Воспоминания о событиях после взрыва на моей последней работе для Душку остаются туманными. Помню, как пришел в себя в машине скорой помощи. Джемин был рядом со мной, направив пистолет на фельдшера. Схватив меня под мышки, он вытащил меня из машины скорой помощи и запихнул на заднее сиденье своей машины. Затем я, видимо, снова потерял сознание. Во время поездки я несколько раз приходил в себя. Боль была мучительной. К тому времени, как мы подъехали к ветхому дому в пригороде, я уже практически отключился.
Джемин крикнул, чтобы двое парней отнесли меня в гараж и положили на стол, где «доктор» несколько часов сшивал меня обратно. Я выжил, несмотря на не слишком стерильные условия, чудом избежав заражения ран. Однако в итоге мышцы лица срослись как попало, а кожа деформировалась.
Неудивительно, что теперь людям противно на меня смотреть. Их тихие пересуды смешиваются с криками возбужденных продавцов. Это какофония противоречий, к которой я уже привык.
Я достаю телефон и набираю номер Онофредо, начальника охраны моего дома.
— Босс?
— Сколько раз? — спрашиваю я.
— Простите, я не понимаю.
— Сколько раз с самого утра наша гостья пыталась сбежать?
— Ни разу.
Я останавливаюсь.
— Что же она тогда делала?
— Рылась. Она рылась в ящиках стола и шкафах в вашем кабинете. Даже заглянула под подушку кресла. А еще она нашла ваш сейф и почти полчаса пыталась взломать комбинацию.
Уголки моих губ подрагивают.
— А потом?
— Она переставляла ваши книги на полках.
— Что?
— Да. Она выстроила их на полу, а потом начала ставить книги обратно на полки в другом порядке. Отто проверял ее пятнадцать минут назад. Она все еще занималась этим.
— И ты уверен, что она не пыталась ускользнуть?
— Абсолютно.
Я хмурю брови.
— Хорошо. Держи меня в курсе.
Толпа продолжает расступаться передо мной, как Красное море, пока я пробираюсь между рядами. Как обычно, продавцы зазывают глянуть на их товары. Молодая женщина слева от меня держит деревянную подставку с нарезанным сыром и вяленым мясом, приглашая покупателей попробовать.
— Синьор? — окликает она меня. — Vuole provare del prosciutto?
Я останавливаюсь и оглядываюсь через плечо. Девушка поднимает блюдо в мою сторону, на ее губах играет кокетливая улыбка. Но как только она видит мое лицо, то вздрагивает. Ее улыбка исчезает, и она быстро отводит взгляд. Все как обычно.
Продолжая прогуливаться по рынку, я вспоминаю свою прекрасную заложницу и то, как мило она выглядела в моей рубашке. Перед тем как уйти утром, я приказал служанке выбросить одежду Василисы в мусорное ведро. Я сказал себе, что это наказание за ее дерзость вмешиваться в мои дела, но сам наслаждался первобытным чувством собственничества, которое овладевало мной, когда я видел ее в своей одежде. Я хотел, чтобы она безоговорочно принадлежала мне. Никогда прежде я не испытывал ничего даже отдаленно похожего по отношению к женщине. С дюжиной мужчин, охраняющих территорию вокруг моего поместья, даже если она не увидит их, как было приказано, это не значит, что они не увидят ее. А то, что моя вздорная принцесса одета в мою рубашку, — достаточно серьезный знак того, что она вне зоны доступа.
Когда подхожу к концу рынка, мой взгляд падает на прилавок с местными фруктами. Персики, помело и клубника украшают плетеные корзины перед продавцом, который работает с покупателем. В углу стоит небольшая миска с зелеными фигами. Не думал, что они уже поспели. Я ускоряю шаг и изменяю свой маршрут так, чтобы пройти совсем рядом с прилавком. И сую один из инжиров в карман.
Василиса
Я кладу последнюю книгу, «Нана» Эмиля Золя, на самую нижнюю полку и делаю несколько шагов назад, любуясь своей работой. Сегодня утром я убрала все книги и рассортировала их по цветам. На это ушло почти четыре часа. Большую часть второй половины дня я провела, слоняясь по вилле, где не было ни одной живой души. Затем вернулась в кабинет Рафаэля и снова упорядочила книги, на этот раз в алфавитном порядке по имени автора.
