Да что за мысли, мисс Сантос?
С чего бы тебе представлять этого негодяя в собственной спальне? Нечего ему там делать!
Но непослушные мысли так и норовили свернуть на скользкую дорожку каких-то невнятных смутных образов мужского тела на моей кровати, следов пены для бритья в раковине, огромной кружки с кофе на моей уютной кухоньке, где я сроду не принимала никаких мужчин, кроме ненаглядного мистера Бирна, иначе говоря, моего братца. И, кстати, о родственниках…
Зажмурившись, заранее представляя, что я увижу на экране, я нашарила в бардачке свои телефон. Так и есть. Десяток пропущенных от Майка, примерно столько же от Коннора, полтора десятка от Теда и порядка полусотни от мамули.
Вот и пришел он — мой окончательный и бесповоротный, прости Иисусе, кабздец, даже не равный, а превосходящий тот самый библейский Апокалипсис. На рыжем коне буйный братец, на белом назойливый ухажер, на вороном ненадежный коллега (хотя сам виноват, гад такой), ну и бледный явно под седлом у мамиты. И смерть моя будет долгой и мучительной. Может, арестовать саму себя и отсидеться в участке хотя бы с недельку, пока они все справятся со своими эмоциями?
Я о-о-очень быстро набрала короткое сообщение всем четверым — одинаково позитивно-безличное, только обращение поменяла, отправила и малодушно выключила телефон. Ну хоть до дома я могу доехать спокойно, не отвлекаясь на звонки и блымканья сообщений?
По городу я ехала окольными путями, молясь всем святым, чтобы повезло не нарваться ни на кого из вышеозначенных всадников, но при этом проехать так, чтобы хотя бы издали взглянуть на дома брата и родителей.
У Коннора было темно, только на веранде тускло сияла лампочка, освещающая вход в его берлогу. Куда это он, интересно, на ночь глядя умотал? Не приведи бог отправился меня выслеживать или, что весьма вероятно, опять засел в засаде на моей террасе, чтобы сходу наброситься с допросом. У меня аж зубы заныли от предвкушения этого "удовольствия". Бедные мои барабанные перепонки, как, впрочем, и ближайших соседей.
Но вот при виде отчего дома я просто уронила челюсть на пол. Прямо услышала грохот одновременно с противным визгом пожарной сирены в голове. Это что за дела-то? На подъездной дорожке помимо родительского бежевого седана наблюдался и микроавтобусик брата, переоборудованный им под самостоятельное ручное управление, плюс машины обеих сестер. Это что еще за общесемейное сборище? Никак готовится массированная атака на меня с целью вразумления и наставления на путь истинный заблудшей овцы. Может, рвануть домой и закупорить все двери и окна, как делают во Флориде перед ураганами? Но, вздохнув, я припарковалась, выбралась из тачки и тихонько поднялась на террасу, прислушиваясь к разговорам, прекрасно слышным сквозь сетчатую дверь.
— О-о-о, ну что вы, Перла — идеальная дочь. Мы с отцом гордимся ею. Вы не представляете себе, я так расчувствовалась во время ее выпуска из академии, платок насквозь промок, — заливалась сладкозвучным соловьем Габриэла Сантос, так же известная, как наша мамита. — Вы знаете, что она окончила ее с высшими баллами? Перла умница, это я вам не только как мать говорю, но и как гражданин города, которому она служит. И при этом такая внимательная, заботливая, а уж какая замечательная хозяйка! Вы бы попробовали, какой она готовит пряный фасолевый суп — просто объедение. Верно, сынок?
Мои брови полезли на лоб от услышанного. Пряный фасолевый суп? Серьезно? Да он у меня ни разу в жизни не вышел хотя бы пригодным в пищу!
— Кхм, да-да, хотя, признаться, последний раз, когда мне довелось пробовать ее стряпню… ай… он был… слегка пересолен, — несколько неуверенно подал голос братец.
— Конни, ты наверняка что-то перепутал. — Я прямо-таки увидела, каким взглядом одарила бедолагу наша родительница. На нем хоть его вечный армейский камуфляж еще тушить не надо? — Дело в том, молодой человек, что Перла порой так занята на своей работе, что иногда — очень редко — я привожу ей тот, что готовлю сама. А у меня к старости, знаете ли, вкусовые рецепторы немного притупились, с солью иногда промахиваюсь. Верно, сынок?
