— Рэй, меня зовут Лорен. Если тебе станет холодно, скажи мне, — она достает шприц и берет кровь из другой моей руки.
Когда Лорен отходит, чтобы убрать пробирку с кровью, Эшли садится рядом со мной, достаточно близко, чтобы я мог чувствовать тепло, исходящее от ее тела, но все еще слишком далеко. Я переношу свой вес, и ее бедро прижимается к моему.
— Нетерпеливый, — беспечно говорит она.
Я подмигиваю ей.
— Ты даже не представляешь, насколько.
— Как ты себя чувствуешь? — спрашивает она.
— Удивительно, но не дерьмово.
Мы снова беремся за руки.
— Надеюсь, это сработает.
— Я тоже.
В комнате воцаряется тишина. Хью обнимает Мерседес сзади. Джек притягивает Шерил к себе и прижимает. Мать Эшли возвращается и встает рядом с кроватью. Все взгляды устремлены на меня. Они ждут знака, что мне станет либо лучше, либо хуже.
Я тоже.
В прошлом я бы сказал, что меня устроит любой исход, но не теперь, когда мне дали второй шанс.
И почему? Понятия не имею.
Несмотря на все, через что я прошел, я все еще здесь.
Рука Эшли снова находит мою, и я улыбаюсь ей. Я здесь из-за нее. Какая красивая, храбрая женщина. Она не верит в нас так сильно, как я, но это изменится. Нам суждено быть вместе. Я не возражаю, если потребуется время, чтобы убедить ее в этом.
— Возможно, я не умру, — беспечно говорю я.
— Слишком рано, чтобы эта шутка казалась смешной, — отвечает она с легкой улыбкой.
Ее мать снова подходит ко мне.
— Пульс ровный. Температуры нет.
Я сгибаю руку с пальцем, который изо всех сил пытается зажить. Боли нет. Полный диапазон движений.
— Работает.
Эшли изучает мое лицо.
— Первые два раза тебе с каждой минутой пребывания здесь становилось только хуже. Ты вообще чувствуешь что-нибудь странное?
Я хмурюсь.
— Кое-что.
Ее рот приоткрывается, чтобы задать вопрос, но я наклоняюсь, овладевая ее ртом. Меня не волнует, что у нас есть зрители.
Она важна для моего выживания так же, как воздух.
А поцелуй… Я стараюсь быть нежным, но мне этого не хочется. Я жажду ее до боли.
Ее губы неуверенно касаются моих, и так чертовски приятно прижиматься к ней, что я мог бы жить этим моментом вечно. Я хочу поглотить ее, когда мы останемся наедине.
Ее мать бормочет слово, которое я пропускаю мимо ушей, но прерываю поцелуй. Наверное, не стоило этого делать, но все же я встречаюсь с ней глазами. Лорен внимательно наблюдает за мной, и взгляд, которым она одаривает меня, ясно дает понять: если я причиню боль ее ребенку, она убьет меня, даже если только что спасла.
Послание принято и заслуживает уважения.
Капельница пуста. Мать Эшли вынимает иглу из моей руки. В комнате все еще слышно, как падает игла. Все с тревогой наблюдают, жив ли я.
— Если это не сработает, тебе придется вернуться в нож, — тихо говорит Эшли.
Я отпускаю ее руку и обнимаю ее, а затем легонько целую в лоб.
— Я знаю.
— Как думаешь, ты смог бы сделать это сам?
— Понятия не имею.
Она прижимается ко мне.
— Это сработает. Это должно сработать. А после того, как это сработает, мы придумаем, как помочь тебе контролировать трансформацию. Дофамин — ключ. Я просто знаю это.
— Я не волнуюсь, — шепчу я ей в волосы. — Просто будь со мной.
— Я никуда не уйду.
Ее мать издает еще один звук неудовольствия. Я ее не виню. Связь, которую я чувствую к Эшли, для меня также непривычна. Но она реальна.
— Лорен.
Все еще в режиме доктора, она смотрит на меня сверху вниз.
— Да.
— Могу я кое-что попробовать?
— Конечно.
— Дайте мне руку, — это импульсивная просьба, но я должен кое-что знать.
— Хочешь подержать меня за руку?
— Да.
— Зачем?
— Проверить теорию.
