И вовсе не с помощью детских ножек Егора, которые тот закидывал во сне брату на спину.
Нет, я точно не ревновала. С чего бы?
А взгляд зацепился за разноцветные башенки из Лего исключительно для того, чтобы умилиться, как хорошо Егор научился их строить.
Не знаю, кого ожидал Максим (надеюсь, всё же не крашенную сучку из моего воображения), но вот увидеть на пороге его мать точно не готов был никто из нас. Мы, наверное, уже смирились с внезапно выпавшей ролью родителей, тем более она только-только начала нам поддаваться, а Егор за прошедший месяц и вовсе, кажется, позабыл, как выглядят его биологические родители.
Иванов растерянно собирал в пакеты первые попавшиеся вещи брата, пока я ненавязчиво пыталась отодрать от себя вцепившегося мёртвой хваткой ребёнка, не реагировавшего ни на «ути, кто у нас такой сладенький», ни на «соскучился по мне, мой пупсичек», а на радостном «иди же к мамочке» и вовсе включил свою фирменную сирену.
В итоге, когда миссис не-Иванова утащила брыкающегося и плачущего Егора в компании обвешанного пакетами улыбающегося Кена-Рустама, мы с Максимом так и замерли в коридоре, чувствуя себя отвратительно и не испытывая той радости, которую должна была вызывать долгожданная свобода.
А ещё, почему-то, возникало гаденькое ощущение, будто отпустив Егора с мамой-кукушкой и папой-куском пластика, мы его предали.
— Поль, давай спать, а? Уже поздно. А завтра я сам тебя отвезу куда попросишь, — предложил Максим, устало привалившись спиной к дверному косяку и на пару мгновений опередив моё скомканное «ну, мне, пожалуй, уже пора».
Мы и правда легли спать, по уже сложившейся привычке сразу же примостившись по краям кровати. Усталость, напряжение и внезапное расстройство исходом этого дня навалились на плечи тяжестью, затянули мысли плотным туманом и быстро уволокли нас в царство Морфея.
Проснулась же я от навязчивого чувства, что на меня кто-то смотрит. Так и было: Максим лежал прямо напротив и не отводил взгляда, слегка поблёскивающего в темноте.
— Поль, — шёпотом позвал он, убедившись, что я больше не сплю. — А ты хоть когда-нибудь жалела, что мы расстались?
От неожиданности этого вопроса я впала в ступор. Первой мыслью стало выпалить честное «да», второй — ещё более откровенное «постоянно». Но ждать итога моей медленной умственной деятельности он не стал и продолжил сам:
— Не было ещё ни дня, чтобы я не пожалел об этом. Потому что я до сих пор тебя люблю.
— Я тоже всё ещё люблю тебя, Максим.
Моргнув несколько раз, чтобы прогнать фантастический сон и вернуться обратно в реальность, я с восторгом поняла, что всё это происходит по-настоящему. И его губы действительно уже впивались в мои жадным и требовательным поцелуем, а ладони по-хозяйски нырнули под футболку, поглаживая голую кожу.
А меня, за секунду стянувшую с себя шорты прямо вместе с трусиками и тут же забравшуюся верхом на него, не иначе как бес попутал.
Я не такая!
Я ещё хуже. Но остальные подробности следующих нескольких часов лучше оставлю при себе, потому что вспоминать про них очень приятно, а рассказывать всё же немного стыдно.
Пока Максим восстанавливал сбитое дыхание, я вовсю наслаждалась томной негой, водила пальцами по его груди и животу, ещё влажным от пота, и собиралась снова отдаться — на этот раз на волю приятной усталости, сладкой слабости во всём теле и желанию снова провалиться в сон.
— Так, а теперь давай-ка поговорим, — с пугающе-хищной улыбкой и настораживающие-хитрым прищуром протянул он и, не дав опомниться, подхватил меня на руки и отнёс на диван в гостиной.
— А одеться? — на мой слабый писк он только довольно ухмыльнулся, кивнув на предусмотрительно прихваченные с собой пижамные штаны, которые тут же натянул, а мне протянул одну из диванных подушек, не забыв сделать при этом такое выражение лица, словно оказал тем самым огромное одолжение.
В принципе, если извернуться, то подушкой получалось прикрыть все самые стратегически важные места. Или, как крайний вариант, ею можно было прикрыть глаза, чтобы не отвлекаться на разглядывание рельефа на его животе, уже не такого чёткого, как раньше, но всё равно так и манящего прикоснуться к нему пальцами. А лучше медленно провести по нему языком…
Не самое подходящее у меня было настроение для разговоров.
