— Ты в порядке? — второе столкновение происходит с Мироном.
У него в руках стакан с какой-то мутноватой жидкостью.
— Можешь за меня не волноваться. Я ведь такая же гостья, что подумают остальные? — хочу обойти его, но это не так просто, когда Мирон запирает мне проход рукой.
— Сверни в другую сторону, спальню тебе покажу.
Мои брови ползут вверх.
— Это не то, о чем ты подумала, зефирка. Держи, — он протягивает стаканчик со странным содержимым мне. — Не бойся, у меня нет цели тебя отравить.
— Что это?
— Сорбент. С ним должно стать получше.
Я выпиваю все до последней капли, по пятам топая за Мироном в его личную спальню. Дышу глубоко, прислушиваясь к собственному телу. Не стоило мне пить, чувствую себя отвратительно.
— Как тебе? — посмеивается Мирон, когда мы оказываемся внутри.
— Здесь же только матрас… — растерянно обвожу взглядом абсолютно пустую комнату.
— Мебель еще не успели привезти. Хочешь присесть?
Я киваю, и Мирон с помощью канцелярского ножа вскрывает упаковку матраса. Откидывает пленку, вырезанную с трех сторон, назад, и забирает у меня из рук пустой стакан. Стеклянный, не пластиковый.
— Хорошая колонка, Диан. Мне понравилось, — разрезает повисшую тишину хрипловатым голосом.
— Ты открыл?
— Да, распечатал, когда ты ушла. Не поверишь, но я сам на подобную заглядывался. Хочу обустроить себе умный дом.
Улыбка на его лице мне нравится гораздо больше хмурого выражения и напряженно сдвинутых бровей.
Я сажусь на самый край матраса, Мирон практически падает рядом со мной, тут же откинувшись на спину. Еще одна слишком долгая минута, когда никто из нас не произносит ни слова.
— Как учеба? — он снова берет ведущую роль на себя.
— Нормально, — машинально отвечаю, не углубляясь в детали.
— Общаешься со своим мальчиком?
— С Алексом? Он редко появляется в университете, но мы начали переписываться. А как у тебя дела? С Виолой, — у меня дрожит голос.
— Я ее с детства знаю, в одной песочнице росли. Ее отца потом в Питер перевели, они переехали. Не ревнуй, Динь-Динь.
Дергаюсь, когда волосы с одной стороны начинает немного тянуть. Я оборачиваюсь и вижу, как Мирон пальцами играет с ними — накручивает сделанные плойкой пружинки и отпускает их, приподняв уголок рта с одной стороны.
— А если я хочу ревновать? Хочу иметь право на это? — я не выдерживаю.
Рывком поднимаюсь на ноги. Сразу поворачиваюсь лицом к Мирону, потому что не видеть его сейчас еще страшнее.
— Мне уже давно не семнадцать.
Голос звучит слишком обиженно.
— Поверь, я успел это заметить, — его взгляд блуждает по моему телу.
— Что тебя останавливает? Почему ты всегда выбираешь не меня?
— Потому что таким хорошеньким правильным девочкам не место в моей жизни. Я разобью твое маленькое сердечко, Динь-Динь. Уходи, пока еще можешь это сделать.
— Не уйду… — срывается быстрее, чем я успеваю подумать.
Он приближается ко мне. Подходит вплотную, заполоняя собой все пространство. Это кружит голову, колени дрожат, а кожа покрывается предательскими мурашками. Его запах, его горячее дыхание на моих губах…
Глава 10
Мирон поправляет мне волосы с такой нежностью, что я будто заново влюбляюсь в него. Пальцы с немного шершавыми подушечками скользят по коже, заводят за ухо несколько прядок, поглаживают щеку и опускаются к губам.
— Я постоянно о тебе думаю, — шепчу, чувствуя прикосновение пальцев к нижней губе.
— Даже по ночам?
— Особенно по ним… — честно выпаливаю я.
— Какая плохая фея мне попалась, — Мирон усмехается, нависнув надо мной, прижав меня к стене всем телом.
Я пикнуть не успеваю, когда его горячие губы вовлекают мои в поцелуй. Его язык скользит по моим зубам, толкается в рот, Мирон углубляет это безумие, протискивая руку между стеной и моей спиной, чтобы совсем вдавить в свою твердую грудь.
Мы целуемся долго. По-взрослому, с языком. Все это время Мирон исследует мое тело, а я боязливо сжимаю его футболку на плечах, привстав на носочки.
