Я нахожу список студий, назначаю в одной из них встречу с заказчиком — восторженной женщиной лет тридцати пяти в дорогих шмотках и кучей явных улучшений на лице. Она что-то вещает про интернет магазин и про то, что ей обязательно нужное “луч-ше-е!”.
Фотографирую золотые кольца. Делаю лучшее. Я ж профи. Ещё пять дней сижу, обрабатывая снимки — ретушь, кадрирование, блики и вот это вот всё.
Странно, именно этот заказ возвращает мне устойчивость. Может, я и птичка в золотой клетке, но впервые за долгое время жить самостоятельно…
А почему, собственно, я раньше так не жила? Я прилично зарабатывала. Давным давно могла бы не снимать квартиру с Анькой, а жить отдельно. Позволить себе приличную квартиру, пусть и не такую роскошную, как эта, но вполне на уровне.
Не хочу думать, но мысли всё равно крутятся в голове.
Как бы сложилась моя жизнь, если бы не этот аукцион? Когда бы я съехала от Аньки? Если бы не с аукционом, то как ещё, когда бы и как она бы меня подставила? Я ж ей верила… Из какой жопы она меня вытаскивала уже. Вот ведь тварь. Прям обрушила веру в людей.
Да у меня, пожалуй, всё обрушилось. Совершенно не понимала, что мне делать.
Всю жизнь у меня была борьба за выживание, экономила каждую копейку, работала круглые сутки, отказывала себе во всём, копила, копила, копила…
Что мне делать, когда Адам снова придёт?
В том, что он явится, я не сомневалась. Подозреваю, что он так и планировал с самого начала оставить меня наедине с собой.
Похоже, что бурное общение с невыспавшимся Адамом у меня произошло из-за камеры в душе. Невольно улыбаюсь от мысли, что он изменил свои планы из-за меня. Чувствовать себя желанной, даже в таких безумных обстоятельствах, оказывается, очень приятно.
Через два месяца неспешной жизни я уже втягиваюсь. Принимаю ситуацию. На пластиковых картах исправно появляются новые суммы. Появляются новые заказы на предметку.
Иногда я пялюсь на иконку с чатом Адама, но сама не пишу. Он тоже не пишет.
Наконец, я решаюсь разорвать сценарий. Снега уже нет, стоят тёплые весенние дни, набухают почки и пробивается травка.
Надеваю старые джинсы из рюкзака, любимые беговые кроссовки, футболку и олимпийку. Беру фотоаппарат с макро-объективом.
Ныряю в метро, отправляюсь в центр. Брожу по набережной, щёлкая выбоины и трещины на ограждениях. Прыгаю в парке за веткой с набухшей почкой, чтобы смазать её на длинной выдержке. Ползаю по траве, пачкая коленки, чтобы поймать проступающую травку.
Солнышко припекает. Я кайфую.
Беру себе стаканчик кофе с крышечкой, стою на набережной, рассматривая тёмную воду.
Достаю фотоаппарат, начинаю листать снимки на экране — есть довольно неплохие, можно будет в фотошопе ещё повозиться.
Солнце выходит из-за тучи и засвечивает экран.
Уже начинаю движение, чтобы отвернуться от света, но замираю, чувствуя, как по всему телу пробегает холодная дрожь — красивая широкая мужская рука нависает над экраном фотоаппарата, заслоняя солнце.
Обречённо закрываю глаза от вкрадчивого, слишком знакомого, бархатисто-низкого голоса.
— Здравствуй, Виктория. Я там одно деревце присмотрел с набухшими почками. Покажешь, как выставить настройки?
20. Встреча
Я не двигаюсь. Стискиваю фотоаппарат так, что аж ногти побелели.
— Снова нарушаешь мои планы, — продолжает Адам, в его глубоком голосе с бархатисто-игривыми нотками слышится улыбка, — Я не собирался подходить. Но за тобой, кроме меня, наблюдает ещё трое мужчин. Двое бы не решились, а вот один самец был в низком старте.
— А… — только и получается произнести мне.
— А я не захотел усложнять наши отношения. Я же говорил тебе, никаких мужчин. Вдруг бы ты согласилась продолжить с ним общение. Мне пришлось бы реагировать. С непредсказуемыми последствиями. Поэтому подошёл. Чтобы не пришлось. Реагировать.
— Адам… — пытаясь дышать ровно, всё-таки произношу я.
— У тебя кофе закончился, я взял тебе ещё.
Мои руки дрожат. Кажется, я сейчас выроню фотоаппарат. Это кажется не только мне, но и Адаму, потому что фотоаппарат в моих руках исчезает, вместо него появляется стильный чёрный термос.
