— Довольно мрачное вступление, братец, — заметила маркиза.
— Оно продиктовано истиной, сестрица, и отправлено вам на крыльях дружбы, дабы вы не
усомнились в моих словах. Связь, в которую вы не хотите верить,— это истина, в этом я убедился еще четыре месяца назад. Благодаря предосторожностям, предпринятым влюбленными, чтобы не вызвать подозрений у г-жи де Рокфей, они сумели скрыть свою незаконную связь. Но меня они обмануть не смогли. Признаюсь, не могу понять, зачем мой женатый брат решил связаться с незамужней женщиной, — ведь именно последствия таких связей и повергают нас в ужас! Но как бы там ни было, я совершенно уверен, что связь эта существует; и если вам желательно получить более весомые доказательства, я готов вам их предоставить.
Уверенность во взгляде маркизы постепенно ослабевала, голова ее склонилась на грудь; прекрасные глаза наполнились слезами, и из груди ее вырвались глухие, сдавленные рыдания; нервы ее были на пределе, тело содрогалось в непроизвольных конвульсиях. Легко обмануть невинную и добродетельную душу: такая душа не ведает фальши. Узнав об обмане, трепетная душа болезненно его переживает, и, не в состоянии предположить наличие фальши в других, она скорее уступит обманщику, нежели станет докапываться до истины.
Эфразия хотела взять себя в руки, дать достойный ответ, успокоиться... но усилия были напрасны, и вот уже рыдания вперемежку с горестными стонами беспрерывно рвутся из груди ее.
— О Альфонс, Альфонс! — восклицает она. — Чем я тебе не угодила, что я сделала, что ты перестал любить меня, перестал доверять мне? Вспомни, как нежно ты любил меня, как называл счастливыми только те минуты, которые проводил
со своей Эфразией... Зачем теперь ты заставляешь ее страдать от ревности, зачем решил замучить ее забвением? Коварный, неужели Амбруа-зина красивее меня, неужели она может любить тебя сильнее, чем я? Почему ты решил пожертвовать мной?.. О, почему ты ненавидишь меня, отчего жизнь моя тебя удручает?.. Ты желаешь моей смерти, а когда небо дарует тебе эту милость, лишишь меня права разделить с тобой тот склеп, который заботы твои, некогда столь нежные и деликатные, соорудили для нас обоих: другая займет в нем мое место, другая отправится с тобою в вечность. Господь создал нас друг для друга, и, если ты избавишься от меня на земле, Он все равно соединит нас на небе, и ты будешь вынужден снова полюбить меня, ибо там, на небе, ты наконец узнаешь, что последний вздох и последнее благословение мое были обращены к тебе — несмотря на твою неверность.
Жалобные слова маркизы перемежались с всхлипываниями и рыданиями: г-жа де Ганж плакала не переставая. Желая утереть слезы, она прижала к лицу платок, и тот мгновенно промок. Казалось, на ее прекрасном лице нет более места счастью, горе навеки поселилось в его пленительных чертах, прогнав оттуда невинность и стыдливость.
— Сударыня, — произнес Теодор, более озабоченный достижением своей цели, нежели состоянием невестки, — не следует столь бурно предаваться горю, лучше осушить его источник. Теперь вы ничем не обязаны супругу; он недостоин даже вашей жалости; справедливая месть — вот о чем вам сейчас надо думать. Зная благородство вашего характера, я полагаю естественным не только на-
помнить вам об этом, но и предложить подходящее для этой цели средство, и если вы согласитесь принять его, я отвечу вам на второй вопрос. Граф де Вильфранш честный человек. С тех пор как мы находимся в Ганже, он, как и я, заметил преступную страсть вашего супруга, а заметив, ощутил в груди своей пылкое желание утешить вас, о чем он и сообщил мне. Не скрою, я не только одобрил его стремление, но и предложил ему свою помощь. Вы желали получить объяснение вчерашнего происшествия? Что ж, слушайте. Во время прогулки я оказал Вильфраншу услугу, предоставив ему возможность побеседовать с вами наедине. Он любезен, кроток; приняв его предложение, вы получите средство — быть может, единственное, — которое поможет вам вернуть мужа. Узнав, что другой сумел заменить его в вашем сердце, супруг ваш, почувствовав себя уязвленным, станет жалеть об утрате... Сколько женщин таким образом вернули себе мужей!
— Кокетки — да, быть может, но не честные женщины, — ответила маркиза. — Мне слишком дорого обойдется такая попытка, сударь, и я не знаю, что лучше — потерять сердце мужа или завоевать его вновь посредством преступления. Ведь если ему откроется истина, он станет презирать меня! Нет, только кротостью, терпением и постоянством я смогу вновь завоевать чувства Альфонса... Я обязательно докажу ему свою привязанность, и время мне поможет. Пусть он поступил со мной несправедливо, но слезы мои — я уверена! — помогут ему избавиться от наваждения, и я не хочу ничем огорчать его... Конечно, если бы я сама попыталась разобраться в этой истории...
— Ни в коем случае, — живо возразил Теодор. — Нельзя признаваться, что вам известно о его заблуждениях, иначе он пожелает их узаконить, станет вам лгать, и эта ложь вряд ли вернет вам счастье. Признавшись ему, вы не только принесете в жертву вашу гордость, но и потеряете спокойствие, которое после такого признания вряд ли к вам вернется. Что же касается средства, о котором я вам говорил, то вы не правы, отвергая его: ведь я предлагаю вам не любовника, но мстителя. Вильфранш не станет предлагать вам вещей, оскорбляющих ваше чувство долга, он будет всего лишь ухаживать за вами, оказывать вам знаки внимания и тем самым столь взволнует вашего мужа, что тот, без сомнения, вновь падет к вашим стопам. Ах, поверьте мне, сударыня,— необходимо любой ценой вернуть себе права, несправедливо у вас похищенные! И даже если бы вы, поддавшись минутной слабости, позволили себе пасть, повинен в этом был бы исключительно ваш муж. Я не уговариваю вас пресечь одно преступление посредством другого, а всего лишь прошу сдержать преступника, остановить его любыми способами, кои искусство и хитрость предоставляют в распоряжение честной женщине, когда у нее похитили ее счастье.
— Разве позволено нам самим становиться на путь преступления даже ради благородной цели? Кто сказал вам, что муж мой, узнав, что и мне не чужды те же слабости, не усмотрит в моем проступке лишний повод для неверности? Какое это будет торжество для моей соперницы! О нет... моя любовь, моя гордость, все во мне противится вашим советам, тогда как добропорядочное поведение не оскорбляет ни одно из двух
названных мною чувств, а потому я предпочитаю сохранить и самоуважение, и уважение окружающих.
— Пусть будет по-вашему, но я не уверен, что, сохранив самоуважение, вы сумеете вернуть Альфонса. Брат мой не наделен чувством справедливости, он обвинит вас в слабости, а для того, кто получил отказ, факел любви вряд ли загорит-ся вновь. Не будьте столь трепетны и добродетельны, прислушайтесь к моим советам: они продиктованы самой нежной и искренней дружбой. Я хочу вновь увидеть вас счастливой и одновременно излечить брата от пагубной для него страсти. Единственное мое желание — поскорее вернуть вас друг другу, но строгость нравов, царящая в этом замке, отдаляет меня от цели и губит вас. Подумайте, чем вы обязаны моему брату, а чем — самой себе, и пусть слабодушие не станет вашим проводником, когда речь идет о счастье всех ваших дней...
