Мистер Париси мрачно оглядывается по сторонам, осматривая все вокруг. Выражение его лица пустое, он скрывает свои мысли, когда идет по периметру гостиной, осматривая книжные полки, приставной столик, где я держу проигрыватель, кофейный столик и маленькие столики у дивана, которые я прихватил с дворовой распродажи прошлым летом.
— Никаких пепельниц. Ты что, не куришь? — спрашивает мистер Париси.
Прислонившись к стене, поднимаю брови.
— Иногда. Только когда выпью пару кружек пива. Но никогда рядом с Сильвер.
— Значит, ты пьешь.
Я искоса смотрю на него.
— Мне уже семнадцать. Я работаю в баре. Разумеется, пью.
Он раздувает ноздри.
— Рядом с Сильвер?
— Да. Но не много. Иначе я не смогу заботиться о ней должным образом.
— А она пьет?
Я тихо смеюсь себе под нос.
— Думаю, что неплохо держусь в рамках этой импровизированной проверки, но я не собираюсь обсуждать вашу дочь. Вы знаете Сильвер. Вы ведь знаете, какая она, верно?
Он свирепо смотрит на меня, двигая челюстью.
— Конечно, я знаю. Она хорошая девочка. Я ей доверяю.
— Тогда вам незачем задавать мне подобные вопросы. Вы знаете, что она пьет, но вы также знаете, что она умна. Она не попадает в опасные ситуации и не делает ничего такого, о чем вам стоит беспокоиться. Только не после того, что случилось…
В глазах мужчины вспыхивает мучительная вспышка боли. Я вижу, как мои собственные чувства отражаются на его лице, когда он поворачивается ко мне лицом; там всё — ярость, гнев, пламенная жажда мести.
— Она так и не сказала, кто это сделал. Так и не назвала их имен, — тихо говорит он.
— Да. Я... я думаю, что она просто справляется с этим единственным способом, который считает правильным.
— Но ты ведь знаешь, кто это сделал, да?
— Мистер Париси…
— Почему она сказала тебе, а не мне?
Я открываю рот, полагаясь на то, что обычно знаю, что сказать в большинстве ситуаций, но на этот раз я не знаю, что сказать. Хотел бы я дать ответ, который имеет смысл и, может, даже заставит его чувствовать себя лучше, но этого ответа просто нет.
— Честно говоря, не знаю. Может быть... она просто беспокоится о вас. Ваша семья и так пережила много дерьма в последнее время, верно?
Он тяжело вздыхает, стискивая зубы.
— Это не имеет значения. Не должно иметь значения, что происходит в нашей жизни. Она должна знать, что может рассчитывать на то, что я буду рядом, несмотря ни на что.
У меня нет никакого опыта общения с родителями, которые действительно заботятся о своих детях. Честно говоря, видя необузданные эмоции на лице мистера Париси, я чертовски нервничаю; понятия не имею, как на это реагировать. Сомневаюсь, что он был бы в восторге, если бы я подошел к нему и обнял, поэтому я делаю единственное, что могу в этой ситуации — притворяюсь, что не заметил, что его глаза сияют слишком ярко.
— Она знает, что вы заботитесь о ней. Она знает, что вы рядом с ней. Она пришла к вам в конце концов, когда была готова. Она расскажет вам недостающие части истории. Вам просто нужно быть с ней терпеливым.
Мистер Париси, кажется, задумывается об этом. Я ошеломлен, когда парень тяжело вздыхает и падает на мой диван. Я ждал, что он пронесется через остальную часть трейлера, продолжая свою миссию по выслеживанию всех моих призрачных проституток и наркоты, но, похоже, эта миссия была оставлена на некоторое время.
— Ты любишь ее, — говорит он. Это заявление.
Я поднимаю подбородок.
— Да.
Мистер Париси смотрит на меня краем глаза и горько смеется себе под нос.
— Не надо позерства, Моретти. Я здесь не для того, чтобы говорить тебе держаться от нее подальше. Но я все же хочу знать одну вещь.
— Ладно. Спрашивайте.
— Если ты любишь ее, тогда... — его голос срывается. Ему нужна секунда, чтобы закончить фразу. — Что ты сделал с этими ублюдками, когда узнал, что они сделали с ней?
Блядь.
Такое ощущение, что он только что нанес удар мне в живот.
