В обычное время, — так сказать, по трудовым будням на этом топчане спали Надежда и Наина, ну а сейчас…
— Входи, Лёнечка! — громко разрешила Надежда, наша безусловная мать-командирша.
Я вошёл.
Все трое были готовы к играм, — то есть, почти полностью раздеты и их грудки с любопытством оглядывали окружающую действительность, и мне казалось — выжидающе всматривались в меня.
— Кунички к бою готовы! — весело доложила Надя. Оказывается, должность «старшей жены» в нормальных условиях является такой же естественной, как выявление негласного лидера в любом производственном коллективе, независимо от того, будет ли это группа физиков-теоретиков или артель кузовщиков-жестянщиков…
Три девицы под окном… виноват, и надеюсь, что Александр Сергеевич простит мне эту невольную ассоциацию! Итак, — три куницы под окном…
Три девицы — без единой тряпочки на теле! — повалились навзничь поперёк обширного нашего ложа, призывно распахнув бёдра, лёжа не слишком тесно, но так, что их разведённые колени почти соприкасались.
Три кустика на их лобках выстроились в рядок, — и какими же они были разными и по-своему притягательными каждый!
У Татьяны-Танюры лобок порос густой — и как мне хорошо было известно! — жёсткой кудрявой шёрсткой, хоть носки из неё вяжи; у белокурой Наины и кустик был светлый, радостный, можно было сказать — блондинистый, чуть рыжеватый, ласковый и шелковистый, а отдельные завитки, отбежавшие на внутреннюю сторону бёдер — золотистыми. Быть может, по разительному контрасту с этой сочной рыжиной, её белая кожа отливала голубизной, словно бы подсвечиваемая изнутри таинственным фосфоресцирующим источником.
А вот у Надежды и лобок выглядел наособицу: уютным, притягивающим и одновременно каким-то аккуратным, разделённым вроде бы пробором на две половинки, словно она его специально расчёсывала, сама любуясь отливающим блеском дорогого меха…
В наших краях бытовали различные названия женских частей, и сами женщины именовали их: курчавка, мохнатка, лыска, сикелиха, королёк… Но в нашем дружном коллективе каждый лобок имел собственное единоличное имя: у Татьяны её тесный вход назывался «мышиный глазок», у Наины — «теремок беляночки», и только у Надежды сохранялось уважительное дикое лесное прозвище: «Куничка»…
— Кунички к играм готовы!
…и только много-много лет спустя, на третьем или четвёртом круге моей жизни, я понял, что мы стихийно занимались самым древним, языческим, первобытно-природным делом: словесным крещениеи самых важных для человека предметов. Давая им свои названия, мы тем самым обожествляли их, делая воплощением своего поклонения, зачинали культовый процесс. Бог при создании первых ладей, благодушно улыбаясь в дымчато-облачную бороду, произнёс великий призыв: «Плодитесь и размножайтесь!», тем самым поставив дело на самовоспроизводство. Какой же скучный и зловещий скопец, никогда не испытывавший радости слияния с Женщиной, ухитрился назвать благословенные Богом инструменты продолжения рода человеческого, а именно — органы размножения — срамными?!
А в действительной жизни — сколько же изобретательности, метких наблюдений, юмора и подлинной поэтичности, наконец, — доброты и ласки вкладывали безымянные словотворцы в названия наших тайных сокровищ, самою конструкцией своею предназначенных для земных радостей! На «великом могучем» языке детородный мужской орган, кроме самого известного и вездесущего прозвания из трёх букв, именуется «ванька-встанька», игрунец, елдак, шворень, болт, солоп, «плешак», вкладыш, а с лёгкой женской руки, для которой любой «нефритовый стержень» — божья благодать, давались и определения в зависимости от размеров: щекотунчик, подсердечник и — внимание! — «запридых»!
В Японии — стране с древнейшей сексуальной культурой, где мне довелось побывать, притягательность женского лона обозначается потрясающими символами: Нефритовые врата, Киноварная щель, Тенистая долина, Пурпурная комната, Тигровый грот, Долина радости, Устрица, Раскрытая раковина, Благоухающий лотос…
И как мне кажется, придуманные нашим квартетом прозвища любимых мест, отличаясь, разумеется, этнографическим и географическим колоритом, вполне достойно продолжают эту многовековую культовую традицию…
Наконец, позволю себе замечание «а парт» — в сторону: провозглашать себя интеллигентными, культурными, высоконравственными людьми (нужное подчеркнуть!) только на том основании, что вы терпеть не можете мата, — это примерно то же самое, как в обществе английской королевы во время файв-о-клока пить чай из блюдца, старательно оттопыривая мизинец…
Я могу сходу привести две-три сотни слов, вызывающих священный ужас некоторых людей только потому, что их собственные гениталии никогда не приносили им радостей жизни!
«Будут на этот раз завязывать глаза или не будут?» — успел подумать я, по уговору выходя переждать специальные приготовления к сеансу на кухню.
Я обводил глазами привычные детали: выскобленный добела стол с деревянной точёной солонкой в виде большой чаши посредине его, — несчётное число раз мы в эту солонку с крупной серой и всегда влажной солью макали горячие, только что из чугунка, сваренные в мундире картошины! Возле стола — крашеная коричневой краской лавка, а по другую его сторону, ближе к окну — застеклённая «горка» — шкафчик с посудой.
Ближе к входной двери — умывальник, и на табурете под ним — широкий самоварного золота таз, а сам заслуженный самовар, наш верный собеседник в зимние вечера — на специальной тумбочке, накрытой льняным полотенцем, расшитом красными петухами…
— Лёнечка, входи! — послышалось из-за неплотно прикрытой двери.
На этот раз предстоял вариант игры под кодовым названием: «Кто последний, я за вами!»
Происходило это групповое совокупление так: я вводил своё подготовленное к работе орудие любви в первую — с левого фланга — пещерку, гостеприимно открытую для входа, и — по неизменному, утверждённому сценарию, с соблюдением строжайших правил игры! — делал всего три движения «вперёд — назад»…
Подчёркиваю — не вниз-вверх, я ведь стоял! Итак, — вперёд-назад, туда-сюда, раз-два! Тут я споро и сноровисто не вынимал, а выдергивал свой мокрый от смазки поршень и, не прерывая принятого темпа, делал то же самое с той, которая лежала в центре.
Раз-два, туда-сюда, вперёд-назад… Секундный перерыв, переход на другой объект, — и всё снова, начиная опять с левого фланга.
