— Это энергия? — указал Карлсен на одну из потолочных трубок.
— Энергия. Только на Земле вы используете электричество, а мы здесь — биоэлектричество.
Ригмар подвела его к прозрачному розоватому конусу футов семь высотой. Прикосновение к пульту на соседней скамье, и конус сам собой поднялся в воздух. — Становись вон туда.
Когда он занял место, конус снова опустился. Ригмар, повернувшись к скамье, склонилась над пультом. Внезапно Карлсена объял синеватый, до странности холодный, свет, пронизавший кожу холодными искрами — даже в волосах зачесалось. Чем дальше, тем сильнее пробирало: глянув себе на грудь, он оторопело увидел на ней слой инея. Он тщетно попытался поднять руку, чтобы постучать по стеклу — губы, и те онемели.
Тело на миг перестало ощущаться вовсе, будто под наркозом. Теперь от холода окаменели и глаза, а губы вообще сковало металлом. Карлсен подумал было, что сейчас остановится сердце, но тут свинцовость пошла вдруг на спад. Одновременно с тем облегченно почувствовалось, что сердце по— прежнему бьется.
Когда конус поднялся снова, столбняк сошел. Но все равно что-то не так: нервы, все равно что колкие спицы, а туловище — колода железного дерева. В попытке удержаться он оперся о стену.
— Что это со мной? Как будто кто свинцом залил.
— Это твоя нервная система фокусничает. Попробуй-ка, пройдись.
Неприятное покалывание прекратилось, сменившись несусветной тяжестью. Отяжелело все: ступни, ладони, вплоть до век. Шагнуть удалось, но ощущение при этом было как в средневековых доспехах. Карлсен уже привычным усилием сдержал вспышку паники.
— Вот так вы себя и ощущаете?
— Ощущать не ощущаем, а просто весим втрое больше вашего.
— О Господи! — несколько шагов он сделал уже без малого со смехом, забавляясь самим весом своих конечностей.
— Я присяду, ничего?
— Пожалуйста, — она указала на стул.
— Впрочем, обойдусь. А то потом, не ровен час, не встану.
От этих слов она почему-то рассмеялась (впервые за все время).
— Ковыляй-ка лучше обратно.
На это он и надеялся. Конус снова опустился. Сразу же начало прерывисто колоть, только теперь так глубоко и резко, что Карлсен чуть не вскрикнул. Хорошо, что тело опять сковала немота, — постепенно, от скул и ниже, ниже. На миг сделалось дурно, и обдало волной болезненного жара. Странно: сознание, как бы вот-вот готовое раствориться, вдруг с ошеломляющей внезапностью выправилось. Карлсен с невыразимым облегчением опять стал собой.
— Теперь ты уяснил, что именно на Земле обстоит не так, — сказала Ригмар, когда он выходил из-под конуса.
— В каком смысле? — не понял он.
— Ваша гравитация слишком слаба. Уровень эволюции на планете всегда примерно равен силе ее гравитационного поля. Представляешь, каково бы жилось на нашей планете вам? Встать поутру — и то бы не хотелось. Волоклись бы кое-как, напрочь вымотанные. От любой нежелательной мелочи впадали бы в отчаянье. Согласен?
Карлсен с угрюмым пониманием кивнул.
— Похоже на то.
— Так вот, все на этой планете училось тому, как справляться с высокой гравитацией. Потому все здесь наделено повышенной жизненностью. Растительный мир у нас по уровню ближе к животному, минералы приближены к уровню растений. Почва, и та насыщена более сильной жизненной энергетикой в сравнении с Землей.
— Получается, по-вашему, эволюция на Земле достигла мертвой точки?
— С окончательным выводом я бы не спешила, но, похоже, близко к тому. Особи в основном завершают свое развитие на уровне одолеваемых препятствий.
— А как же эволюция разума?
— Разум не может развиваться в вакууме. Ему нужны свои препятствия. Каджеки у нас изучали историю мысли на Земле и уверяют, что всякий поступательный шаг разума у вас делался в рамках своей эпохи.
— Но существуют же, наверное, и другие пути, по которым можно эволюционировать.
— Мне на ум приходит только один — увеличить гравитацию вашей планеты, как сделали у себя криспиане.
А и вправду: откуда у такого недоростка, как Криспел, явно ненормальная гравитация? Как-то даже и не задумывался.
— И как они это сделали?
— В центр их спутника, по-видимому, впрессован кусок метеорита из какой-нибудь плотной материи.
— Они сами все сделали?
— Или для них кто-нибудь. При нынешней галактической технологии это не проблема.
— И на Земле такое тоже возможно?
— Думаю, да.
— А кто бы нам в этом помог?
— Здесь я ответить не могу, — покачала Ригмар головой. — Может, у того недавнего каджека есть кое-какие соображения.
— Как его звать?
— Его называют К-97. Имен у каджеков не бывает, они считают это чересчур интимным, — она почему-то улыбнулась. — Ну ладно, идем дальше?
Карлсену очень не хотелось бросать начатую тему.
— Позвольте еще один вопрос. — Ригмар ждала. — Вы говорите, уровень эволюции пропорционален уровню гравитации?
— Иного мне не видится.
— Ну, а ваша планета? Вы достигли своего эволюционного потолка?
— В основном да. Как особь мы не меняемся вот уж несколько тысячелетий.
— Не меняетесь? Или застыли?
Ригмар пожала плечами (одна из немногих проявленных эмоций).
— Не вижу в стабильности ничего дурного.
— Неужто вас это удовлетворяет? И нет желания эволюционировать?
Судя по всему, ее терпение было на исходе.
— Надо считаться с фактами. Отвергать их не сулит ничего хорошего.
Карлсен подавил в себе растущую тоскливую безнадегу.
— Да нет, я так. Согласен.
Ригмар почувствовала, что это не так, и всмотрелась в него с особенной проницательностью. Видно, что решается: смолчать или все же сказать.
— Есть и еще одна причина, почему мы прекратили развитие, — сказала наконец она. — Наша особь к тому же достигла сексуального предела.
— Это как?
— Ты считаешь, почему мы живем по разные стороны планеты?
— Я ничего не знаю о вашем народе, — скованно признался Карлсен.
— Мы держимся от гребиров подальше, потому что, живи мы вместе, они бы нас извели.
Незыблемая уверенность, с какой она это произнесла, слегка пугала.
— Но ведь это же в ущерб продолжению рода?
— Да уж, безусловно, в ущерб, — губы ей покривила улыбка. — Особенно учитывая, что мы предпочитаем оставаться в живых.
— Не понимаю. К чему мужчинам вас уничтожать?
Ригмар вновь раздумчиво посмотрела на него.
— Идем со мной.
Вместе они прошли через лабораторию, Ригмар остановилась перед выпуклым экраном.
— Грубиг! — позвала она.
Голубой экран потускнел. Когда прояснилось, стал виден лежащий на кровати мужчина в короткой черной тунике. На секунду показалось, что Крайски: такой же формы голова, то же мощное сложение.
