Он садится и притягивает меня к себе на колени так, что мои пульсирующие ягодицы упираются в его бедра. Я вскрикиваю от новой глубины. Его толщина растягивает меня изнутри, разрывая на части.
— Attend (с фр. Подожди)… Дом… — я дышу ему в губы. Я не могу найти в себе силы говорить по-английски.
— Расслабься, — он молвит уголком рта и облизывает мою нижнюю губу. — Доверься мне.
Странно, что я доверяю. Несмотря на то, что знаю, кто он такой, я верю, что он не причинит мне вреда. По крайней мере, не в том смысле, с которым я не согласна.
Доминик возвращается к поцелуям, покачивая бедрами. На этот раз медленнее, словно смакует меня. Я стону, привыкая к его размерам и подавляющей силе.
Его нежная фаза резко обрывается. Он вбивается в меня и набрасывается на мои губы. Он почти не дает мне возможности дышать. У меня голова идет кругом от нехватки воздуха, я чувствую его внутри себя, а его язык вытворяет нечестивые вещи в моем рту.
Он усиливает толчки. Одна его рука сжимает мое бедро, а другая обхватывает мою спину поверх связанных рук, словно, не давая мне рассыпаться.
В каком-то смысле так оно и есть.
— Нравится, когда тебя трахают до потери сознания, малышка? — бормочет он мне в губы.
Я издаю утвердительный звук и бормочу по-французски.
— Что это было, Кам? — он улыбается мне в губы и входит в меня так глубоко, что я задыхаюсь.
— Oui. Oui (с фр. Да. Да)!!!
— Тебе нравится?
Он выходит из меня почти полностью, и прежде чем я успеваю пожаловаться, снова входит в меня. Внутри меня все взрывается.
Я кричу «да». Он шлепает меня по заднице, и я кончаю, прижимаясь к нему всем телом.
Если бы все романтические романы, которые я украла у мамы, были правдой, Доминик последовал бы за мной прямо сейчас.
Но он этого не делает.
Он укладывает меня на спину и перекидывает мои ноги через свои широкие плечи. Он продолжает входить, и входить, и входить.
Его грудь гладкая от пота, а выражение лица — по-звериному дикое. Безумие нарастает. Его рука проскальзывает под мою задницу, и я шиплю, а затем вскрикиваю, когда он шлепает ее. Я настолько чувствительна и неистова, что кончаю снова и снова с криком.
На этот раз Доминик хрипит. Я чувствую эту черноту, но не могу не залюбоваться тем, как вздрагивает его большое тело и как опускаются веки над темными глазами.
Когда он рычит и изливается в меня, я улыбаюсь и отдаюсь темноте.
Он отымел меня.
Буквально.
Образно.
Мне понравилась каждая секунда.
Глава 15
Свежий аромат кофе щекочет мне нос.
Мм-м-м… Мой наркотик.
Я открываю глаза и сажусь, как лунатик — или зомби.
Задницу жжет, и я останавливаюсь.
Fils de pute (с фр. Сукин сын).
Воспоминания о прошлой ночи нахлынули снова. Восхитительная боль между ног заставляет меня кривиться и одновременно улыбаться, как идиотке.
Я переспала с Домиником.
Нет. Вообще-то он трахал меня, пока я не отключилась. Снова. Я просто очень устала, а он слишком интенсивный. Я массирую запястья. Они не покраснели, но воспоминание о том, как они были связаны, вызывает дрожь по позвоночнику.
Я почти не помню, как Доминик развязал меня и понес на своих сильных руках. Странно, как я стала ему доверять.
Папа всегда учил меня не доверять незнакомцам, и я принимала его слова близко к сердцу, но по какой-то причине я не считаю Доминика незнакомцем.
Мой взгляд блуждает по комнате. Она большая и очень минималистичная. Стены оформлены в серых и черных тонах. Большая кровать стоит на высокой архитектурной платформе. Есть две тумбочки и все.
«Все свое время он проводит в лаборатории», — слова Дэвида звучат у меня в голове. Похоже, Доминик использует это место только для того, чтобы переночевать.
Я вижу то, что, как предполагаю, является ванной комнатой. Будет ли у меня время принять душ перед отъездом? Возможно, стоит сначала спросить его.
