— Блять! — орёт протяжно, колотит руками по рулю, закусывает собственное запястье в приступе паники, от которой у него неожиданно начинают слезиться глаза.
Как они все могли? Как могли просто взять и предать его? Продать за деньги, сдать из-за какого страха? Поступить с ним так именно в тот момент, когда ему настолько жизненно необходима была помощь?
Мрази, какие же все люди дикие мрази.
— Где ты сейчас? — спрашивает Кирилл с тяжёлым вздохом, и если бы не это внезапное вступление, он бы непременно скинул звонок, абсолютно не желая разговаривать с собственным сыном.
— Подъезжаю к МКАД.
— Сворачивай туда. Все будут ждать тебя на севере, так что ты можешь выиграть время, поехав на юг.
— Куда именно? Что я там буду делать?
— На Киевку. Там дача у Глеба, в гараже есть запасная машина, пересядешь на неё, чтобы им тяжелее было тебя найти.
— А она быстрая? Машина?
— Быстрая, — хмыкает Кирилл как-то странно, но не успевает он только подумать об этом, как тот снова начинает говорить: — Сколько ещё осталось? Съехал?
— Да.
— Молодец, теперь поторопись, потому что они догонят тебя очень быстро.
— Ты должен будешь связаться с моими друзьями, чтобы они помогли мне и разобрались с тем, что здесь сегодня устроили, слышишь? Раков Евгений Петрович, Дукаев Ринат Ахметович, Мироненко Антон Сергеевич. Запомнил? Кирилл?
— Они все арестованы. Ты последний.
— Что? Как? — его голос начинает дрожать и срываться, горло пересыхает от волнения, и тошнота, мучительная тошнота ощущается горечью на корне языка. — Когда их успели…
По телу пробегает судорога, кожа леденеет и покрывается влажной испариной, тонкие волоски встают дыбом, когда звук вертолёта появляется вдали и стремительно приближается к нему.
— Вертолёт! Кирилл, за мной летит вертолёт! — шепчет он хныкая и всхлипывая, ничего не видящим взглядом смотрит на дорогу перед собой, которая постепенно начинает размываться от бегущих слёз. И он плачет, плачет навзрыд, совершенно позабыв о том, что всё происходящее в машине будет слышно тому, кого он так презирал и с кем вынужден делить момент самой унизительной слабости и полного отчаяния.
— Жаль, я не смог сделать для тебя столько же, сколько ты за свою жизнь сделал для меня, пап, — произносит Кирилл медленно и холодно, бесцеремонно вторгаясь своим раздражающим голосом в его рыдания.
— Не смей называть меня так!
— Для будущего покойника ты слишком привередлив, — от слов Кирилла его прошибает током, и взгляд испуганно мечется по зеркалам заднего вида, улавливая красно-синие отблески вдалеке.
Он должен был догадаться. Должен был понять, что нельзя ему верить. Должен был обратить внимание на заветы отца, фанатично твердившего, что этот выблядок мечтает свести их всех в могилу.
— Тварь, да я тебя.!
Закончить он не успевает, за резким изгибом дороги и огромной скоростью слишком поздно заметив оранжевые машины уборочной техники, выставленные в ряд и полностью перекрывающие дорогу.
Выворачивает руль и дёргает ручник, разворачивается так резко, что машина визжит тормозами, оставляет на асфальте чёрные следы дымящихся шин и чуть не переворачивается. Снова газ до упора — и он несётся в обратную сторону, только теперь обратив внимание, что кроме него на дороге нет больше ни одной машины.
Над головой так и шумят вертолёты — судя по звукам, их стало несколько, — и белые прожектора мечутся по полосам прямо перед ним, почти полностью ослепляя. Сквозь прищуренные глаза удаётся разглядеть только вспышки синего и красного цвета, которые становятся всё ближе, ближе, ближе.
Уворачивается от первой, испуганно вскрикивая, объезжает вторую, расслышав как противно шкрябнул от мимолётного соприкосновения металл, притормаживает на мгновение, пытаясь рассмотреть хоть что-нибудь, но громкий звук сирены, раздавшийся где-то спереди, сзади, сбоку от него вынуждает ещё сильнее вдавить педаль газа.
