Моя… Моя!!
Ромкин взгляд сползает ниже пояса, ловя её голые бёдра.
— Взгляд поднял, — негромко бросаю я.
Встряхнувшись, рывком отворачивается.
— Штаны надень, — рычу на эту козу.
Смывается обратно в дом. Ромка медленно разворачивается.
— Идиот ты, — закатывает глаза. — Я уж думал морду бить кинешься.
— Знаю… — покаянно закрываю глаза. — Но вот так.
— Нихуëво вы за ручки держитесь.
— Ну членом-то не тыкаю!
— Но ревнуешь…
— Адски, — признаюсь я.
— А как же, тогда, Эдик?
— Да какой, блять, Эдик?! — закатываю глаза. — Это ж принцесса нежнее Царевны!
Одевшись, Яся снова выходит к нам. Здоровается с парнями.
Мы делаем настил из еловых лап, она с любопытством крутится рядом.
— А аристократ-то наш где? — бросаю взгляд на окна. — Вышел бы, помог.
— Ему плохо, у него температура и горло, — пожимает плечами Яся.
Марат достаёт пару бутылок спортивного изотоника.
— Пусть выпьет, полегчает. Там витамин С и много полезного.
Вторую мы пьем на двоих с Ясей. Я касаюсь губами горлышка следом за ней, вспоминая наш горячий отрыв дома.
Так…
Зажмуриваюсь, пытаясь отключиться от этого. Я должен не хотеть её, а просто заботиться, верно?
— Ты как? — касаюсь ладонью её лба.
— Нормально…
Жара нет.
Она смотрит мне в глаза прямо, не моргая. С ожиданием. А я свой взгляд прячу… Не могу ответить ей ничем внятным.
Начинаю терять ориентиры — кто из нас прав. Это я трус, что не иду в эту сомнительную историю на поводу у своих чувств? Или она извращенка? Но я-то извращенец не меньше, если чувствую это всë, просто ей хватает придури это принять, а мне — нет?
— Яш?…
— А, да… — перехватываю крюк, цепляю его за фаркоп.
Марат садится за руль Ясиной, Ромка в свою.
— Толкать?
— Не, так вытащим. Мы ж на танке!
Шмель врубает на всю катушку басы, распугивая птиц. Машина медленно, но верно ползёт вперёд.
Яся улыбается. Я глотаю очередной ком в горле. Потому что хочется обнимать, целовать, тискать еë…
— Иди, болезное золотко поднимай, — вместо этого распоряжаюсь я. — Едем домой.
— Почему ты на меня злой?
— Не злой я… — отворачиваюсь.
Вернее, не на тебя. А на этот чертов мир!
До трассы ведёт машину Марат. Я сижу рядом с ним на переднем.
Яся с Эдиком — на заднем.
— Можно кондиционер выключить? — раздраженно гнусавит Эдик.
Мар молча выключает, я открываю окно. Что-то там бурчит сзади. Не помрет, блять… Бесит меня.
На трассе пересаживаемся. Стоим втроём, жму друзьям руки.
— Спасибо!! — высовывается Яся из окошка.
Сдержанно улыбаясь, парни кивают ей, но поглядывают на нее как на гранату без чеки. Как только она закрывает окно:
— Яшин, давай в нашу тачку. Пусть едут.
— Не могу… Еë дома сожрут. Пусть лучше нас двоих.
— Яша!!
— Да не тыкаю я в неё ничем, ну!
— И "за ручку" больше не трогай. Между вами напряжение двести вольт, страшно вставать — пробивает! — многозначительно играет бровями Ромка.
— Не буду, — обещаю я.
Вру…
Глава 21 — Дети
Охрана семьи Эдика у нас…
А ещё отцовская машина охраны…
Машина ментов…
Мне хочется от паники перед разборками втянуть голову в плечи. Сейчас будет Армагеддон. Вернее, он был, наверное, ночью. А сейчас нас накроет цунами от него.
И волна сбивает с ног, да.
Отец очень редко орёт. Рявкнуть может, но не больше. А сейчас орёт, не слушая мой слабый писк с попытками оправдаться, теряя лицо при Борисе и остальных.
Вообще не слышит никого!
Эдик, отодвигает от стола стул, устало падает на него.
И только Иван как монолит. Молча стоит. Об него как об скалу разбивается вся ярость отца. Иван делает шаг вперёд, оставляя меня чуть позади. Мне хочется спрятаться за его плечом. Я невольно делаю это.
Мы выслушиваем тирады про морги, больницы, похищения…
— Какого хера ты её туда потащил?! — вызверяется отец на Ивана.
