- Живы, так точно! Спасибо, товарищ полковник.
- Ну, свободен! Удачи тебе!
Мишка щелкнул каблуками, развернулся и вышел. Казалось, плечи сами вспомнили осанку, которую вколачивал им на плацу бесконечными повторами ненавистный тогда старлей Козырев. Мишку накрыла память Куляба. Проходя по свежепобеленной лестнице и улыбаясь секретарше Любаше и тетке-дежурной, он словно видел сквозь эти стены и эти лица испепеленное шестидесятиградусным зноем небо и растрескавшийся асфальт плаца. И старшина, кажется, снова выкрикивал фамилии бойцов, назначаемых на очередное дежурство, которое вновь будет проникнуто тревожным ожиданием ночного боя….
Только на улице Мишка полностью пришел в себя. За воротами, облокотившись на коляску мотоцикла, ждал Олег. Мишка подошел, уже следя, чтоб не чеканить неуместно шаг. И замер в трех шагах от друга.
- Что так долго? – обеспокоенно спросил Олег. – Я волноваться начал. Всё в порядке?
Мишка повел взглядом вниз, на левый лацкан куртки.
- Что это?
Мишка протянул наградную книжку. И Олег – не таким торжественным голосом, как Любаша, начал читать:
- «Приказом Министерства Обороны Российской Федерации… старшина Самсонов Михаил Евгеньевич за храбрость и самоотверженность»,… - тут голос его сорвался. Он поднял потрясенные глаза - Миш!?..
- Да! – ответил Мишка. – Медаль.
Олег смотрел на своего героя, и его глаза тоже медленно наполнялись слезами.
- Какой ты у меня!.. – выдохнул он.
- Поедем, круг почета сделаем вокруг Сатарок, а? – предложил Мишка, садясь на мотоцикл. – Я тебя провезу по самым лучшим местам. Знаешь, как здесь красиво!?
Олег сел сзади. Его рука на Мишкином плече чуть вздрагивала. И только когда мотоцикл оставил за собой все сараюхи и огородики, Олег всем телом прижался сзади к своему любимому.
Мотоцикл разогнался до семидесяти километров и мчался среди полей. Ярко-голубое сентябрьское небо, празднично-пестрая полоса далекого леса, бескрайние поля. Мишка глотал встречный ветер, время от времени косился на сверкающий на куртке кругляшок медали, ладонью все теснее прижимал пальцы Олега к своей груди и - улыбался. Он знал, что руки, бережно обвившие его грудь – самые надежные, самые любимые, сводящие его с ума руки – будут держать его крепко-крепко и не отпустят ни за что на свете.
----КОНЕЦ------