III. Марамуй
Рядом с Порт-д’Итали в Париже есть несколько безлюдных улочек, которые лениво тянутся к площади Тополей. Там всегда царили тишина и спокойствие. Если кому-нибудь завязать глаза и переместить его в это место, то он с трудом смог бы сразу определить, в каком городе находятся и к какому веку принадлежат эти конструкции, которые высятся по бокам мостовой, не отбрасывая на нее тени.
Пространство было застроено низкими чопорными домиками, отделенными друг от друга скромными клумбами из тщательно подстриженной герани и бересклетов, огороженных от неуместного тротуара железными решетками или невысокой изгородью. В этих домах всегда жили врачи, бывшие капитаны судов, аналитики из стран третьего мира, часовщики, медальеры с Монетного двора и авторы книг по партеногенезу[12].
Общий стиль зданий выглядел несколько фальшиво. Фасады украшали выступающие веранды. Следует упомянуть и намеренно скромные остроконечные крыши, и аккуратные, но сдержанно-элитарные, если даже не сказать несколько надменные, навесы над ступеньками, ведущими в дом. Входные двери из старого дерева иногда были окованы железом. Здесь царила спокойная и безмятежная атмосфера, дополнявшаяся пением птиц. Все это было бы уместно в консервативном районе Лондона – в Кенсингтоне или в Челси. Но для Парижа этот район был не характерен, особенно если прийти сюда случайно, ведь он располагался в двух шагах от оживленных улиц, где возвышались виллы Эсте и другие фаллические башни, которые больше соответствовали нынешнему «футуристическому» времени.
Благодаря этому контрасту и хорошему настроению, которое посетило ее на этих парижских улочках, Эммануэль и познакомилась с Лукасом Сен-Миланом. В тот день она пришла сюда к эксперту по техническим терминам, который жил на улице де ля Вистюль. В оживленных местах Эммануэль всегда становилась рассеянной, поэтому она немного заплутала, свернув не в тот переулок с проспекта Италии.
Через пару минут она достаточно рассудительно решила немного побродить вдоль этих чудесных улочек, вместо того чтобы сразу бежать на встречу к эрудиту, который вечно опаздывал. В одном из одноэтажных домиков, перед фасадом которого она слонялась, было нечто смешное и откровенно фальшивое, решила Эммануэль. Он выделялся среди прочих построек какой-то неуместностью.
Чем больше Эммануэль на него смотрела, тем больше она замечала в особенностях этого дома какую-то тайну. Старомодная растительность, которая его окружала, была скорее вызывающей, чем невинной. Обманчиво-светлые стекла в раме полукруглого окна не позволяли взгляду проникнуть внутрь, хотя окна не были занавешены шторами. Эммануэль казалось, что даже краска, покрывавшая фасад дома, была какой-то необыкновенной, даже неестественной.
Она подумала, что было бы хорошо сделать этот дом местом действия для одного из ее непристойных рассказов, которые она любила придумывать для собственного удовольствия. Эммануэль решила, что по сюжету этот дом был предназначен для занятий любовью, но приходить сюда должны были только братья и сестры, не достигшие половой зрелости. Или другой сюжет: здесь будет размещаться фабрика роботов, которые влюбились в свою красавицу-хозяйку и доставляли ей оргазм в шестидесяти восьми измерениях посредством своих сканохромных языков.
Размышляя таким образом, она наткнулась взглядом на глупую дощечку деревенского вида, на которой было написано: «Марамуй».
«Я была права, – поздравила она себя. – Эта хибарка очень своеобразна».
– Что вас рассмешило? – услышала она голос позади себя.
Голос был молодым, веселым и доброжелательным. Эммануэль обернулась и увидела перед собой высокого молодого человека с черными бровями, острым носом, плотно сжатыми губами и массивным подбородком. Он был одет в коричнево-серый спортивный костюм. Ей показалось, что он был совсем ненамного моложе ее. Не красивый, но довольно приятный. От него исходила некая беспокойная сила, а дружелюбные глаза скрывали слишком выдающиеся скулы. В целом молодой человек казался несколько угловатым.
– У меня есть подруга по имени Мара, – произнесла Эммануэль, не вдаваясь в объяснения.
– Вот оно что… Марамуй? Если хотите знать, так называется мельница рядом с Баржемоном, в департаменте Вар.
– И как это связано с надписью на табличке?
– Я там родился, – сказал он.
Она подошла поближе.
– Так вы здесь живете?
– Судя по всему, да.
Эммануэль не смогла удержаться от расспросов:
– И чем же вы занимаетесь?
Сначала ей показалось, что вопрос молодому человеку не понравился. Он как-то подозрительно посмотрел на Эммануэль, но затем продолжил:
– Хотите посмотреть?
Эммануэль подумала: «Мое любопытство до добра не доведет».
Но она тут же себя оборвала:
«Но это же не значит, что нужно останавливаться».
Тогда молодой человек открыл решетку ограды и пригласил ее пройти первой. Она почувствовала себя очень храброй, переходя твердым шагом эту своеобразную линию невозврата. Однако она была уже не такой смелой, когда увидела, как мужчина достал ключ, словно от сейфа, и кончиками пальцев пощупал его стержень, прежде чем вставить его в замок входной двери. А потом Эммануэль стало совсем не по себе, когда она обнаружила, что щеколда обита стальной обшивкой – дом был защищен от воров гораздо серьезнее, чем жилище обычного гражданина.
– Вы так боитесь, что вас ограбят? – поинтересовалась она.
– Я боюсь, что у меня могут украсть все оборудование, – ответил молодой человек, не делая из этого никакого секрета.
У Эммануэль не было больше нужды ни о чем спрашивать, потому что она вдруг перенеслась в самое сердце персонифицированной Силиконовой долины. Скорее, даже не персонифицированной, а миниатюризированной. Снаружи дом ей показался обычных размеров. Внутри же он оказался просто громадным. Осматривая его, Эммануэль не могла не подумать об английской автомобильной фирме, создававшей машины, которые казались внутри гораздо больше, чем снаружи.
Ощущение безграничности складывалось из того факта, что внутри дом не был разделен ни порогами, ни перегородками. Весь его объем, от черного лакированного пола до перекладин крыши, состоял из одной комнаты. Деревянная балюстрада шириной более трех метров и высотой в половину стены окружала все помещение.
Стены же, как и пол с балюстрадой, были облицованы сосной, но не покрыты лаком. От дерева исходил запах свежести, напоминая скандинавский лес. Сразу захотелось вдохнуть полной грудью. Дом был наполнен свежим воздухом, но вот оттуда он шел? Нигде не было видно ни единого окна. Что же до проемов на веранде, то они были, как Эммануэль и подозревала, закрыты изнутри.
