Резку выдыхаю белое облако в воздух.
Домой точно пора. Нельзя позволить этому развиться дальше. Дальше – значит сложнее, а мне сложности ни к чему.
Дверь позади с тихим скрипом открывается, и я уже даже не глядя могу со стопроцентной уверенностью сказать кто это. Не оборачиваюсь. Илона с Иваном спят давно. Кроме нее некому.
– Не спишь? – раздается мелодичным голосом, подтверждая мои догадки, а через секунду Маша опускается рядом со мной на ступеньки.
Что за девчонка, а? Я ее игнорирую, а она как специально испытывает мое терпение. Это как посадить голодного зверя на цепь, и в каком-то полуметре от него положить кусок сочного мяса. Рано или поздно он сорвется и сожрет его до последнего куска.
– Как видишь.
– Мне тоже не спится.
– И ты решила составить мне компанию? В телефоне покопаться не интереснее?
– Нет. Захотела с тобой.
Сжимаю челюсти, поворачивая наконец голову на дочку Ивана. Сегодня она без вчерашних стрелок. Не тронутое косметикой лицо выглядит даже еще соблазнительнее. Маша кажется такой юной, что я чувствую себя извращенцем. Но двадцать лет это уже не восемнадцать. И ее возраст очень хорошо виден в области груди, обтянутой белым топом, под которым ничего нет. Только тугие вершинки, натягивающие ткань. Злость на нее рождается откуда-то из глубины. Знает же как выглядит. Или нет? Маша может и не знать, что меня ломает только от одного взгляда на ее вздернутую грудь, тонкую шею, губы закрытые.
– Зачем, Маша? – спрашиваю в лоб. Пусть бы засмущалась и в комнату вернулась.
Но это же Маша. Она не делает то, что нужно.
– Потому что мне показалось, что тебе со мной тоже нравится находиться.
И в глаза смотрит снова с ожиданием. Прости, малыш, но по-другому никак.
– Тебе показалось.
Между точеных бровей пролегает складка, как будто Маша силится поверить в услышанное.
– Разве? Вчера в зале и сегодня на кухне. Мне не могло показаться.
– Показалось. Я тебя просто поддержал в сложную минуту.
– И сегодня на кухне тоже?
Зараза мелкая. Заметила все же.
– Маш, прекрати искать того, чего нет. На кухне мы просто разговаривали. И вчера в зале тоже. Ты была расстроена, я тебя поддержал. На этом всё.
Синие глаза так близко, что я снова вижу в них себя. Маша прищуривается, вклинивается мне в голову, буравя взглядом. Губы мягкие слегка открываются, буквально перетаскивая мое внимание на себя.
Машка, ну почему ты не обычная девчонка из какого-нибудь бара? Тогда все было бы гораздо проще.
Хотя нет, сам знаю, что не было бы.
– Показалось, значит?
Спрашивает, как будто у себя. А потом делает то, чего я никак не ожидаю.
Наклоняется вперед и касается своими губами моих. Меня как будто в этот момент на раскаленную сковороду опускают прямо в кипящее масло. Каждая клетка на атомы взрывается. Влажные губы приоткрываются, снося мой пульс с размеренного биения. Резко выбрасываю сигарету и отстраняю ее, схватив за плечи.
– Ты что творишь? – рычу озлобленно.
Чертова Ева в райском саду со своим яблочным запахом, поселившемся на моих губах, дымом проевшем легкие и впитавшемся в кровоток.
– Хотела проверить показалось ли на самом деле.
– Проверила? – Держу ее на расстоянии, а самого уже трясет. Кровь нагрелась и мощным потоком несется по венам. Маша не отвечает. Только в глаза мне смотрит так, словно видит всего насквозь. – Я завтра уезжаю. Поэтому никакого смысла проверять не было.
Вот теперь Маша вздрагивает. Отшатывается назад, вынуждая разжать сомкнутые пальцы.
– Почему уезжаешь?
Из-за тебя же. Собирался еще как минимум дня три погостить, ведь даже еще не все вопросы с риелтором решил, но чем дольше длится эта пытка для Маши и испытание моей выдержки, тем страшнее становится. Это словно ходить по краю пропасти и не знать броситься в нее хочешь или оставаться наверху – в безопасности.
– Так надо, – отвечаю, наблюдая за тем, как Маша бледнеет на глазах.
– У тебя есть кто-то, да?
– При чем здесь это?