— Ты вообще-то сам захотел расстаться, — пробурчала я, решив начать линию защиты с внезапного нападения, но на месте всё же поёрзала, чувствуя себя крайне неуютно под его взглядом, вовсю метавшим в меня молнии.
— Так, милая моя, — от его низкого голоса и плавных, по-кошачьи грациозных движений у меня по телу побежали мурашки. — А теперь давай-ка вспомним, как всё было. Началось с того, что я…
— Ты сказал, что нам надо серьёзно поговорить.
— Почти. Я сказал, что нам нужно обсудить наше будущее.
— Да. И мы сели… обсуждать. И ты…
— И я с дуру дал тебе первой возможность высказаться. Потерял бдительность и забыл, что встречаюсь с…
— Скучной занудой? — уточнила я, ехидно приподняв одну бровь и выбив из него громкий обречённый вздох. Максим вытащил из-под кресла коробку, набитую сладостями, достал большую пачку киндер-шоколада, демонстративно вытряхнул его на журнальный столик и, развернув первую порцию, сунул мне прямо в рот.
— Цыц! Сейчас тебе точно лучше жевать, чем говорить, — заметил он и нежно, как маленького глупого ребёнка, погладил меня по голове. — И тогда ты вдруг начала говорить про то, что я не романтичный. Эгоистичный. Подавляю и пытаюсь решать всё за тебя, прикрываясь тем, что сам знаю, как будет лучше.
— Но ты ведь и сам…
— Цыц! — рявкнул Максим и запихнул в меня ещё одну порцию шоколада, а сам принялся расхаживать из стороны в сторону вдоль дивана. — А я тебе ответил что-то, что первое в голову пришло, потому что мне стало обидно. И даже не из-за того, что именно ты говорила, а как это делала: ведь мы старались быть открытыми друг с другом, но раньше ты никогда не заикалась о том, что что-то шло не так.
— А о чём ты сам тогда собирался поговорить?
— О том, что нашёл хорошую квартиру аккурат посередине между нашими университетами и хотел уговорить тебя, чтобы ты жила там со мной.
— Это что же получается… — растерянно промямлила я, когда по его серьёзному и грустному лицу поняла, что он не шутит. — Получается, что я… дура?
— Просто, блин, фееричная! — охотно согласился он, разведя руки в стороны и покачав головой. — Только я, вместо того чтобы повести себя как взрослый человек и постараться разобраться в ситуации, со злости наговорил тебе гадостей в ответ и предложил расстаться. Подумал, вот сейчас ты поймёшь, какое счастье упустила и прибежишь обратно. А ты взяла и не прибежала.
— Но я и правда думала, что…
— Полина! — грозно перебил меня Иванов и взглядом указал на лежащие неподалёку шоколадки. Игра в гляделки между нами продолжалась недолго, и я всё же взяла ещё одну порцию и сама положила в рот, картинно закатив при этом глаза. — Так вот, спустя месяц ожидания я решил, что хватит страдать хернёй, и пошёл к тебе сам. Ждал вечером, около подъезда, только вот с занятий ты шла с этим кудрявым бараном и букетом цветов.
Я нервно сглотнула слюну, вспоминая тот период. Ведь на самом деле тогда у меня уже появилось полное понимание, отчего так тоскливо и плохо на душе, и не было сомнений, кого именно мне не хватает. Но попытаться как-то наладить общение с Максимом мешали гордость, обида и болезненное осознание того, что я сама оттолкнула его, не сумев разобраться в своих чувствах и желаниях. А он взял и… правда оттолкнулся.
— Сначала я взбесился и думал, что вот сейчас брошусь и шею ему сверну. И тебе всё выскажу, что накипело. А потом просто смотрел на вас и до меня начинало медленно доходить, что ты была права. Я и правда ни черта не романтичный — ведь шёл к тебе мириться, но даже не подумал о том, чтобы взять с собой те же дурацкие цветы. Мне казалось, что вот сейчас я просто появлюсь перед тобой, весь такой распрекрасный и готовый принять тебя обратно, и этого уже вроде как вполне достаточно, чтобы ты была вне себя от счастья. Вот такой вот я эгоист. И самое обидное, что эту мысль — о том, что я настолько хорош — внушила мне именно ты. Потому что любила меня такого, как есть, со всеми недостатками. А я не понимал этого, не ценил как следует, принял как должное.