– Как прекратить, когда меня переполняют эмоции?!
– Без понятия. Направь их в другое русло.
Гортанные нотки в его голосе становятся богаче. Пространство между нами гуще и горячее. Муса разворачивается на пятках. Я кричу:
– Стой. Не уходи. Я тут одна с ума схожу. Расскажи хоть что-нибудь.
Он рассказывает. Но ничего нового я не узнаю. Это все – отголоски борьбы за власть. Никаких адекватных причин у этого нет. И потому мне страшно… Так страшно. И ничего же, главное, ничего вообще от меня не зависит. Когда обвинения высосаны из пальца, когда они изначально абсурдны, от них сложнее всего отбиться. Такой вот удивительный парадокс. А я не хочу за решетку. Я в клетке с ума сойду.
Обхватив себя за плечи, ежусь. Муса подходит ко мне вплотную, так что я слышу пряный аромат его духов. Это не синтезированный по индивидуальному заказу парфюм, как у Сидельника, и не Димкина морозная свежесть, это что-то совершенно иное, нездешнее. И очень ему подходящее.
– Ты вся дрожишь. Не доверяешь мне?
– Терпеть не могу, когда от меня ничего не зависит.
– Но сейчас это так и есть. Бессмысленно переть против истины.
Волчьи глаза выжирают мои эмоции. Я теряюсь:
– Что же мне тогда делать? Со стороны наблюдать за тем, как рушится моя жизнь?
– Я делаю что могу, ясно? – сощуривается Гатоев. А я же… Я же ни в чем его не обвиняю. Он мне кто? Никто, правильно. И ничего не должен. Так что неудивительно, что он разворачивается и идет прочь. Наверняка прочь. А мне вдруг опять становится так страшно, что я его догоняю. Врезаюсь в застывшую, когда он услышал мои шаги, спину. Обхватываю широкие высушенные, как будто на конкурс, плечи.
– Я знаю, Муса. Я знаю. Прости.
Хотя откуда, черт его дери?! Мы с ним виделись пару раз. И как раз его интерес мне совсем непонятен. Но я сейчас одна. И потому кажется, если он уйдет, я просто не переживу неизвестности. И вот так легко, в момент буквально я попадаю в какую-то совершенно дикую психологическую зависимость от этого совершенно мне незнакомого мужика.
Глава 9
– Останься, – повторяю, облизав губы. Муса оборачивается. Под его взглядом в голове мутнеет. Все отходит на второй план. Как раз то, что мне сейчас нужно. Глаза опускаются к губам, что за время неизвестности я изжевала на нервах. Очень остро вдруг осознаю, что все это время бегала перед ним в одной футболке и трусиках. Становится мучительно жарко. Да-да, я не хотела с этим спешить. Я вообще не уверена, что смогла бы ему довериться в нормальных условиях. А тут как будто и выбора нет. Что толку что-то из себя корчить, когда я каким-то непостижимым образом отдала свое будущее в его руки?
– Тебе нужно что-то с этим делать, женщина.
– С чем? – лижу губы.
– С привычкой командовать.
– Я не командую! Я прошу тебя остаться.
– И с любовью к спорам.
– Есть один верный способ заставить меня замолчать, – сиплю я, имея в виду, конечно же, поцелуй. Но… Муса это понимает по-своему. Или же он, напротив, смотрит глубже. Зрит в корень. Понимая про меня больше, чем кто-либо еще. В конце концов, он действительно этому обучен.
Взгляд тяжелеет. Наливается силой. Он больше ничего не говорит. Одной рукой давит на плечо, другой высвобождает ремень из шлевок. А секундой спустя я обнаруживаю себя сидящей перед ним на коленях. И я даже, мать его, не успеваю осознать, как такое случилось. Мне вообще все равно. А все потому, что Гатоев действительно дает то, что мне сейчас нужнее воздуха. И речь, конечно, не об обрезанном члене, скользящем по моим пересохшим губам. А о блаженном ощущении того, что с этого момента я отдаю контроль в его руки.
Гатоев зарывается в мои волосы на затылке и легко дергает. Запрокинув голову, во все глаза пялюсь на его потемневшее лицо. И трусь щекой о его плоть. Не двадцать сантиметров. Но тоже очень даже. Пахнет сильно. Мускусом, чем-то древесным.
– Рот открой и язык мне покажи.
Все же акцент, да… Который прямо сейчас усиливается, добавляя происходящему какой-то необъяснимой запретности. Я дрожу, как прибитый дождем к земле осиновый лист. Делаю как велено, и он тут же меня наполняет. Глубоко, так что с непривычки закашливаюсь.
