Я лгала. До встречи с Рианом я действительно посчитала бы Сильви дурой. Теперь же я сочла ее храброй.
— Я скучаю по Эмбер, — пробормотала Сильви, утирая слёзы. — Как думаешь, когда она вернётся?
— Могу предположить, что когда принц устанет от твоих услуг и услуг твоих сестер.
— О, если бы это было правдой. Он устал от нас ещё в начале. Он не дотронулся тут ни до одной женщины со своей первой ночи с Дульси.
— Он же здесь почти каждую ночь, когда луна не полна. Чем он занимается?
— Он живет, как монах! Не играет на деньги и не занимается сексом. Просто сидит в наших лучших комнатах и таращится из окна на задний двор. Клянусь, к этому времени он, должно быть, выучил вид из окна наизусть. Там ведь только огородик, конюшня и летняя кухня.
Я содрогнулась, подумав, сколько раз встречалась там с Рианом в лунном свете. Единственное мое спасение было в том, что в полнолуние принц оставался во дворце под замком. Мне не было нужды бояться, что он видел нас, но осознание того, что он часто бывал в доме, заставило меня занервничать.
— Он становится отшельником, — заметила Сильви. — Придворные и близкие друзья волнуются за него. Его кузен, великий герцог, планирует устроить бал в честь принца, чтобы подбодрить его.
— Я слышала, дворяне и торговцы, которые часто посещают этот дом, жалуются на балы и приемы, куда их тянут жены. Думаю, мужчины туда идут неохотно.
— Это будет бал куртизанок, — доверительно сообщила Сильви. — Его Сиятельство хочет пригласить всех куртизанок и дам лёгкого поведения, чтобы принц выбрал себе любовницу.
— Ты беспокоишься? Если принц выберет себе любовницу, мы можем потерять его заказы.
— Пф-ф! Если уж на то пошло, мы никогда и не хотели тех заказов. Просто если бы отказали ему, то потеряли бы все дело. Странно, но я не уверена, что принц мне нравится. Когда я рядом с ним, то могу думать лишь о том, как он прекрасен и великолепен, и что бы сделать, чтобы понравиться ему. Только стоит ему уехать, я вспоминаю, как он угрюм и капризен. Он приказывает, но никогда не просит. Кажется, он презирает нас за то, что мы обожаем его, хотя мы ничего не можем с этим поделать.
Я вспомнила ту ночь, когда приходила в комнату принца, чтобы разжечь огонь. Вспомнила, как его рука потянулась ко мне, когда он попросил меня не уходить. Вспомнила нежные, легкие прикосновения его губ к моим. Он не казался угрюмым или презрительным. Под отвратительным гнетом своего проклятия он казался… одиноким.
Я тут же уничтожила эту мысль. Мне не хотелось симпатизировать принцу. Я не хотела задаваться вопросом, почему он сделал наш дом хижиной отшельника. Однако вопросы сами вертелись у меня в голове, пока я шла через задний двор к летней кухне.
Я обернулась, чтобы найти окна комнаты принца. Из всех лился свет. Занавески на третьем окне разошлись, и я увидела человека, нерешительно выглядывающего во двор из-за колышущихся штор сквозь витражные стекла.
Меня посетила идея. Позже я пожалею об этом так, как никогда ни о чем не жалела в жизни, за исключением случая, когда ослушалась матери и пошла на Дворцовую площадь посмотреть на принца. Тогда же мне показалось, что это надежда на освобождение от моей зависимости, вызванной проклятием принца.
Что, если ключ к разрушению проклятия состоит в том, чтобы я сама переспала с принцем? Что, если он носит какую-нибудь волшебную безделушку, и я смогу ее украсть, чтобы разрушить силу проклятия? Что, если я воспользуюсь прядью его волос для создания отворотного зелья? Что, если надежда на мою будущую свободу и счастье с Рианом не в побеге от принца, а в том, чтобы бросить ему вызов и раскрыть его секреты?
Я исчерпала все возможные варианты. Поэтому решила рискнуть. И так, из лучших побуждений, я предрешила свою судьбу.
Ведуньи говорят, что дорога в ад вымощена благими намерениями. Еще они рассказывают историю о кошках и любопытстве. И хоть их слова крутились у меня в голове всю ночь, я все равно встала задолго до рассвета и прокралась в комнату принца. Чтобы оправдать свое вторжение, я взяла ведро растопки и угля, но на самом деле собиралась шпионить за ним.
На сей раз, войдя в его дверь, я чуть не забыла спрятать фиал с лунным светом и торопливо запихнула его в вырез, где он оказался в вырезе между рубашкой и корсажем.
Принц спал в своей кровати. Если судить по обнаженным плечам, под одеялами он был голым. Он не пошевелился, когда я прокралась в комнату. Не пошевелился, когда на цыпочках прошла к стулу у окна. На полу возле стула стояли пустые винные бутылки, а на столике рядом небрежно валялись книги — по крайней мере пять или шесть.
Эта стопка стоила целого состояния! Каждая книга переписана и переплетена вручную. Копии создавали монахи, которые слепли от такой работы прежде, чем в их тонзурах появлялся хотя бы один седой волос.
Тут были книга сказок и одна со стихами. Книга о магии и колдовстве. Я пролистала ее, но то оказался перевод труда из Золотой Земли, очень пристрастный к ведьмам. Две книги были о математике, и одна — о постройке мостов и других подобных сооружений. А под ними я обнаружила тонкий том без названия или картинки на обложке, до середины исписанный уверенным почерком. Я стала листать его, пока на одной из страниц разворота не наткнулась на рисунок: выполненный карандашом и очерченный чернилами портрет. На другую сторону разворота занимал сплошной текст. Рисунок был очень хорош: невзрачная молодая женщина в простой одежде, но я понимала, почему он именно ее выбрал для наброска. В ее темных глазах и острых чертах было что-то притягательное.
Я задумалась, знаю ли ее. Она казалась смутно знакомой. Мне понадобилось несколько минут, чтобы угадать в этом лице свое собственное. Не такое, как сейчас, но такое, каким оно было пять лет назад: более мягкое и исполненное надежд.
Неудивительно, что я не признала себя в рисунке принца — ведь я много месяцев носила маску Золушки. А тогда я не вела себя столь неприветливо, и во взгляде моем не было ни следа ожесточенности.
Я обратила внимание на текст рядом с рисунком. Там было написано:
«Я получаю все, что пожелаю, кроме нее. Я велю ей прийти ко мне, но она не приходит. От этого я хочу ее лишь сильнее.
Когда я найду ее, то добьюсь и заставлю полюбить меня, потому что меня никогда еще не любил кто-то, способный сопротивляться моему проклятию. Полагаю, она может отказать мне. Она может осудить мои замыслы и дать отпор моим заигрываниям. Она может даже возненавидеть меня.
Меня никогда не ненавидели. Ее ненависть устроила бы меня почти так же, как и любовь. Возможно, даже больше. Как жаль, что любовь и ненависть — противоположности. Было бы прекрасно получить от нее и то, и другое, почувствовать огонь ее страсти во всех возможных формах.
