Но ведь, в конце-то концов, он, Руас ар-Ракс, – маг. И не из последних. Пусть его силы невелики, пусть они даже малы… по сравнению с тем, какими были раньше. Однако их хватит, и даже с избытком, для того, чтобы осуществить столь… немалое деяние.
Руас погрузился в мысли о том, как осуществить задуманное, и перестал замечать все вокруг.
Поэтому и не услышал, как его верный Салим проговорил, словно обращаясь к кому-то, видимому только ему:
– Моему господину будет сделать все это более чем непросто. Я, конечно, помогу ему, но…
Слуга умолк, явно выслушивая собеседника. Потом кивнул:
– Но ведь тогда Руас и Асур будут вечно нести стражу один подле другого…
Вновь молчание и вновь ответ, более похожий на вопрос:
– Так ей все-таки суждено появиться? И нет иного пути? Печально… Но ведь соперничество разгорится вновь…
Салим умолк, а в полупрозрачном полуденном воздухе отчетливо прозвучали слова:
– Все вернется. Не в силах ни человека, ни мага удержать мир в покое, пусть и прекрасном. Ибо это и есть смерть самого этого мира.
Салим склонил голову в согласном поклоне:
– Я буду рядом, мой повелитель. И присмотрю за мальчиками. И за тем, как свершится предначертанное!
Сакральные записи в древней книге истории терпеливо ждали своего часа. Великий Варди ар-Ракс, конечно, не ведал этого, но смог все же преизрядно подшутить над ничего не подозревающим человечеством, чуть эти записи подправив.
Хотя вряд ли он имел перед собой именно такую цель. Им, в первую очередь, двигала забота о сыновьях. Но все же, впервые разглядев суету в долине Керманшаха, он не мог не польститься… И встал в один ряд с царем царей.
Царь царей Дараявауш, царь персов, властитель многих народов, которого враги его – эллины – называли Дарием, выбрал для памятника себе лучшее место, какое только можно придумать. Его владения были велики, но не огромные площади городов, а горную гряду избрал он для прославления своего царства и, конечно, самого себя.
По долине Керманшаха тянется узкий хребет, который оканчивается двухголовой горой именно там, где проходит караванный путь из Хамадана в Вавилон. У подножия крутой горы чистые источники вливаются в озеро. Из озера вытекает ручей, минует деревеньку Бехистун и убегает в долину. Двухголовую гору тоже называют Бехистун.
Караваны всегда останавливаются около источников, и старые верблюды уже за десяток фарсахов знают, что предстоит отдых. Они спешат к воде, к купе деревьев под скалой. Останавливались здесь отдохнуть и армии, проходившие через Персию, и солдаты надолго запоминали двуглавую скалу над тихой долиной и чистый, прохладный ручей.
Дарий был уверен в прочности и незыблемости своей державы, но мудро не доверял благодарности потомков. Он задумал создать памятник неповторимый, вечный, и ему удалось это лучше, чем большинству тиранов как до него, так и после.
Непрост был путь этого человека к трону: ему противостояли девять других претендентов. Он жестоко расправился с соперниками и стал после бога, мудрого Ахурамазды, вторым по могуществу во вселенной. Вот эту борьбу за престол Дарий и повелел отразить в монументе.
Для исполнения воли царя скульпторы выбрали отвесный участок скалы и вытесали на нем огромный прямоугольник. От нижней стороны прямоугольника до земли сто пятьдесят локтей, и потому монумент этот можно разглядывать только издали. После того как скульпторы Дария убрали леса, никто не приближался к монументу в течение полутора тысячелетий.
За одним исключением, о котором так никто и никогда не узнал. Насмешник Варди ар-Ракс оставил рядом с сотнями горделивых строк одну строку загадочную, предназначенную лишь для того, кто ее будет искать. Однако и найти эту запись будет мало. Ее следует правильно прочесть и… правильно истолковать.
Владыка колдовского народа не думал соперничать с Дарием. Он бы посмеялся, если бы кто-то сказал ему об этом. Просто монумент правителя Персии оказался удобным местом – и Варди ар-Ракс не преминул этим воспользоваться.
На каменном полотне вырубили барельеф: несколько фигур в человеческий рост. Крупнее всех – сам Дарий: скульпторы строго соблюдали каноны. Те же каноны требовали, чтобы у владыки были большие глаза и брови дугой, борода завита, а на голове корона воина, вырезанная тонко и тщательно. Корона из золота, усыпанная овальными драгоценными камнями, – в точности такая, какой гордился Дарий.
Царь царей поднял руку к крылатому богу, реющему над царем, а ногой попрал главного из своих врагов – Гаумату. Нога царя тяжело надавила на живот соперника, и тот корчится от боли и унижения. За спиной Дария стоят двое придворных. Они держат его лук и копье. Лицом к царю, побежденные и понурые, выстроились остальные восемь злополучных претендентов. Руки их связаны, а шеи стянуты общей веревкой.
Царю изображение понравилось: оно было именно таким, какое будет прославлять его в веках. А чтобы потомки ни в коем случае не забыли, кто победил и как зовут презренных побежденных, велел рядом высечь объяснение. Причем не на одном, а на трех языках: персидском – языке царя и двора, на аккадском – языке государства, хотя и разгромленного, но настолько великого и известного, что язык его продолжал пользоваться признанием по всей обширной Персии, и, наконец, на эламском.
Торжествующие скульпторы закончили работу, каллиграфы в сотый раз проверили длинную горделивую надпись…
Но Дарий не сидел все это время сложа руки в своем дворце. Более того, он совершал один победоносный поход за другим. И именно тогда, когда от великого барельефа убрали все леса, пришла весть о том, что повержен царь скифов, «носящий остроконечную шапку». Стало ясно, что побежденого скифа тоже следует изобразить у ног царя.
И снова потянулись к Бехистуну караваны, снова выросли грандиозные леса, и снова скульпторы, пользуясь привезенными из столицы портретами скифа в высокой остроконечной шапке, принялись за работу. Пришлось срубить эламский текст и на его месте последним в цепи царей пристроить скифа. Барельеф получился более плоским, чем другие, но не беда: снизу разница была незаметна. А частично срубленную надпись выбили снова в другом месте.
Царь осмотрел монумент и остался доволен.
На всякий случай в надпись включили слова, запрещающие повреждение монумента под страхом сурового наказания. Но для того, чтобы повредить монумент, до него нужно добраться, а это никому не под силу. Снизу же надпись не прочтешь. И даже не узнаешь, что портить ее не разрешает сам Дарий, царь царей и царь персов.
Варди ар-Раксу же не нужны были ни леса, ни каллиграфы. Ему нужна была всего одна ночь, чтобы огромный барельеф дополнила одна единственная строка, также повторенная на трех языках.