– Послушная девочка. Хорошая девочка, – сипит он.
За окном сигналят. В подъезде какой-то шум. Мелькает страшная мысль, а что если это за мной? С еще большей старательностью работаю ртом. Как будто если Мусе понравится, он найдет способ меня защитить. Как будто если ему понравится, ничего вообще не случится. Где-то хлопает дверь, и снова становится тихо. Только тяжелое дыхание Гатоева прорывается в тишине и пошлые влажные звуки, с которыми он проталкивается в мое горло.
Тяжело. По щекам слезы. Муса стирает их большим пальцем одной руки, а другой соскальзывает с затылка и обхватывает мое горло. Сжимает в такт тому, как входит. Мне мало воздуха. Но в этом безвоздушном пространстве такая легкость… Я растворяюсь в нем. Я как будто больше не здесь. И потому мне никто не страшен.
В чувство меня приводит его вкус, растекающийся по небу. Машинально сглатываю теплую пряность с легким оттенком садизма во вкусе. Приход у Гатоева мощный. Он даже на стол одной рукой опирается, чтобы не упасть. Меня окутывает облегчение. Ему понравилось. Он меня не оставит. И следом – боже мой. Да что со мной такое?! А разве не похрен, что, если паника и впрямь отступила?
– Как-то я присутствовал на совещании… – Муса расслабленно падает на стул, достает пачку сигарет и с блаженством на лице подкуривает. – Ты отчитывалась о работе перед какими-то тупыми мудаками… – он делает паузу, затягивается, согнув руку лодочкой, а я, все такая же взорванная, неудовлетворенная и расхристанная, до боли в ушах вслушиваюсь в каждое слово, каждый звук, в надежде как можно больше узнать и, наконец, понять, какие мотивы им движут. – Они несли какую-то пафосную хуйню про то, что мы сейчас всех сделаем. Боинг. Эйрбас. А ты встала такая вся – юбка узкая, каблуки – проткнут сердце, если потребуется, и заявила, что лично тебе не нужны никакие вау-эффекты. Что вообще глупо ждать… Да-да, так им всем и сказала – глупо. Так вот глупо ждать, что конкуренты будут рыдать от зависти, потому что передовые моторы мира – результат эволюции десятков лет, которые мы просрали. А потом добавила, что твоя цель гораздо более земная – создать конкурентный движок. Ни больше, но и ни меньше. Думаю, этих товарищей никто так до тебя не нагибал.
– Зачем ты мне это рассказываешь?
– Затем, что с тех самых пор я искал способ, как бы нагнуть тебя. Ты мне очень понравилась. Очень…
Гатоев тушит сигарету в пепельнице и подходит ко мне. На запястье щелкает браслет. Прежде чем я успеваю понять, что происходит, он просовывает свободную часть между железных прутьев изголовья и сковывает вторую руку. На долгий тягучий миг я замираю мышкой, а потом начинаю дико брыкаться. Бью ногами, но он гораздо сильней. Фиксирует так, что не пошевелиться. Наваливается сверху.
– Ну, ты чего, ты чего, девочка?
Накрывает большим пальцем губы. Взгляд… заботливый. У маньяков, наверное, такой тоже. Господи боже мой. Почему я ему поверила? Он же мог это все придумать! Заманить сюда и… В голове выстраиваются самые жуткие, самые кошмарные сценарии. Я ведь даже корочек его не видела! Я ничего о нем не знаю. Он рассказал мне страшилку – я к нему и побежала. Готовая в поисках защиты на все.
– Ты все выдумал?! Ты все придумал?! Никто меня не ищет?
И именно поэтому в новостях ни слова, ни полслова. Что же я за идиотка?
– Эй! Эй! Ну-ка успокойся. Конечно же, нет. Амалия. Посмотри на меня.
Смотрю. Губы дрожат от страха.
– Немедленно отпусти меня. Сейчас же. Или… Или я заявлю о похищении.
Он смотрит на меня пару секунд, а после, грязно выматерившись, садится на пятки.
– Отпущу. И что ты будешь делать?
– Поеду домой. Ну?!
– Вот так и признавайся бабе в своих симпатиях, – криво улыбается он. Никак этого не комментирую. Просто смотрю на него из последних сил, вызывающе вздернув бровь. А у самой внутри все заходится в истерике. Я же в самом деле не знаю, что он за фрукт. И то, что я вот так безоговорочно доверилась первому встречному, наводит на мысли, что со мной что-то не в порядке! Может, и впрямь я взяла на себя больше, чем могу унести? Может, я давно уже не справляюсь с этой ответственностью?
