Мы с ним встретились в отеле: я примерно представляю себе его вкус и поэтому надела кокетливую шляпку, туфли на высоких каблуках и прозрачное платье, которое мне напоминало мою неудачу в Голландии. Я смотрела на него, а он созерцал меня и не верил своим глазам. Он сразу же положил на подушку 500 франков, сказав, что считает за честь познакомиться со мной, и спросил, не сможет ли он что-нибудь сделать для меня и позволю ли я называть себя «дорогая». Он трудился надо мной не более пяти минут и закончил полумертвый от одышки. За пять минут – банковский билет в 500 франков: хорошая сделка. Вечер я провела с Жозе за роскошным ужином. Я виделась с Максимом всего шесть раз; однажды Жозе сообщил, что обнаружил его мертвым в постели какого-то отеля. Он лежал обнаженный и улыбался. Может быть, какая-нибудь другая Сильвия была с ним в его последний момент жизни. Прекрасная смерть. Я храню о Максиме самые нежные воспоминания.
Меня пригласили сниматься в кино, называемое порнографическим, из Международного оргиастического союза. Одна из основных задач этой ассоциации свободного обмена состоит в создании наилучших дружеских контактов с любителями секса всего мира. Сейчас я могу свободно ехать в Амстердам, Нью-Йорк, Милан – повсюду, где есть мужчины и женщины, для которых праздник любви – важная часть жизни. На одном из вечеров я встретила одного из голландских королей секса – Альберта ван Шрамма. Он организует вместе со своей женой великолепные встречи в их доме, специально оборудованном для групповых торжеств. У Альберта я впервые открыла для себя прелести садомазохизма, но не будем преждевременно разрушать наши впечатления, как говорила графиня Сегюр перед тем, как отстегать плетью графиню Ростопчину. С Альбертом у меня связано возникновение желания сниматься в порнографических фильмах. Был конец 1972 года, когда на экранах Франции стали появляться порнографические фильмы. Альберт познакомил меня с одним из своих друзей, Лассом Брауном, который снимал в Амстердаме небольшие фильмы на 8-миллиметровой пленке, предназначенные для просмотра в узком семейном кругу. Эти фильмы регулярно конфисковывались таможенниками у французских, немецких или японских туристов, возвращавшихся из Голландии или из Скандинавских стран: именно с этим я связываю распространение в семидесятых годах занятий онанизмом среди французских таможенников.
Жерар, в то время мой основной любовник, мечтал запечатлеть меня на кинопленке. Его интересовало все, что могло бы угодить моему эксгибиционизму. Я позвонила Брауну, и он пригласил меня в Голландию. Я отправилась туда с моей подругой, с которой мы снялись там за неделю в трех небольших сюжетах. Съемки сразу же затянули меня, и я поняла, что здесь я смогу по-настоящему раскрыть свои способности.
На съемках я впервые встретила Яна, голландского писателя, который и до сегодняшнего дня – мой раб. Сюжет картины довольно прост: мы едем в загородный дом, где он нас ждет. Мы с подругой не чужды садомазохизма, заставляем его ползать на четвереньках, лаять, есть траву, стегаем его плеткой.
Перед началом съемок я увидела невысокого человека с ранней сединой в волосах, молча сидящего в углу. Я обратилась к нему: «Подойдите сюда», а он с готовностью ответил: «Yes, my lady». Таким необычным было наше знакомство. Я почувствовала, что с его стороны возникло какое-то желание поклонения, и быстро подхватила и поняла правила игры, которая уже меня захватила.
Я была затянута в черную кожу с вырезами, где грудь, и в самом низу. Я велела ему лизать мои сапоги, что он и исполнил с наслаждением. Все члены съемочной группы смотрели на нас как завороженные. Моя подруга хотела остановить съемку, но оператор начал снимать. Я ударила Яна, потом он меня, восклицая: «Thank you, my lady». Я схватила нож, начала наносить ему удары по бедрам. Появившиеся царапины потом смазали спиртом, но оператор снимал льющуюся кровь. Подруга умоляла меня остановиться, но режиссер, видя исступление на наших лицах, велел снимать дальше. Потом эту сцену вырезали, так как сочли ее чрезмерной даже для порнографического андеграунда. Но я думала только о новом чувстве, которого я не испытывала прежде, о новых отношениях между страждущими идти до конца навстречу друг другу. И мне захотелось идти дальше по этой новой дороге.
Второй фильм снимался на берегу моря. По сюжету – это пикник, для которого в кондитерской на улице Пасси испекли шесть тортов с кремом. Но мы нашли им другое применение. Все отверстия женщин заполнили вишенками со взбитыми сливками, мужские члены преобразовались в юбилейные свечи, а женские груди стали сладкими, как рахат-лукум. Потом нас всех намазали смесью взбитых яиц с кусочками миндаля, шоколада и цукатов; мы, перемазанные, как какое-нибудь экзотическое племя туземцев, закончили наш карнавал с веселым хохотом, поедая вкусный десерт, вылизывая изо всех мест и перемазываясь еще больше. В нашей группе самой разыгравшейся была будущая порнозвезда, которая заявила через три года, что никогда не принимала участия ни в каких «аномалиях». Этот отказ от прошлых поступков кажется мне наиболее законченной формой безответственности и неуверенности в себе, кстати, достаточно распространенных в сфере деятельности, скрывающейся под грифом «X».
Первые опыты в кино увлекли меня. Съемочная группа очень симпатичная, гонорары достаточны для безбедной жизни. Смысл моей работы я видела в том, чтобы меня могли смотреть тысячи зрителей, купивших эти фильмы, и это давало мне больше удовлетворения, чем то, которое я могла получить, заниматься любовью с десятками из них. Мою радость я могла бы сравнить с чувствами Вивьен Ли, открывшей для себя Кларка Гейбла на съемках фильма «Унесенные ветром».
После возвращения в Париж в течение двух лет я не думала об участии в порнографических фильмах, и у меня не было мысли связаться с французскими постановщиками этого кино. Но так было до того дня, когда моя подруга пригласила меня на частный просмотр фильма Жозе Беназефа, основоположника французского порно. Во время просмотра я восклицала: «Что это за фильм? Они же не по-настоящему занимаются любовью, это вранье, ведь ничего не происходит!» До этого я никогда не видела Беназефа, а оказалось, что он сидит рядом со мной. Ледяная реакция. Моя подруга заволновалась, предполагая, что моя карьера на этом кончилась, не успев начаться, хотя мне на это было наплевать. Она попыталась устранить неловкость и наладить наш контакт. Мы с ним все-таки встретились, и все прошло хорошо. Беназеф оказался очаровательным человеком; иногда на площадке он был отвратителен, но я считаю, что это его защитная реакция, чтобы скрыть природную застенчивость. До этого я никогда не считала, что снимаюсь в кино профессионально, даже когда мне платили 5000 франков за пять дней съемки. С Беназефом я снялась в «Похотливой вдове», «Развращенной горничной» и в других глупостях подобного рода. Но я была сильно разочарована, так как настоящих любовных сношений там не было. Была просто имитация любви, и это повергло меня в грусть. Если я согласилась сниматься в этом жанре, то я сделала это не ради денег, но для того, чтобы найти новый источник наслаждений.
