Я слушаю, как всхлипывает Елена, как меряет шагами кухню Павел, как, с веселым гиканьем, носятся по квартире их дети, и понимаю, что могу быть счастлива, только лишив счастья мужчину, безоглядно любящего меня.
- Софья, с тобой все хорошо? - спрашивает меня, удивительно тихо, для своей комплекции, подошедший Павел.
- Да, хорошо, - говорю я, утирая слезы.
- Софья, никогда не слушай советов про любовь, потому что у каждого она своя. Ленка, дура. Она, как наседка, заботится только о том, кто ей близок, не видя ничего, дальше своего носа. Но не понимает, что уйди ты сейчас, это будет катастрофа. Любите, не любите - сами разберетесь, это только ваше дело, но, по - крайней мере, ты честна с ним и это главное.
[Он]
- Толя, она не любит тебя, понимаешь? - говорит мне Павел, пока Софья в соседней комнате, играет, с атаковавшими ее, разбуянившимися близнецами.
- И, как ты это определил - с любопытством, глядя на приятеля спрашиваю я.
- Видно, невооруженным глазом. Да, она этого и не скрывает, особенно. Софья, просто видит в тебе защитника, ну и любовника, естественно. Ленка, такие вещи насквозь видит.
- А, разве это не любовь?
- Нет, Анатоль, к моему огромному сожалению, это не любовь.
-Ты же знаешь ее историю. Научится Софья любви, я в этом уверен - начинаю злиться я, хоть и понимаю, что, в сущности, Павел прав. - Любви нельзя научиться. Она либо есть, либо ее нет. Она состоит из мелочей: прикосновений, взглядов, нежных глупостей, или безудержного геройства, в стремлении защитить любимого, укрыть его от бед. А ее взгляды, обыденные, как рукопожатие, в них есть секс, но не любовь. Секс бывает без любви, ты не мальчик уже, наверное, понимаешь. Во взгляде Софьи нет нежности, он не безразличный, но и не любящий.
- Эх, Паша, но я то, люблю ее.
- Этого не достаточно. Ты напрасно злишься, я за тебя переживаю. Невозможно любить за двоих - задумчиво говорит Павел, и резко переходит на другую тему, видя, что еще немного, и я взорвусь, но мне наскучили его разговоры. Я прислушиваюсь к визгливому шуму, издаваемому моими крестниками и веселому смеху моей Софи, и понимаю, что если встанет выбор между Пашкой и Софьей, я не буду сомневаться в своем выборе не минуты. Павел, словно прочтя мои мысли, говорит - Она чудесная, Толь, но не твоя.
- Зря ты Паша - вдруг встает на нашу защиту, всегда сомневающаяся провидица Леночка, чего в принципе, никогда себе не позволяла, - у Софьи есть чувства к Анатолию, я увидела их в ее глазах, когда разговаривала с ней на кухне, и должна признаться, я была не права. Просто ее любовь еще не созрела, не дошла до нужного накала. И это не просто благодарность, нет - это страх. Она боится любить, боится вновь обмануться. Борись за нее, Толь, вы оба этого заслуживаете.
- Спасибо тебе, Леночка - говорю я, глядя на жену Пашки, совсем другими глазами. Когда, интересно, она успела стать такой мудрой?
- Ну, что ж, если моя жена, так считает, оспаривать не буду, но голову не теряй.
- Ох, как же я устала - говорит Софья, закрыв дверь за беспокойным семейством Павла. Близнецы, никак не хотели уходить, и ревели белугой, повиснув на Софье. - Они хорошие люди, а мальчишки, просто прелесть.
- Да, самые лучшие, замечательные, - согласно киваю я, - я их очень люблю. Кроме них у меня не осталось никого.- Софья молчит, у нее, правда, нет ко мне любви, и от этого сердце мое наполняется черным, душным отчаянием.
- Анатолий, я знаю, что ты ждешь от меня чувств, все понимаю, но ты должен дать мне время. Мне хорошо с тобой. Наверное, так хорошо мне и не было никогда. Но, этого ведь мало для тебя. Я сейчас только жизнь ощущать начинаю, и хочу насладиться этим, тобой хочу насытиться. Ты мой желанный, но еще не любимый. Меня пугает моя привязанность к тебе, до икоты, до дрожи. Я хочу тебя постоянно, желаю, но не люблю. И учеба предстоящая, я не знаю, что дальше будет. Не знаю, и не хочу знать. Пусть все идет, как идет.
- Я понимаю все, Софи, и не тороплю.
- Ну и славно - веселеет она и легко целует меня в щеку, заставляя, и без того, скачущее галопом, сердце пуститься в странный, чувственный танец.