– Просто, – Маша несколько секунд смотрит вниз, будто собираясь с мыслями или еще с чем, а потом выстреливает в лоб, – просто ты мне понравился.
Это ее «понравился» почву под ногами выбивает. Не побоялась же, а! Я привык к банальным – хочу тебя, фальшивому и потерявшему истинную глубину «люблю». Но это «понравился» из уст Маши звучит так по-настоящему, что я на мгновение теряюсь, а потом злюсь по новой. Только на этот раз на себя.
– Маша, ты знаешь меня три дня, – рявкаю, вставая со ступеней.
– Достаточно, чтобы разобраться в своих чувствах, – Маша поднимается следом.
– Нет, не достаточно. Не надо делать из меня идола, или рыцаря, кого ты там себе придумала. Ты – дочка моего друга. Я не мог оставить тебя в беде. Помог чем смог. А ты придумала себе черти что. Ты же не знаешь ничего, кроме моего имени. Ни чем я живу, ни как провожу дни, ни в чем варюсь изо дня в день. Если бы ты узнала меня лучше, ты бы поняла, что я далеко не такой идеальный, как тебе хочется видеть. И жизнь моя не идеальная.
– Иногда хватает и пары минут, чтобы понять, что из себя представляет человек, – настаивает упрямая, – мне хватило того, как ты вчера смотрел на меня в зале. И сегодня на кухне. Так не смотрят на обычных знакомых.
– Маша, тебе лет сколько?
– Двадцать.
– А мне тридцать. У нас нет ничего общего, кроме твоих родителей, которых я глубоко уважаю и к которым испытываю самые теплые чувства.
Тело Маши напрягается, вытягиваясь по стойке смирно. Грудная клетка начинает вздыматься чаще, выдавая нервное состояние.
– Значит все-таки в этом причина, да? Я маленькая для тебя? – поднимает голос, припоминая мне мою вчерашнюю фразу.
– Маша, на тон ниже. Не думаю, что твоим родителям понравится тема нашего разговора, если они тебя услышат.
– Да плевать, – трясет головой так, что светлое облако волос по плечам взметается, заставляя меня сжать зубы. Синие глаза темнеют, – Скажи мне. Я же не глупая! Вижу, как ты смотришь на меня!
Делает шаг вперед, вплотную подходя ко мне и вскидывает голову. Слышу, как трещат натянутые цепи, сдерживающие изголодавшегося зверя внутри.
– Домой, Маша! – грубо цежу на эмоциях.
Чувствую себя пацаном, который смотрит на девчонку, а его жарит изнутри. Маленькая, уверенная в себе, успешно нажимающая на нужные кнопки и до остервенения сексуальная сейчас с этим взглядом, требовательно пилящим меня, руками, сложенными в кулаки и плотно сжатыми губами.
21
– Ты не ответил. Дело в возрасте? – Маша чеканит, обдавая меня тяжелым дыханием.
В ушах шумит, фокус поплыл, оставляя эту настырную заразу по центру и смазывая все границы. И если она сейчас не уйдет, цепи с грохотом разорвутся.
– Я все сказал и не считаю нужным отвечать тебе! Иди домой!
– Почему ты командуешь мной? – подбородок Маши начинает дрожать, пока она силится выглядеть уверенной в себе, – Если я тебе не интересна, это не значит, что ты имеешь право поднимать на меня голос и говорить мне что делать. Я просто спросила о том, что вижу. А ты будешь своими подчиненными командовать. Я виновата лишь в том, что как дурочка в тебя влюб…
Грохот разорванных петель оглушает. Рывком обхватываю упрямицу за затылок и, руководствуясь черт знает чем, целую. Лишь бы не произносила того, что никак не может задержаться в горячем рту. Влажном, сладком, но действующим на рецепторы подобно перцу чили. Маша, на секунду остолбенев, отмирает. Приподнимается и обхватив ладонями мою шею, приоткрывает губы. Острый язык жадно встречает мой, запуская в теле землетрясение. Чертово сочное яблоко, или кусок мяса, до которого дотянулся зверь и теперь с алчным остервенением запускает в него зубы. Говорят, вампиры испытывают кайф от привкуса крови, не знаю что испытывают они, а меня шатает. Бездна, в которую я сделал шаг оказывается бездонной, и лететь в нее непередаваемые ощущения. Сжимаю стройную талию в руках. Меня подбрасывает изнутри, жарит, заставляя вжимать хрупкое тело в себя сильно и жадно, хотя этого не требуется. Она сама жмется ко мне, как будто только и ждала этого.