Последнее было произнесено хорошо знакомым всем нам тоном "только-посмей-опять-нести-свою-ересь-богохульник".
Я шагнула к самой двери, разглядев с этого места широкую спину брата, обеих тихо поддакивающих маме сестер, но пока так и не увидела не саму главную дезинформаторшу, но того, в чьи уши она так щедро вливала этот поток сиропа, густо приправленного патокой.
— Да лад… — братец подавился вопросительной интонацией, очевидно, получив от мамиты очередной болезненный толчок, и снова закивал послушным китайским болванчиком: — Да-да, мамуль. Все так и есть. Прям как по писаному… ай…
— Молодой человек, вы кушайте, кушайте…
Молодой человек? Господь наш милостивый и всемогущий, только не опять! Неужели мне именно сейчас придется отбиваться от очередной попытки сосватать меня какому-то приглянувшемуся мамите кандидату? Судя по всему так оно и есть. Иначе с чего все эти восхваления и превознесение моих несуществующих, но кажущихся чрезвычайно важными моей родне талантов.
— Не обращайте внимания на неловкие попытки моего великовозрастного сына жестоко подшутить над младшей сестрой. Эти мальчики такие мальчики. Вы представляете, он до сих пор порой дергает ее за косички, словно так и остались детьми! Но, к чести надо сказать, что никому больше не позволено делать того же самого. Коннор за своих сестер любому глотку перегрызет.
Вот тут и спорить никто не собирается. Потому что, как ни крути, братец именно такой. Домашний тиран и самодур, вечно шпыняющий меня за выбор моей профессии, в присутствии посторонних моментально обращающийся в злобного сторожевого пса, готового порвать нарушителя границ частной собственности. Просто именно со мной он общается чуть больше, ввиду того, что я ближе ему и по возрасту, и, смею надеяться, по нашему в чем-то очень схожему мироощущению.
Его отец, Патрик Бирн, был полицейским, погибшим при исполнении, когда брату было года полтора или два. Мама практически сбежала с ребенком на руках из города, где в те времена разразилась нешуточная война между полицейскими и заполонившими его бандами. Она совершенно случайно осела в этом небольшом окружном центре, даже и не предполагая, что задержится здесь надолго. Но встретила моего — нашего с сестрами — отца. Как она сама признавалась потом, она и подумать не могла, что после первого мужа, на которого как две капли воды похож характером и внешностью наш взрывной Конни, вдруг полюбит тихого и скромного сына мигрантов из Пуэрто-Рико. Однако же вот, полюбила. Но при этом бережно хранила память о первом супруге, ни разу не сказав в его адрес ни единого слова осуждения или упрека.
Возможно, именно поэтому отец Коннора, которого я видела исключительно на фотографиях и слышала с самого детства рассказы о нем, стал для меня неким идеалом героя, беззаветно отдавшего свою жизнь в защиту мирных граждан.
Надо сказать, в этом мы с Коннором были похожи. Он тоже хотел “служить и защищать” (девиз американской полиции, — прим. Авторов). Но выбрал другую стезю — военную. Мама только охнула и схватилась за сердце, когда он объявил о своем решении. И ни она, ни мой отец, которого Коннор искренне любил и уважал, не смогли отговорить его от этой безумной идеи.
— Сынок, — прокашлявшись после долгого разговора, сказал тогда в результате папа, — мы всегда гордились тобой. И уважаем твой выбор. Заклинаем всеми святыми лишь об одном — возвращайся к нам. Живым и здоровым.
Живым он в результате вернулся. А вот здоровым…
А пока братишка был слишком далеко, чтобы повлиять на мой выбор, я взяла и поступила в Полицейскую академию Университета Индианы. И его гневные вопли и стучания кулаком по столу выслушивала по телефону на приличном расстоянии.
— А еще Перла обожает возиться в саду. Наша соседка через улицу, старая кар… эм… почтенная мисс Друли просто умирает от за… восторга при виде розария, высаженного нашей Перлитой.