Люблю ли ее я? Да, люблю, умираю от любви и желания, полного обладания ею: ее телом, душой, сердцем. Но, пока, только она всецело владеет мною. Она стала для меня идолом, культом, которому я поклоняюсь, теряя частицы своей души. Я запираюсь в своем кабинете в надежде немного поработать, но мысли мои в соседней комнате, где голая Софья сидит, по - турецки” в своем кресле и запивает очередную книгу, терпким, ничем не разбавленным ромом. Нагота стала ее привычкой, ее манией. Софи всегда скидывает одежду, прямо у порога, едва зайдя в дом и, переступив через нее, шествует по дому, с видом царствующей особы, предоставляя мне право убрать, пахнущие ею вещи, в шкаф. Я вдыхаю тонкий аромат ее тела, словно дорогой парфюм, желая только одного - ее любви, потому, что в доступе к своему телу она мне не отказывает никогда и нигде. Мое счастье рядом, но оно пока недосягаемо. - Анатолий, а ты думал, когда - ни будь о детях? - спрашивает меня вечером Софи. Положив голову на мое плечо, она легко дышит мне в шею. - Думал, конечно же думал. Но вот, не срослось как - то. Детей нужно рожать в любви, а моя жена меня не любила. - Но, ты то любил ее? - Думал, что да. Людям свойственно ошибаться Софья. Теперь ясно, что это была просто влюбленность, и животное притяжение. Хорошо, что она разорвала этот порочный круг, расставив свои приоритеты. - А ты не думал, что и твои чувства ко мне ошибочны? Что, это просто желание любви, а не любовь? - Я уверен, что детей я хочу, только от тебя. Что это ты вдруг о детях заговорила? - У твоих друзей чудесные мальчишки. Вот я и подумала, что ты мог бы быть хорошим отцом. Анатолий, тебе нужна нормальная женщина, способная быть хранительницей очага, любящая, а ты тратишь время на меня. Это не правильно и глупо. - Мне нужна ты - говорю я, и закрываю поцелуем ее губы, лишая возможности продолжать этот бесполезный разговор, способный завести нас в густые дебри непонимания.
ГЛАВА 10
ГЛАВА16
[Она]
- Вставай, соня - будит меня Анатолий, дразня запахом, принесенного с собою кофе. - Не Соня, Софья - на автомате поправляю я. Он смеется и ставит на прикроватную тумбочку, маленькую кофейную чашку, призывно манящую меня ароматом, свежесвареной арабики. - Я не ошибся, Софья, но ты самая настоящая соня. Как можно спать в такое прекрасное утро? Вставай, пойдем гулять, а то ты скоро корни пустишь в этой квартире. Утро, и впрямь прекрасное - солнечно - румяное, умытое ночным дождем, и поющее птичьими голосами, заглядывает в окно, красуясь новизной проснувшегося дня. И какой - то счастливчик, один из наших многочисленных соседей, получит на завтрак коричные булочки, аромат которых проникает в нашу квартиру, сквозь открытую фрамугу окна, дразня вкусовые рецепторы, заставляя меня выбраться из кровати. Анатолий пьет кофе, и читает свою привычную газету. Когда мне было так уютно, как здесь, в этом чужом доме, наполненном детским счастьем Анатолия, и любовью его родителей. Никогда. Даже у бабушки, я не чувствовала себя так спокойно, потому что жила постоянным ожиданием своей матери, которая в любой момент, даже среди ночи, могла выхватить меня из уютного бабушкиного мирка, совершенно не сожалея о моем прерванном сне. - Дай поспать, малышке. Завтра заберешь - увещевала ее бабушка. - Какая она малышка? Здоровая уже лошадь, ничего с ней не случиться, а мне завтра через весь город за ней переться, не ближний свет. - Ну, так останься, поспи тут, есть место. - Мама, мы уже с тобой все решили, и ты знаешь прекрасно, что спать в доме женщины, разрушившей мою жизнь, я не буду - нервно отвечала мать, вытряхивая меня из теплой постели. - Ты ребенка, идиоткой сделаешь с таким воспитанием - качала головой бабуля. - Ну, ты то меня воспитала, прям на зависть всем. Нормальным человеком вырастила - хохотала мать. Этот разговор повторялся из раза в раз, въевшись в мою память, как ржавчина. Чем моя святая бабушка, разрушила жизнь матери, для меня загадка до сих пор. - Эй, Софья, о чем задумалась? - спрашивает меня Анатолий. - Да, так, вспомнилось. Так куда мы пойдем? - Просто, погуляем, поедим мороженого. И не смотри на меня обреченно, гулять нужно. Полезно даже, я бы сказал. Видно, что Анатолий сегодня в прекрасном настроении, которое мне, совершенно, не хочется испортить, хотя гулять, желания нет совсем. На улице чудесно, не жарко, легкий ветерок, принесенный с моря играет моими волосами, и мне весело и не понятно, почему я сопротивлялась прогулке. Анатолий купил мне мороженое, которое я, кстати, не