Этот наглый жест вдруг снова пробудил в Аполлоне волю, жажду сопротивления. Его душила уже ярость. Бессильная злоба, раскалённая, как пески Сахары, вытеснила арктический холод и обжигающе растеклась по внутренностям и членам.
– Сам закусывай! – выпалил он, и добавил: – Смотри, не подавись!
– Ну, зачем же так грубо? – беззлобно пожурил его Эдик.
Он налил в свой стакан коньяка, выпил, и запихал в рот сразу весь "отказной" кусок торта. Прожевав, назидательно изрёк:
– Спитый холодному не товарищ.
Аллочка, сидя за столом, открыла тетрадь Аполлона и погрузилась в чтение. Было видно, что она слегка под хмельком, и что чтение Аполлонова бестселлера начинает её заводить.
– Возбуждающе написано… Эдик, я тебя хочу!
Она встала, подошла сзади к Эдику, обняла его, поцеловала прямо в жующие губы, косясь подёрнувшимися сладострастием глазами на Аполлона.
– Возьми меня, Эдик, – уже вызывающе глядя на Аполлона, попросила она.
Эдик встал, слегка покачиваясь.
Аллочка расстегнула и сбросила халатик, оперлась локтями о стол прямо напротив Аполлона, отставив попку.
Эдик расстегнул брюки, пристроился позади Аллочки.
Аллочка начала размеренно качаться вперёд-назад в такт толчков стоящего позади неё Эдика. Она откровенно смотрела своими затуманенными глазами в глаза Аполлона и, приоткрыв рот, чувственно постанывала.
Аполлон сглотнул слюну и закрыл глаза.
– Смотри на меня, – услышал он как сквозь сон голос Аллочки, с придыханием вырывавшийся из её груди. – Неужели я тебя не возбуждаю? – стонала она по-английски. – Ты же хотел меня… О-о-о… "Наши тела слились в единое целое…" О-о-о…
К её сладострастному стону примешалось натужное покряхтывание Эдика, а вслед за ним – урчание в животе самого Аполлона.
Аполлон вдруг отчётливо почувствовал, как в его кишечнике бурно перемещаются оперативно разжиженные массы, распирая его изнутри. Там бурлил и клокотал, приближаясь к выходу суточный пищевой рацион.
Аполлон напрягся, покраснел от натуги, открыл глаза. В них был испуг, даже паника.
Аллочка, продолжая покачиваться в такт толчков Эдика, протянула одну руку к лицу Аполлона, погладила пальцами по здоровой щеке.
– Как мой мальчик… возбудился, – простонала она по-английски. – О-о-о… Да-а-а… Смотри… на… меня… О-о-о…
Она смотрела посоловевшими глазами прямо в глаза Аполлону и всё громче стонала.
Аполлон вдруг, не в силах уже сдерживаться, издал громкий протяжный крик, стуча ногами снизу по крышке стола:
– А-а-а…
Аллочка, словно ожидая этой команды, зашлась в конвульсиях и тоже закричала, закатив глаза:
– О-о-о…
– Развяжите меня скорей! Я в туалет хочу! – испуганно завопил Аполлон.
Уже обмякшая и опавшая грудью на стол Аллочка подхватилась. В её внезапно протрезвевших и от алкоголя, и от вожделения глазах тоже мелькнул испуг.
Эдик оперативно натягивал штаны, с трудом запихивая в них всё ещё торчащий колом член.
– Созрел. Готов, – пыхтел он.
– Быстрей его выкидывай, а то ещё тут нагадит, – озабоченно говорила Аллочка Эдику, в полном неглиже сматывая с конвульсивно сжимающегося бёдра Аполлона верёвку.
Аполлон со связанными сзади руками вскочил и, напряжённо сжимая ягодицы, засеменил к двери в сопровождении своих мучителей.
– Развяжите мне руки, – сдавленно сипел он.
– Щас! Размечтался, – Эдик схватил его запястья и ещё туже затянул узел.
Выскочив в прихожую, Аполлон направился, было, в сторону туалета.
– Ку-у-уда? – Эдик схватил его сзади за плечи и пинками грубо подтолкнул к входной двери, которую уже успела открыть Аллочка.
Аполлон в последнем безнадёжном порыве упёрся плечом в дверной косяк.
– Не имеете права!.. Вы будете отвечать перед законом!.. Это насилие над личностью!.. Я заявлю в полицию! – цедил он сквозь зубы, с трудом сдерживая извержение, и совсем не соображая, что он такое несёт по команде переставших соображать от перенапряжения в кишечнике мозгов.
– Как же, обязательно ответим, – благодушно подтвердил Эдик. – А вот где ж это ты, такой честный труженик… учитель… столько деньжат наскрёб, а?
Он схватил несчастного за шкирку, дал ему последний грубый пинок под зад и вышвырнул за дверь.
Дверь за Аполлоном тут же захлопнулась. В запале он ещё некоторое время, сжимая бёдра, тыкался плечами в дверь с номером 11.
– Пустите… Развяжите… – уже чуть ли не хныкал он.
Глядя со стороны, можно было подумать, что человек посреди ночи вышел на лестничную площадку, чтобы сделать утреннюю гимнастику. Он с подвыванием стукал головой в дверь, напрягал и расслаблял ягодицы, приседал, согнувшись в три погибели, снова вставал и тыкался в дверь, затем, предельно сгруппировавшись, снова садился на корточки. Связанные сзади руки тоже находились в постоянном движении, но шёлковый шнурок, затянутый напоследок Эдиком, не поддавался.
– Чего шумишь, придурок, – послышался из-за двери глухой голос Эдика. – Людей разбудишь…
Похоже было, что это предупреждение дошло, наконец, до сознания Аполлона. Он затих, глубоко присел, затем резко вскочил и опрометью помчался вниз по ступенькам.
Он даже не заметил, как у самого выхода на кого-то налетел, сделав полный оборот вокруг вертикальной оси. Не успел он выскочить из подъезда, как почувствовал, что напор в его внутренностях ниже пояса подобен какому-нибудь везувиевскому в последний день Помпеи.
Оказавшись на улице, тёмной и, к счастью, безлюдной, он задержался, выбирая подходящее направление. Все его члены конвульсивно сжимались, пытаясь предотвратить приближающееся извержение. Он понял, что уже не успеет никуда добежать, и попытался нечеловеческим усилием связанными сзади руками зацепить и сдёрнуть штаны, но крепкий, натуральной яловичины, выделанной где-то в Мексике, ремень надёжно держал их на поясе. Аполлон сделал последние, похожие на предсмертные, движения, суча ногами и извиваясь всем телом, замер, напрягши до каменного состояния ягодицы. Но понос сродни оргазму – уж коли припрёт, ничем не остановишь… На лице Аполлона вырисовалась крайняя натуга, изо рта вырвался протяжный стон. Извержение произошло мощно, со свистом. Горячая и липкая лава заполнила сначала трусы, обволакивая всё, что находилось в окрестностях жерла, а затем потекла широко и раздольно по ногам в туфли, притягивая к себе брючины…
Пока несчастный суперагент получает облегчение, вернёмся-ка мы на несколько минут на третий этаж, на площадку перед квартирой N11.
Дело в том, что, пока Аполлон делал свою полночную утреннюю гимнастику (прямо как две звезды…) на этой площадке, за ним с превеликим любопытством, и не менее великим удивлением, наблюдали. И наблюдателем этим был… сосед по гостиничному номеру Аполлона Валик, спрятавшийся на площадке между третьим и четвёртым этажами.