— Здесь в палатках кофе так себе, — продолжает Адам тёплым баритоном со вспышками бархатистой игривости, — хороший, не спорю. Я тебе взял тебе лучше. В термосе. В охренетительной кофейне. Чёрный. Одна ложка сахара. Капля сливок. Чуточку карамели. Корица и секретные специи, которые бариста не захотел разглашать даже под угрозами разорения.
Поднимаю взгляд. Адам ослепителен в своей неброской роскошности. Под брюками и водолазкой нереально-мягкой матовой черноты угадывается рельеф мощного хищника. На широких плечах — кашемировое серое пальто умопомрачительно-стального холодного оттенка.
И холодные пронзительно-синие глаза. Смотрит пристально. Впитывает меня взглядом — всю сразу. На полноватых чётко очерченных губах — едва заметная улыбка.
— Ты угрожал баристе? — не нахожу вопроса умнее.
— Нет, — усмехается.
— Римма или Сергей угрожали? Или другие люди?
— Это шутка была, Виктория, — улыбка Адама приобретает опасный оттенок. — Попробуй кофе. Один из моих коллег шутил, что убил бы, чтобы ощущать такой вкус каждое утро.
Опускаю взгляд на термос. Мои руки уже почти не дрожат.
— Как он открывается? — спрашиваю тихо.
— Момент.
Сильные пальцы Адама обхватывают мои руки вокруг термоса. Осторожно гладят так, что я приоткрываю губы, начиная дышать чаще, а внизу живота появляется сладкая тяжесть.
— Здесь сбоку кнопочка, — голос Адама меняется, становясь глубже, с едва заметной хрипотцой, — нажми, откроется дырочка. Подносишь её к губам и пьёшь. Не бойся обжечься. Я выставил температуру.
— Спасибо, — вежливо говорю я.
Адам отпускает мои руки, я пью кофе. Насыщенный горько-сладкий вкус наполняет рот, и я блаженно закрываю глаза. Рецепторы просто взрываются наслаждением. В жизни ничего подобного не пробовала!
Забываюсь и восхищённо смотрю на Адама:
— Нереально вкусно! — улыбаюсь.
Лицо Адама каменеет, глядя на меня. Челюсти сжимаются, глаза сощуриваются.
Пугаюсь, отступаю от него на шаг.
— Ты даже не представляешь, насколько красива, когда улыбаешься, — тихо говорит он.
Я стискиваю термос обеими руками. Просто смотрю на Адама. Не знаю, что сказать. Что сделать. И Адам на меня… смотрит.
— Проголодалась? — спрашивает он.
Я невольно промаргиваюсь, пытаясь понять, что происходит.
Как он это делает? Только что на меня смотрел свирепый хищник, который вот-вот набросится и сожрёт. Но сейчас я смотрю на мужчину, рядом с который нисколько не страшно гулять по ночному городу в самых неблагополучных районах: такой надёжностью и безопасностью — для меня — от него веет теперь.
— А… — я тряхнула головой, с усилием приводя себя в осознанное состояние. — Ты же хотел настройки, — опускаю взгляд на его руку с моим фотоаппаратом.
— Да, хотел. И хочу. Но можно позже. Здесь рядом отличный ресторанчик с живой музыкой. Предлагаю поесть вместе.
Чтобы взять паузу и не отвечать сразу, пригубливаю кофе.
— Это предложение или приказ? — тихо спрашиваю я.
— Конкретизируй вопрос.
— Я могу отказаться?
Поднимаю взгляд и смотрю в опасно прищуренные глаза.
— Нет, не можешь, — улыбается он. — Ты давно не ела. Там вкусно, тебе понравится.
Невольно залипаю на его улыбку, но быстро беру себя в руки. Киваю и снимаю рюкзак.
— Тогда давай положим мой фотоаппарат. Да, я и правда голодная.
Рюкзак с фотоаппаратом у меня на спине, вкусный кофе в руках, умопомрачительный мужчина рядом.
Я делаю несколько шагов в указанном Адамом направлении. Нам дорогу преграждает крепкий на вид мужчина с бычьей шеей и холёной щетиной на щеках.
— Девушка, этот перец угрожает вам? — говорит он, цепко глядя на Адама.
21. Осведомлённость
Я с некоторым сочувствием смотрю на внезапного защитника. Не. Так-то он выглядит внушительно. Высокий, широченный, мышцы бугрятся, бычья шея поблёскивает, брови хмурятся.
