возрождать его Бир-Хакейм – военные действия продолжались. Очень довольный, он отступил на заранее подготовленные позиции и заплатил мне тысячу гульденов, воздавая должное моим усилиям. Спустившись вниз и сообразуясь только со своей совестью, я протянула эту тысячу гульденов хозяину. Разразился скандал! Он закатил ужасную сцену, обвинив меня в том, что я обворовываю клиентов, и, гордый, вернул 900 гульденов офицеру: «У нас порядочное заведение». Эта сцена вызвала у меня отвращение. Я обозвала патрона малоприличными словами и решила, что с меня довольно, пора заканчивать карьеру проститутки. Я возвращаюсь в отель, звоню в Париж и прошу Жерара приехать за мной. В этот вечер я плакала впервые за много лет от ярости, от отчаяния, от человеческой глупости, которая так часто разрушает лучшие человеческие побуждения.
Максим… Ах, Максим! С ним я разыграла комедию под видом проститутки, вызываемой по телефону. Он любил Баха, Моцарта, «Битлз» и меня. Это был маленький, педантичный, опрятный старичок. У него уходило не менее тридцати минут, чтобы снять с себя брюки, галстук и рубашку. Он приходился дядей моему другу Жозе. Как-то раз он попросил Жозе познакомить его с молодой дамой полусвета, которая согласилась бы раз в месяц поддержать его иллюзию чувствовать себя прекрасным денди, которым он был, вероятно, в начале века. Я решила, что есть возможность приятно развлечься.