Аромат кофе так и выманивает меня из сна. Я откидываю покрывало и влезаю в свое черное платье, лежащее на краю кровати. Белья нет. Пещерный человек порвал его.
Я направляюсь в такую же просторную ванную комнату с большим душем. Чищу зубы запасной щеткой, затем умываю лицо.
Тяжелое чувство поселилось в глубине моего желудка, когда я направляюсь к источнику запаха кофе.
Вот и все.
Мое приключение официально завершено. Мы с Домиником подписались на одноразовую акцию.
Теперь мне предстоит спуститься с облаков и разбиться о мир живых.
Кухня, гостиная и столовая объединены в одно большое пространство с видом на огромное стекло… Вчера вечером вид из него казался сказочным, но в утреннем свете это просто еще один пасмурный, хмурый день в Лондоне.
Или, возможно, так можно передать мое настроение.
Я останавливаюсь возле кухонной стойки, когда вижу, как Доминик бросает что-то в кастрюлю. На нем только мешковатые шорты. Вот и все. Его сильные мышцы спины обращены ко мне, а темные волосы взъерошены. Я в растерянности, какой вариант мне больше нравится: шикарный вид доктора или непринужденный.
Он оборачивается, и когда видит меня, его губы приподнимаются в этой душераздирающей улыбке. Прежде чем я успеваю вернуть улыбку, он берет меня под руку и сужает глаза.
Какого черта?
— Если ты не возражаешь, я просто возьму кофе. — Я направляюсь к машине. — Я не могу нормально функционировать без утреннего кофе. Могу упасть на улице или еще что-нибудь.
Я сжимаю губы. Мой способ изобразить спокойствие — это словесная рвота.
Тепло разливается по моей спине, когда позади меня появляется Доминик.
Я крепче сжимаю кофейник. Мое дыхание становится тяжелым, и мне приходится сосредоточиться, чтобы налить кофе в кружку, а не разлить по столу или по себе.
Ого. Кто бы мог подумать, что наливание кофе требует такой концентрации?
— Почему ты одета? Опять, — в его голосе слышно раздражение.
Я поворачиваюсь лицом к нему. Огромная ошибка. Теперь я смотрю на его рельефный пресс, завитки татуировки, щетину на щеке, клочок тонких волос на груди, уходящий ниже… ниже…
Я прочищаю горло и сосредотачиваюсь на его лице.
— Мы закончили, не так ли?
Он кладет руки по обе стороны от меня на стойку, так что я оказываюсь в клетке.
— Кто сказал?
Quoi…? (с фр. Что..?)
— Что ты имеешь в виду?
В его темных глазах плещется злость.
— Я еще не закончил с тобой, малышка.
Клянусь, мое сердце вот-вот выскочит из груди. Тяжесть, возникшая ранее, превращается в дрожь внизу живота.
— Я думала, ты делаешь только одноразовые вещи.
Он ухмыляется.
— Технически это два раза.
— Дом!
Его глаза пылают.
— Мне нравится, когда ты меня так называешь.
— Я серьезно, — я стараюсь, чтобы это звучало именно так. — Проще, если это будет один раз.
Мои пальцы обводят кружку с кофе. Будет больно, если он позволит мне выйти за дверь, но лучше пострадать сейчас, чем потом. А он причинит мне боль. Социопаты никогда не успокаиваются. Они физически не способны на это.
— Тогда мы сделаем это дважды, — он толкается в меня, в его голосе звучит игривость, смешанная с темнотой. Стойка впивается мне в спину. — Потом три раза, потом, может быть, четыре, пока мы не забудем считать.
Я качаю головой, несмотря на то, что по коже пробегают мурашки.
— Хватит думать. — Его ладони сжимают мою щеку, и кажется, что он заглядывает мне в душу. Так ведь поступает дьявол, верно? — Твоя голова так много работает.
— Я не шлюха, у которой голова не работает, — в моем тоне звучит укор.
— Очевидно, — он искренне улыбается. — Иначе я бы тебя не поцеловал.
— Ты играешь со мной.
— И что, получается?
— Я здесь только на время летних каникул, — пролепетала я. Не знаю, зачем мне это нужно. — Я вернусь во Францию меньше чем через три месяца.