Я рычу, ударяясь затылком о стену позади меня.
— Ничего. Я ничего не сделал.
— Почему? — Отец Сильвер выглядит так, словно вот-вот вскочит с дивана и вцепится мне в горло. Я бы не стал его винить. — Она доверила тебе эту информацию... и ты ничего не сделал? Как, черт возьми, ты можешь говорить, что любишь ее, если…
— Она заставила меня пообещать.
— Мне все равно! Если ты заботишься о ком-то ...
— Если ты заботишься о ком-то и даешь ему обещание, то держишь его, несмотря ни на что. Сколько обещаний вы давали Сильвер? И сколько из них вы не выполнили? Потому что до сих пор я дал только одно и не собираюсь его нарушать. Никогда. Она заставила меня поклясться, что я не применю к ним насилия и не нарушу закон. Она связала мне гребаные руки. Прямо сейчас все, что я могу сделать, это выждать свое время. Поверьте мне, для тех, кто причинил ей боль, наступит справедливость. Я не собираюсь просто так позволить им уйти от ответственности. Но я заслужил доверие вашей дочери. Это самая ценная чертова вещь в мире для меня, и я ни за что ее не подведу.
Бедный ублюдок снял перчатки, и его руки сжались в кулаки на коленях. Я вижу, что написано у него на лице: этому человеку нужно что-то ударить. Или кого-то. Он недавно прошел через ад и вернулся, и у него не было никакого гребаного освобождения от всего этого. Если он не ударит меня прямо здесь и сейчас, то это будет только вопросом времени. В какой-то момент он сорвется, врежет во что-нибудь, и когда он это сделает, будет настоящий гребаный фейерверк.
Он высокий парень, такого же роста, что и я. Сомневаюсь, что он тренировался в последнее время, но он в форме. В относительно хорошей форме. Я уверен, что смогу одолеть его в бою, но это действительно плохая идея. Я не могу позволить этому зайти так далеко. Сильвер была бы опустошена, если бы я обменялся ударами с ее стариком, и более того, я не питаю к нему неприязни. Драка с ним никому не принесет настоящей пользы, даже если это поможет ему временно выпустить пар.
Значит, пора переходить в режим Миротворца.
Я вздыхаю, отталкиваясь от стены и пересекаю гостиную, чтобы присоединиться к нему на диване. Он вздрагивает, когда я опускаюсь рядом с ним, как будто я внезапно вырвал его из кошмара наяву, который захватил его и затуманил разум. Его кулаки рефлекторно разжимаются.
— Когда мне было десять лет, я жил в интернате для мальчиков. Там было очень плохо, — говорю я ему. — Мы спали в общежитиях. Я не могу точно вспомнить, сколько детей было в моем общежитии, но там была довольно большая группа. Должно быть, от пятнадцати до двадцати детей или около того. Я не помню, когда это началось, но был один парень, который приходил ночью в общежитие и забирал с собой одного из детей. Одного мальчика привезли в интернат, когда ему было шесть лет. Он даже не знал своего собственного имени, поэтому одна из нянек решила назвать его Джорджем. Так вот этот парень, мистер Клейтон? Он положил взгляд на Джорджа. В час ночи, почти каждый день, Джордж брал мистера Клейтона за руку, когда тот вытаскивал его из постели, и босиком молча выходил с ним из спальни…
— Не думаю, что хочу слушать эту историю, Алекс.
Не моргая, я смотрю на часы у телевизора, ожидая, когда яркая, светящаяся цифра пять на конце цифрового дисплея сменится цифрой шесть.
— Вы совершенно правы. Мне не нужно вдаваться в подробности, — бормочу я. — Мы оба знаем, что случалось с Джорджем. Тогда я тоже это знал. Я убедил себя, что это не так, сказал себе, что с Джорджем обращаются по-особому. Что мистер Клейтон предпочитает Джорджа всем нам, другим мальчикам, и он тайком выводит его посреди ночи, чтобы дать ему конфеты и позволить смотреть телевизор. В его личной квартире, а не в продуваемой сквозняками, сырой домашней комнате, где всем нам иногда разрешалось посидеть. Я уже много лет чувствую себя виноватым из-за этого. Из-за того, что я не встал и не сказал ничего такого, что могло бы помешать мистеру Клейтону прокрасться в наше общежитие, как какая-то зловещая гребаная тень после полуночи.