— Мамочка, мамочка, — повторяет испуганно, совершенно ослепнув и почти оглохнув от обилия сшибающих друг друга, острых и громких звуков, плотным шумом стоящих вокруг.
Едет на ощупь, едет наугад, едет по велению бьющегося где-то у верхнего нёба сердца. И испуганно выкручивает руль в сторону, в последний момент заметив прямо перед собой очередную красно-синюю вспышку.
Его встряхивает и подбрасывает, мир крутится и кружится, что-то жёсткое сначала больно ударяет в грудь, а парой секунд позже с размаху хлещет ему в лицо до хруста в переносице.
Все звуки разом стихают, будто их никогда не существовало, или на этот раз он по-настоящему оглох. И еле открывая глаза, видит вокруг себя лишь темноту и полосу тусклого света освещающих дорогу фонарей.
— Ааааааааа! — крик паники человека, запертого в перевернувшейся на крышу машине, сменяется неистовым криком боли от ощущения стремительно нарастающей вокруг, невыносимой, убивающей жары.
Перед глазами проносятся секундные вспышки воспоминаний настолько старых, что он и не знал об их существовании. Плеск воды в речке, когда пускаешь скакать по ней мелкие камушки; яркий букет вонючей пижмы, зажатый во вспотевших от волнения ладонях; звонкий девичий смех и нежное «Андрюша!».
Его целиком охватывает огнём, прожигая насквозь, и машина взрывается.
***
Дорога перекрыта десятком машин. Пожарная, ДПС, полиция и скорая, чья помощь уже точно не потребуется: там, в овраге, валяется лишь искореженный, чёрный от сажи каркас машины.
Среди суматошно мечущихся туда-сюда людей, громко переговаривающихся, матерящихся и смеющихся, выделяется только одна почти неподвижная фигура высокого мужчины.
Он стоит на обочине и курит уже третью сигарету подряд, кривит губы в горько-злобной усмешке, не отводит взгляд от следов случившейся аварии и пытается забыть оглушительный, отчаянный, нечеловеческий крик, который слышал всего двадцать минут назад в телефонной трубке.
— Вот каким ты был, отец, — шепчет себе под нос, до боли стискивая в кулак пальцы свободной руки. — Никчёмным и трусливым, как заяц.
Комментарий к Эпилог. Начало координат.
Кто возненавидел Андрея Войцеховского также сильно, как ненавижу его я?)
Впереди у нас ещё один эпилог. А я создала группу в ВК для обсуждения своих работ. Там будет много интересного, присоединяйтесь! Ссылка в моём профиле.
========== Эпилог. Бесконечность. ==========
Одно уверенное, размашистое движение рукой - и на последнем листе из увесистой папки оставленных мне документов появляется витиеватая, длинная подпись нового полноправного хозяина крупнейшей корпорации ИнТех Лимитед. Под ярким светом настольной лампы, установленной в моём кабинете, чернила слегка отливают оранжевым, словно в них добавили той крови, которую пришлось пролить ради этого заветного места.
Крови сотен невинных людей. Крови тех, кто носил фамилию Войцеховский до меня.
Были времена, когда я грезил этим моментом. Представлял его снова и снова, пытался прочувствовать всю сладость полученной власти, торжество осуществившейся справедливости, размеренное спокойствие свершённой мести.
Но сейчас я не чувствую ничего. Ничего из тех эмоций, которые ожидал. Лишь усталость. Лёгкое раздражение. Досаду.
И стоит только снять очки, упереть пальцы в переносицу и прикрыть пересохшие от долгого напряжения глаза, как в ушах снова стоит отчаянный предсмертный крик. Резонирует в общем хаосе моих мыслей, противной кислинкой ощущается во рту, давит на грудь и горло.
Пытаюсь ослабить галстук, но его узел и так уже болтается где-то неприлично низко, поэтому просто стягиваю с себя и отбрасываю на край стола, чтобы не мешался. Берусь за воротничок рубашки, но и он давно расстегнут на несколько верхних пуговиц. Знал же, что ничего не поможет. Но попытаться стоило.
Это ощущение удушья не проходит все крайне дерьмовые десять дней с ночи убийства отца. Мне не жаль его. Я не чувствую никакого раскаяния, не чувствую вины, и уж тем более не чувствую грусти о том, что самолично отправил в могилу последнего родного мне человека.