Реорганизация вещей — это мой способ борьбы со стрессом. Это дает мне ощущение контроля, пусть даже над чем-то обыденным и бессмысленным. А в настоящее время, похоже, ничто в моей жизни не находится под контролем.
Прошлой ночью я не сомкнула глаз. Почти всю ночь я провела, сидя на огромной кровати, завернувшись в одеяло и сжимая в руках нож, который стащила с кухни. На случай, если у этого мерзавца возникнет идея шантажировать меня, вынуждая заняться с ним еще и сексом. Только когда забрезжил рассвет, я позволила себе пару часов беспокойного сна. Проснувшись, я чувствовала себя разбитой, а теперь, после того как переложила все эти тома, мне стало еще хуже. Дважды.
В бумагах, найденных в столе Рафаэля, не оказалось никакой полезной информации. Я наткнулась на документ, похожий на договор аренды склада на имя компании, которую ранее взломала — «Дельта Секьюрити» — предполагаю, что это его компания, но договор подписан кем-то другим. Распечатки спецификаций на какое-то оборудование для наблюдения. И несколько чеков на вещи, которые я не смогла понять, так как они были на итальянском.
Но за одной из картин я нашла сейф, подаривший мне надежду. Правда, открыть его мне не удалось.
Я по-прежнему практически ничего не знаю о человеке, который держит меня в заложниках. Ничего, кроме его имени. И что он любит читать. Много, судя по количеству книг. В общей сложности более девятисот.
Самая необычная коллекция. Классическая литература. Философия. Финансы. Учебники по химии. Несколько томов по анатомии человека, один из которых посвящен исключительно сердечно-сосудистой системе. Собрание из двенадцати томов "Истории заката и падения Римской империи". Даже несколько книг по садоводству и ботанике. От них я удивленно приподняла брови. Я бы никогда не подумала, что Рафаэль интересуется садоводством, но судя по выделенному тексту, и потертым корешкам он им интересуется.
Здесь также имеется несколько десятков романов. Я бы с удовольствием погрузилась в чтение книги и сняла стресс с помощью хорошей истории, но большинство книг Рафаэля на итальянском языке. Единственные две на английском — про мистические убийства, а учитывая мою ситуацию… Нет, спасибо.
Гм… Теперь, когда думаю об этом, Рафаэль не угрожал мне напрямую. Моей семье — да. Но не мне. Ни разу не упоминалось о физической расправе: никаких избиений, отрубания пальцев или угроз смерти, если я не выполню его приказ. Вместо этого он лично отнес меня наверх, обработал запястья, снял с меня обувь и носки, прежде чем уложить в постель. В своей собственной спальне, которую он, похоже, отдал в мое пользование. И все это после того, как я попыталась перерезать ему горло. Я вздрагиваю, вспомнив его перевязанную руку. Я ранила его в целях самообороны, но мне все равно жаль, что причинила ему боль.
Закатав рукава, которые в очередной раз распустились, я забираю пустую тарелку из-под обеда, который принесла горничная, и выхожу из кабинета Рафаэля.
Как и раньше, дом кажется совершенно заброшенным. Не видно ни одного живого человека, пока я прохожу мимо красиво украшенных комнат. Жутковато, но я не могу удержаться и время от времени останавливаюсь, чтобы полюбоваться деревенской элегантностью декора. Даже не имея ни малейшего представления о дизайне интерьеров, я вижу, что каждый предмет мебели и каждый акцент подобран так, чтобы дополнить сдержанную элегантность особняка.
В каждой комнате имеются огромные французские двери или окна, через которые проникают тепло и пьянящие ароматы Средиземноморья, создавая ощущение, что сам дом является частью природного ландшафта. И все же странно находиться в таком большом доме в полном одиночестве. Каждый раз, когда деревянные половицы скрипят под моими босыми ногами, я вздрагиваю.
Огромная кухня встречает меня гробовой тишиной. От горничной, доставившей мне еду, не осталось и следа. Девушка выглядела совершенно испуганной, когда на цыпочках вошла в кабинет и увидела меня, сидящую со скрещенными ногами на полу в окружении стопок толстых твердых переплетов. Она несколько мгновений смотрела на меня, затем оставила тарелку на стопке книг и поспешила прочь со всех ног.
