挂念
22 августа
Дрю казалось, что утренний обход отнял у него вечность. Он не хотел уходить из дома, не позавтракав, но не смог найти ничего, чего хотелось его организму. Ему было холодно даже в невероятную жару. Наконец, он взял с собой утренние дозы и вышел, слабо помахав Лин, проходя мимо нее по дороге.
В прохладном и сыром темном доме рука Чанг Мина была крохотной и сморщенной, когда Дрю взял ее в свою.
— Как Вы себя чувствуете? — Дрю на слух ощутил улучшение в своем мандаринском наречии, но ему все еще сложно было подбирать слова.
Чанг Мин пожал плечами.
— Мне не нравится, как лекарство на меня действует.
Дрю посмотрел ему в глаза.
— Расскажите мне, что Вы имеете в виду. Хочу убедиться, что даю Вам правильную дозу.
— Я все время уставший, — раздосадовано ответил Чанг Мин. — Wo ren he de shi qing dou be neng zuo. Я ничего больше не могу делать.
Дрю глубоко вдохнул, пытаясь унять тошноту, с которой он боролся все утро.
— Частично виноват рак, — мягко объяснил Дрю, стараясь быть честным. — Частично — морфин. Он делает Вас уставшим.
Чанг Мин был немного раздражен.
— Боль хотя бы утихает? — спросил Дрю.
Старик помялся, а затем кивнул один раз.
Дрю смотрел на него, чувствуя, как смешиваются горечь и досада в его и так уже изъеденным кислотой желудке. Он знал, что Чанг Мину больше бы помогли, если бы тот согласился поехать в лечебный центр в город. Вполне вероятно, что его жизнь можно было спасти, ослабив болезнь. С изменениями в рационе его здоровье немного поправилось, но этого было недостаточно. Дрю мог сделать здесь только то, что уже было сделано, и он говорил ему это несколько раз, но, как и многие другие оставшиеся в деревне, Чанг Мин не хотел уезжать.
— Lei de gan jue bei tong hao shou? Вы предпочитаете усталость боли?
Чанг Мин не ответил. Дрю воспринял это как утверждение и протер спиртовой салфеткой его руку, работая медленно, чтобы Чанг Мин мог остановить его, если хотел.
Входная дверь открылась и тихо закрылась за ними.
— Zhao yi sheng, ni hao, — слабо окликнул Чанг Мин Томми.
— Иди, приляг, — сказал Томми Дрю, войдя и внимательно осмотрев своего друга. На его лбу отпечаталась тревога.
— Я в порядке, — промямлил Дрю, наклонившись, чтобы дать Чанг Мину выпить лекарство. Его рука держалась уверенно, но не без усилий.
Томми сделал шаг ближе.
— Лин сказала мне, что ты шатаешься. И это так. Ты похож на пьяного моряка.
Дрю ничего не ответил, но ощутил импульс паники, когда осознал, что Томми был прав. Он чувствовал себя ужасно. Дрю поднял взгляд на Томми, выпав на несколько секунд из реальности, пытаясь вспомнить любой риск, которому он мог подвергнуться за последний месяц. Томми понимающе взял Дрю за руку.
— Приятель, ты потеешь как сумасшедший. Иди.
Дрю потел. У него была лихорадка, потому что тело боролось с инфекцией, и ничего больше.
Он рассеянно кивнул и, спотыкаясь, вышел из дома Чанг Мина. Путь к его дому казался иллюзией, он постоянно растягивался и отодвигался. Дрю хотелось пить.
Маленькие руки подхватили его, одной из них держа его за пояс.
— У тебя жар, — прошептала Лин. — Пойдем.
Дрю рухнул на постель и уставился в потолок, который рябил перед глазами, как подвешенный сверху слой воды. Лин приподняла его голову и напоила его водой из бутыли.
Немного прокашлявшись, Дрю проговорил:
— Я не настолько ослаб, что не могу сам пить.
Он потянулся и забрал у нее бутылку.
Она оценивающе приложила грубую ладонь к его щеке.
— Ni jiu hui.
Но ты ослабнешь.
Глава 8
2 июля
Я наблюдал, как она разбирала свою холщовую сумку, выкладывая перед собой ингредиенты для нашего ужина.
— Позволь мне заплатить за что-нибудь, — сказал я, когда она положила на стойку темно-фиолетовую гроздь винограда.
— Ни за что, — она взглянула на меня через плечо и улыбнулась. — Дрю. Серьезно.
Внутри меня что-то перевернулось от того, как прекрасна она была. Гладкая кожа с красивым оттенком, зацелованная солнцем.
— Нора, ты готовила для меня ужин двадцать вечеров подряд. Пожалуйста, позволь мне заплатить тебе за это, — умолял я ее глазами, желая дать ей понять, как сильно я этого хотел, как много ее простая доброта значила для меня. Питание для меня было больше, чем поддержание энергии и здоровья. С ней это становилось тем, что оно собой представляло — ее заботой и уходом, неким совместным занятием.
Я привык заботиться сам и получать заботу в ответ. В деревнях я навещал и помогал тем, кто не мог помочь себе сам. Я охотно отдавал свою энергию, а мои пациенты, как правило, принимали ее. В свою очередь, женщины во время моих командировок заботились обо мне. Они благодарили меня плодами и блюдами своей земли и своих столов. Я с благодарностью принимал все это.
Но здесь все было по-другому. Что я давал Норе? Что она получала от нашего совместно проведенного времени?
— Готовить для двоих легче, чем для одного, — объяснила она просто, сложив сумку и убрав ее на противоположную стойку. — Мне не хватает кого-то, для кого я могла бы готовить.
На этом разговор о долге и деньгах был окончен. Она с легкостью перемещалась вокруг меня, снова принявшись разбирать и распаковывать покупки. Ее лицо не выражало никаких эмоций, но у нее была та легкая улыбка, к которой он так привык.
Движения ее рук приостановились, она повернулась ко мне и спросила с легким беспокойством:
— У тебя ведь есть гриль?
— Гриль? Да, конечно. Он вон там.
Я повел ее через свою маленькую кухню к задней площадке, указав на забытую темно-серый гриль, который находился как раз за площадкой.
— Так себе, конечно, — признал я, пожав плечами и почесав затылок. — Вообще-то я его не так часто использую.
Когда она усмехнулась мне, я добавил:
— В смысле, вообще не использую.
Она прошмыгнула мимо меня и осторожно приподняла крышку, заглянув внутрь, где все было покрыто паутиной.
— Он идеален.
Ее глаза пробежались по всему двору, словно ища чего-то.