— Держись, обезьянка, — он подхватывает меня под попу и несет к матрасу.
Опускает на него осторожно, сам ложится сверху. Ребра сдавливает, становится трудно дышать, когда Мирон прижимается твердым бугром между моих раздвинутых ног.
— Раздавил тебя? Блин, прости, зефирка. Мозги из-за тебя плавятся, я вообще не соображаю.
— Ты тяжелый такой, — ерошу волосы на его затылке.
— Это просто у тебя слишком мало мышц, мне иногда кажется, что тебя можно двумя пальцами сломать.
Я подаюсь вперед и кусаю его за нижнюю губу. Дерзко и провокационно.
Обвиваю ногами, когда Мирон пытается отстраниться. Лучше мне дышать через раз, чем потерять тепло, которое волнами исходит от его взвинченного напряженного тела.
— Черт, зефирка, выпусти меня, — он держит часть своего веса на локтях, стараясь сильно не давить на мою грудную клетку. — У меня дверь здесь пока не запирается, слышишь?
Отчаянно мотаю головой и снова прошу поцеловать меня. Очень тихо, облизывая губы. Они распухли и пульсируют.
— Ты — одно сплошное искушение.
Тяжелая ладонь оказывается на моем бедре. Платье задралось, когда Мирон уронил меня на матрас, и теперь он может беспрепятственно гладить голую кожу.
Несколько точек на шее обжигает огнем, когда Мир добирается губами до нее. Лижет, кусает, втягивает кожу в рот. Ухмыляется, рассматривая свою работу.
— Я тоже хочу, — пищу, когда его пальцы пробираются под ткань белья на ягодице.
— Что? — у Мирона мутный расфокусированный взгляд.
— Отметить тебя.
Он усмехается еще раз и подставляет мне шею. Но я не решаюсь. И к тому же меня очень сильно отвлекают чужие пальцы в моих трусиках.
— А я думал, что ты храбрая, Динь-Динь. Кое-кто оказался самой настоящей тр-русишкой, — порыкивает мне на ухо Мирон, продолжив дразнить полуневинными касаниями.
Его пальцы скользят по внутренней стороне бедра, поднимаются к ягодицам и снова соскальзывают к чувствительной особенно нежной коже. Не прикасаясь ко мнетам, он все равно делает так, что мое желание большего начинает стучать в висках…
— Черт, простите, я не думала, что здесь… Мирон?!
Я морщусь, услышав этот визг. К щекам тут же подкатывает стыд, их начинает печь от осознания того, что этаВ-и-о-л-аувидела меня в таком положении — с задранным платьем и раздвинутыми ногами на каком-то еще не до конца распечатанном матрасе.
Совершенно все равно, что она подумает, меня ее мнение никак не заботит, но почему-то сейчас я стойко ощущаю ее превосходство.
— Вилка, выйди, — хрипит Мирон ей в ответ, не поворачиваясь.
— Мы вообще-то успели потерять тебя. Ушел куда-то, ничего не сказал никому. Погоди, а это… Да ей хоть восемнадцать-то есть? Тебя на малолеток потянуло?
— Твою мать, Виола, пошла вон. Я в твоих проповедях не нуждаюсь.
— Не кипятись ты так, я тебя не сдам, — насмехается над нами липучка, которую мне весь вечер хотелось выгнать из квартиры, которая мне не принадлежит.
Мирон отталкивается кулаками, перед этим одернув мое платье, чтобы прикрыть бедра, одним рывком поднимается на ноги и заслоняет меня собой, пока я копошусь внизу, поправляя волосы. Удостоверившись, что со мной все в порядке, он в два шага оказывается рядом со своей подругой и чуть ли не силой выставляет ту из комнаты.
— Можно как-то аккуратнее? Ты озверел, я не пойму?.. Ай, мне же больно!
— Два раза просил тебя выйти. По-хорошему.
Дальнейший их разговор я не слышу. Подтаскиваю колени к груди, обнимаю их и гипнотизирую закрытую дверь.
Слишком долгие пять минут. Слишком.
— Заскучать успела, зефирка?
Я насколько погрузилась в себя, что не заметила возвращения Мирона в комнату.
Он садится на корточки передо мной, проводит подушечкой большого пальца по нижней губе, чтобы я перестала ее кусать.
— Динь-Динь, не молчи, — хмурится, собирается весь.