Она протягивает руку. Я сжимаю ее в своей. Сначала я ничего не чувствую, но потом закрываю глаза и думаю об Эшли. Я копаюсь глубоко не только в своих ранних страхах и стремлении принадлежать, но и в своей уверенности, что нам с Эшли суждено было встретиться.
Я бы умер за нее, убил ради нее, сделал бы все возможное, чтобы обезопасить ее. Но я также буду находиться рядом с ней, смеяться и плакать вместе с ней. Я буду мужчиной, по которому она так тосковала.
В моей голове я слышу, как Эшли добавляет: Я хочу дать этому шанс, мам, но мне нужно, чтобы ты смирилась с этим.
Ее мать высвобождает руку, и я открываю глаза как раз вовремя, чтобы увидеть шок на ее лице. Они с Эшли обмениваются взглядами. Мы соединились. Мы все трое.
— М..мн..мне нужно позвонить, — говорит Лорен и выходит из комнаты.
Эшли встречается со мной взглядом.
— Я слышала твои мысли, — она смотрит в сторону двери. — Видимо, она тоже. Как это возможно?
— Я не знаю, но я имел в виду именно то, что сказал.
Она прожигает меня взглядом.
— Я знаю, но мне может понадобиться время, чтобы принять это.
— Все в порядке, — я подношу ее руку к своим губам и целую. — Время — это то, что, кажется, у меня теперь есть.
Глава восьмая
‡
Эшли
Я отпускаю руку Рэя и встаю. Теперь, когда риск его смерти, кажется, миновал, до меня начинает доходить вся серьезность и чудовищность ситуации.
У Мерседес не слишком богатое воображение и все это не просто фетиш на столовые приборы с женихом.
Шерил преследовала меня не потому, что была расстроена тем, что я рассталась с Лео.
Она не знала, как сказать мне, что трахается с правительственным экспериментом.
И теперь у меня есть свой собственный суперсолдат. Тот, кто едва знает меня, но уже считает своей. Я хочу сказать ему, что я не… что все это не имеет никакого смысла, но его поцелуй… это было потрясающе, просто на высшем уровне.
Что мне теперь делать? Возможно ли встречаться с ножом? И… как? Будем ужинать и ходить в кино раз в неделю, пока не решим, что хотим большего?
Или я должна посвятить себя делу на все сто процентов? С разбега в карьер?
О, так ты нож. Потрясающе. Давай поженимся и заведем… что?
Как бы выглядел наполовину столовый прибор/наполовину человек?
Я даже думать не хочу о том, насколько потенциально болезненной может быть эта беременность.
И какой дородовой уход я могла бы получить?
Что покажет УЗИ?
А он будет стареть?
Боже мой, а что, если нет? Что, если он останется таким, как есть, а я стану старой и морщинистой? Мы останемся женатыми, даже когда люди начнут спрашивать, не являюсь ли я его бабушкой?
Буду ли я еще трахаться в девяносто лет?
Где он будет работать?
В ресторане?
Подавать еду или нарезать ее?
Я прикусываю губу.
Это подло.
Он не человек.
Ни один из них не человек.
Он — то, чего никогда не следовало создавать.
Были ли мы правы, спасая его?
За ним и его подразделением нужно следить — контролировать. Их нельзя показывать ничего не подозревающей публике.
Я ахаю. Эти мысли принадлежат не мне, а моей матери. Когда она, Рэй и я были связаны, я, должно быть, получила доступ к ним. Рэй явно был полон решимости убедить ее, что достоин меня.
О, мама.
Я делаю страдальческое лицо в сторону Рэя, затем обращаю свои следующие слова ко всем в комнате.
— Мне нужно поговорить с мамой. Я сейчас вернусь.
Я нахожу ее посреди моего залитого кровью офиса. Она стоит среди разбросанных и порванных фотографий моих друзей-роботов. Не говоря ни слова, я подхожу и становлюсь рядом с ней.
Через мгновение она нарушает тишину:
— Я каждый день спасаю людей от последствий глупых решений. Просто идиотских решений, от которых инстинкт самосохранения должен был уберечь их, помешать им довести дело до конца, но…
Она продолжает смотреть вокруг на разбитые предметы и засыхающую кровь.
— Как мне спасти свою дочь от этого? Как мне убедить ее, что связь с этими людьми приведет ее к смерти?
— Они герои войны, мама.
