Задыхающийся Садист отступил на шаг и высвободил руку. Пока он не зажал рану, из растерзанного запястья хлестала кровь.
Отступив еще на шаг, Садист закрутился как флюгер — хотел сбросить меня, не убирая руки с кровоточащей раны. Ничего не получилось, — впрочем, это и не требовалось: он стал бить меня спиной о стену. От первого удара по позвоночнику растеклась боль. От второго я чуть не потеряла сознание. На третий раз Солнечный Садист поднял обе руки вверх и раненой правой разомкнул мои объятия. К тому моменту мы оба испачкались в липкой крови, поэтому за его шею я держалась с неимоверным трудом, а тут сразу скользнула на пол. Садист развернулся и пнул меня по ребрам. Я скрючилась на ковре, а открыв глаза, увидела в дверях гостиной сестренку. Кровь и слезы текли по лицу Люси на безнадежно испорченную блузку.
— Люси, беги! — крикнула я, но изо рта вырвался шепот: на большее не хватило воздуха.
Но сестренка услышала. Коротко кивнув, она бросилась через гостиную. Садист рванул за ней, но я схватила его за ногу. Он рухнул на пол, ударившись укушенной рукой о край металлического стола. Я сразу поняла — перелом.
Люси отодвинула засов, распахнула дверь, но тут же вскрикнула и в ужасе отпрянула. Я даже голову не стала поднимать — все было и так ясно: стоило Люси открыть дверь, в дом полился ослепительно-яркий свет.
Солнце встало, значит, бежать нам некуда. Мы с Люси застряли в долбаном пряничном домике с ведьмаком, у которого случилось утреннее обострение.
— Прячься! — заорала я, потратив весь оставшийся в груди воздух.
Люси не послушалась: она сжалась в комок за креслом — единственным нормальным предметом мебели в гостиной, ставшим преградой на пути смертельной дозы утреннего солнца.
Лучи проникали сквозь вторую застекленную дверь и пронзали гостиную дюймах в трех над головой Люси. Скоро солнце поднимется, и, если дверь не закрыть, ее кудри начнут дымиться.
В ее возрасте даже отраженный ультрафиолет за секунду спалит всю кожу. Я продержусь чуть дольше…
Распростертый на полу Садист застонал и, опираясь на здоровую руку, поднялся. Все, мешкать больше нельзя! На цыпочках, прячась в спасительной тени по периметру комнаты, я побежала к Люси. Я была совсем близко, когда сильная рука схватила меня за волосы, не позволив упасть.
— Ну, сучка, сейчас проверим, как ты загораешь! Садист толкнул меня к двери. Солнечные лучи лизнули мои сапоги. Слава богу, что я их надела, хотя они ужасно скользят по ковру. Садист толкнул снова, и я судорожно вскинула руки: лучи полоснули по джинсам. Толкнет еще раз — поджарюсь до хрустящей корочки.
— Кез! — закричала Люси из глубины комнаты.
Лучшего стимула не требовалось. Не допущу, чтобы сестренка увидела, как меня сжигают заживо!
Я быстро опустила правую руку и поморщилась: пальцы ощутили солнечное тепло. Раз — я ткнула локтем меж ребер Садиста и, застав его врасплох, юркнула ему за спину. Так Солнечный Садист оказался между мной и стеклянной дверью. Похититель завопил, над его затылком появился дымок. Здоровой рукой он попытался схватить меня за запястье, но мы оба перемазались в крови, которую пустила ему Люси.
Теперь поднять ногу и как следует пнуть ублюдка в живот… Получилось — Солнечный Садист вылетел прямо на крыльцо! Вставал он, окруженный облаком дыма, поэтому не удержал равновесия, споткнулся и по ступенькам скатился на яркое солнце.
Обожженные руки сильно болели. Я поскорее захлопнула деревянную дверь, задвинула засов и в замочную скважину посмотрела, как Солнечного Садиста поедает пламя. Лишь убедившись, что ему конец, я в полном изнеможении опустилась на пол и прижала спину к тяжелой двери, загораживающей меня от мучительной смерти.
— Люси, иди сюда! — шепнула я. Сестренка нерешительно выглянула из-за кресла. — Страшное кончилось, вылезай!
Люси выползла из-за кресла, забралась мне на колени и заглянула в глаза, покрасневшие от слез не меньше, чем у нее.
— Того дяди… нет?
— Нет и больше никогда не будет! — Я обняла сестренку так сильно, что она пискнула. — Сейчас мы найдем телефон, — я чувствовала, что моего сотового уже наверняка «нет в живых», — и подождем полицию.
Долго ждать не пришлось: вдали уже выли сирены. Вероятно, это постарались соседи, которые потом расскажут журналистам, что Солнечный Садист «казался совершенно нормальным».
На улице хлопнула дверца машины. Это не копы, их сирены еще далеко. Я покрепче прижала к себе Люси.
— Кез, ты там? — спросил знакомый голос.
Я охнула: не может быть, этого просто не может быть!
Я поднялась, вместе с Люси подошла к двери и глянула в замочную скважину, щурясь на слепящем свету. На подъездной аллее, между обуглившимся трупом Садиста и потрепанной малолитражкой родителей Тита, стояла фигура в огромных темных очках и с фиолетовым капюшоном на голове.
— Назад! — крикнула я и, открыв дверь, спряталась за ней вместе с Люси. — Тит?
Тит перешагнул через почерневшее тело, взбежал на крыльцо и распахнул разбитую стеклянную дверь. Подъехала первая машина с копами, за ней еще несколько и последней — «скорая помощь». Тит переступил порог, закрыл дверь, снял капюшон, очки и, заглянув мне в глаза, расслабился:
— Я думал, тот ублюдок тебя убил!
— Нет, хотя очень старался… — Договорить мне не удалось, потому что его губы впились в мои, высосав из меня все слова и воздух.
Когда Тит наконец отстранился, я сделала недовольное лицо. С улицы послышался шум.
— Как ты нас нашел? — спросила я, сжимая его ладонь. Пусть касается меня снова, снова и снова — всегда!
— Прослушивал по радио полицейские частоты. — Тит кивнул в сторону родительской машины. — Я узнал адрес и понял, что нахожусь ближе патрульных. — Что здесь случилось, черт возьми?
Люси дернула меня за рукав, требуя внимания, и мы оба посмотрели на нее.
— Я укусила злого дядю, — ответила она Титу. — Совсем как ведьма в сказке Оскара.
— Да, милая, ты просто молодец! А я сыграла в Гретель из «правильного» маминого варианта и поджарила Солнечного Садиста до хрустящей корочки!
Превозмогая боль в обожженных руках, я погладила сестренку по голове, испачкав белые кудри.
Люси улыбнулась, обнажив маленькие, перемазанные кровью клыки.
«Вот тебе и рудиментарные!» — подумала я, захохотала и не остановилась, даже когда в дом ворвался первый наряд копов.
Перевод А. Ахмеровой
Кристи Мэттьюз никак не могла поверить в то, что действительно находится в Парижском оперном театре. Она обрела все, о чем мечтала, и даже больше. Как ни пытайся подобрать слова, чтобы описать нахлынувшие впечатления, ничего не получится: «прекрасно» звучит удручающе сухо, «восхитительно» подходит больше, но чересчур коротко.