люблю с детства, мать мне его разогревала, и давала в виде рассопливившейся молочной бурды, опасаясь ангины, привив к мороженому жуткое, тошнотворное отвращение. С эскимо в руке чувствую себя маленькой девочкой, оно тает, стекая по руке липкими, сладкими струйками. - Ты почему не ешь? - спрашивает меня Анатолий, протягивая чистый, кипельно - белый носовой платок. - Терпеть не могу мороженое - отвечаю я. - Почему же не сказала мне сразу? Смешная ты. - Боялась расстроить тебя. - Глупая, - смеется он и, ловко, выхватив у меня из руки липкое эскимо, выкидывает его в первую, встреченную нами урну. - Ну, вот мы и пришли - Анатолий останавливается возле старого, поросшего вертлявым плющом, очень красивого дома. Я не могу налюбоваться этим воздушным, но обветшалым, потерявшим свой лоск, строением, глядящим на меня выбитыми окнами, и крыльцом, в обрамлении, некогда белых, колонн. От дома веет благородством, и в то же время чем то сверхъестественным. Именно такими показывают в фильмах дома с привидениями - таинственными и старыми, захваченными в плен вездесущим плющом. - Что это? - спрашиваю я, не в силах отвести взгляд от величественного строения. - Дом. Я купил его, тогда, когда думал о детях. Помнишь наш вчерашний разговор? Я мечтал, что мои сын или дочь, будут играть во дворе этого дома, а я буду работать на веранде, под их веселые крики. А вечером, мы будем сидеть всей семьей за большим столом, делиться всем, что произошло за день, и будем счастливы - задумчиво говорит Анатолий. - Он еще больше обветшал, я не смог наполнить его счастьем, как впрочем, не смог наполнить смыслом и свою жизнь, до тех пор, пока не встретил тебя. Я молчу, разглядывая мужчину, открывающего передо мной свою душу. Его желания естественны. Это желания зрелого, сформировавшегося, умеющего любить человека. Жаль, что именно я заполнила пустоту в его душе. Мне хочется обнять его, прижать к себе и дать ему то, что он желает. Хочется сделать его счастливым, но внутренние демоны ведут свою разрушительную работу, не покладая рук, или какие там у них конечности. - Пойдем домой, - говорю я, беря его за руку. Мы идем медленно, думая каждый о своем, а дом провожает нас укоризненным взглядом, выбитых окон, словно сожалея о тщетности своих надежд. - Софья, осторожно - говорит Анатолий, буквально выдернув, задумавшуюся, меня на тротуар, из - под колес красивой, ярко - красной и видимо, безумно дорогой машины. - Вот так встреча - слышу я мелодичный голос из окна автомобиля. В жизни она еще прекраснее, эта женщина со снимка. Это именно она едва не сбила меня, бывшая жена Анатолия. Портит идеальное лицо только капризное выражение, и опущенные уголки пухлых, идеальных губ. - Это твоя зазноба, Толик? Знаете, девушка - продолжает она, брезгливо, словно боясь испачкаться или заразиться - он всегда тащил в дом всякую дрянь. Щенков разных, котят, однажды даже крысу приволок. А теперь вот, до людей дошла очередь. Ты ее хоть проверил? К доктору сводил бы, а то схватишь чего. - Господи, Майя, тебе какая забота до меня. Ты давно уже живешь своей жизнью. Я не буду уподобляться тебе в злословии - устало говорит Анатолий, глядя на бывшую жену с долей жалости. - Ой, опять этот взгляд. Тебе меня жалко? Себя пожалей. Даже ответить не можешь. Я тут бабу твою полощу, а ты интеллигентничаешь. Как тряпкой был, так и остался - зло смеется она, и я вдруг вижу, проглядывающую сквозь прекрасную маску, уродливую душу . Красный автомобиль резко стартует с места, скрипя баснословно дорогими колесами. Я чувствую себя, словно вывалянная в жирных, несмывающихся нечистотах. Мне жалко Анатолия, жалко, что он потерял столько лет, в погоне за счастьем, растратив его на уродливую красавицу, а теперь тратит на меня. - Прости - говорит он - она не ведает, что творит. - Да, бог с ней, лучше расскажи, что там за история с крысой приключилась. - Выкинул кто - то, вместе с клеткой, представляешь, а я подобрал. Побоялся, что замерзнет, ноябрь был. Она мне потом, двенадцать “ внуков” родила, представляешь - смеется он - ох, и умная была животина. В этом он весь, мой Анатолий - добрый и великодушный, не могущий оставить в беде, даже крысу. Я смотрю на него и вижу, как отпускает его болезненная обида, нанесенная женщиной, которую он любил когда - то. Мои руки, словно живущие отдельно от тела, обвивают его шею, а губы ищут его губы. - Ты, мое счастье, посланное свыше - шепчет он. - Интересно, за какие грехи, тебе послано такое кривое счастье?- улыбаюсь я.