— Так вышло.
— Я не выдавал тебе таких полномочий!
Погодите…
— Это не он пап… — шепчу, высовываясь из-за его плеча. — Я. Я их туда…
Но Иван переступает на другую ногу, опять пряча меня за спину.
— А ты куда смотрел?? — рявкает на Эдика.
— Извините, Алексей Михайлович, — с трудом хрипит он. — Но я всего лишь сопровождал Ярославну. Я счёл, что лучше поехать с ней. Вы же знаете, что если ей что-то взбредёт в голову, то остановить невозможно. Моя вина есть. Но только в том, что я не сообщил вовремя Борису…
Втыкаюсь лбом между лопаток Ивану. Теперь меня из дому не выпустят за этот косяк.
— Чмошник, — негромко бросает Иван.
Эдик спотыкается на полуслове, с недоумением зависая.
— Ярославна! — цедит отец. — Чего ты там прячешься? Посмотри-ка мне в глаза.
Не-е-ет…
— Да в чем трагедия? — спасает меня опять Иван. — Все живы, все в порядке. С любым могло случиться. Мы не знали, что там база глушит сигнал. Теперь будем знать.
— Да я поседел за эту ночь! — в сердцах бросает отец. — Что мой ребёнок где-то там без меня, без охраны!
— Ну, Яся со мной была же. Вы это знали. Не стоило так волноваться. Я — тоже охрана.
— "Дети"… — высовываюсь я, обижаясь на отца за Ивана.
Рассерженно складываю руки на груди.
— Не твой ребёнок, а твои дети!
Отец осекается. Расстроенно взмахивает руками. Закрывает ладонью глаза.
— Да. Конечно. Дети. Извини, Иван.
— Да, ладно… — чуть пренебрежительно.
У меня всë обваривается кипятком внутри, от того, что он ничей. И что папа сейчас это так некрасиво продемонстрировал.
— И Иван не при чем! Это я! Ясно! Если бы не он… Сейчас меня бы здесь не было!! И искал бы ты меня дальше по моргам и больницам!
В гостиной повисает тишина.
— Ладно… — кладу на стол ключи и кредитку. — Забирай!!
Бросаю на Эдика взгляд. Он что-то совсем поник.
— Эдику плохо. У него температура высокая. Врача надо вызвать.
— Отбой, — тихо бросает отец своей гвардии. — Идите наверх, дети.
Мама залетает с улицы, обнимая меня без всяких выволочек. И просто всхлипывает.
— Извини, мам… — выступают у меня слезы тоже.
Иван уходит наверх.
Эдик — в мою комнату. Мы ждём врача и его маму…
Сижу рядом с ним на кровати. Мне равнодушно. Хотя я мочу полотенце, отжимаю его, кладу ему на лоб, как делает мама, когда я болею. Но смотрю в стену. Там где-то Иван, прямо за ней. И моë сердце тоже там. Непреодолимо тянет туда.
Выхожу на балкон. Стучу к нему, приоткрывает дверь.
— Можно?
Отрицательно качает головой, тяжело сглатывая.
— Не заходи ко мне в комнату. Никогда.
Растерянно стою в дверях.
Он берёт пачку сигарет и выходит ко мне на балкон.
— Почему?…
Молча курит, застряв уставшим взглядом где-то на моей шее.
— Вань… — обиженно кусаю губы.
Но мне больше некого попросить.
— Там собака… — срывается мой голос. — Я понимаю, что ты устал очень…
— Номер скидывай, — тушит сигарету, встряхиваясь, взъерошивает волосы.
Я, торопясь, перекидываю ему контакт.
Он набирает. Скупо говорит с хозяином.
— Ясно… — стихает его голос. — Понятно.
— Что?! — заглядываю ему в глаза.
— А собаку забрали другие люди, — ровно и уверенно.
Мой взгляд плывёт, я прислушиваюсь к своему сердцу. Оно сжимается, сбиваясь с ритма и грудь окатывает волной щемящей боли.
— Ты соврал! — начинает трясти меня. — Ты врешь! Её усыпили, да?!
— Нет. Я же сказал — забрали еë, - спокойно, убедительно.
Его голос такой честный, и взгляд тоже.
Но я ловлю правду через что-то другое. Просто чувствую еë.
— Усыпили! — начинаю беззвучно рыдать я, захлебываясь.
Потому что уже полюбила эту собаку, которую никогда не видела.
— Нет! — сгребает меня. — Нет, Ясь! Забрали!
