Он опустился в кресло, задумчивым взглядом уставился перед собой, собираясь с мыслями, и по инерции тоже взял со столика порцию шоколада.
— И вот я наблюдал за тем, с каким восторгом тот олень на тебя смотрел, на эти чёртовы цветы в твоих руках, на то, с каким трепетом он поцеловал тебя в щёку на прощание… и понял, что упустил своё счастье. Словно глаза открылись, как на самом деле нужно было ценить то, что было между нами, и как легко я по дурости от этого отказался. И тогда я просто развернулся и ушёл, решив, что без меня тебе действительно будет лучше.
— И знаешь, что получается? — почему-то я снова шептала, хотя в этом не было никакой необходимости. Но горло начинало сводить от подступающих слёз, уже начавших размывать очертания окружающих предметов. — Получается, Максим, что ты тоже дурак. Феерический.
Потом я пыталась доказать ему, что все те претензии — пустые и необоснованные, рыдая у него же на плече. Потом сбивчиво рассказывала про то, как сама хотела помириться, но он уже встречался с какой-то девушкой (как оказалось, она бросила Максима через три недели, устав от того, что он постоянно называл её Полиной). Когда события дошли до момента, где я видела его в торговом центре, он уже истерично хихикал и старательно вытирал с моего лица слёзы и следы размазавшегося шоколада.
— И вообще, тебе звонят какие-то… тёлки! — надулась я, наткнувшись взглядом на оставшийся после Егора конструктор, маленькой горой сваленный в углу гостиной. — Я сама видела!
— Когда это? — искренне удивился Иванов, чья ладонь очень быстро переместилась с головы и уже внаглую мяла мою ягодицу.
— А вот тогда! — мои пальцы бесцеремонно ткнули в оставшееся от синяка жёлтое пятно на лбу под вылетевшее из Максима сдавленное «ой».
— Так это староста нашего потока. Передавала мне задания от преподавателей. А ты вообще бешеная, Романова, из-за ревности людей калечить!
— Во-первых, это просто совпадение. Во-вторых, сам ты бешеный! — ради справедливости пришлось даже уклониться от его настойчивых попыток укусить меня за часть груди, выглядывающую из-за подушки. — А в-третьих, мы вообще-то разговариваем!
— Я не хочу больше разговаривать…
— А вот я, наоборот, очень хочу! — показать ему язык стало роковой ошибкой, потому что скорость моей реакции оставляла желать лучшего, и уже спустя мгновение меня самым бесцеремонным образом склонили к поцелуям. Ну ладно, мягко подтолкнули прижавшимися пухлыми губами, а склонилась я уже сама, заодно с удовольствием провела по его спине ноготками. Между прочим, накрашенными в одном из принадлежащих его матери салонов…
И тут-то до меня дошло, что именно казалось таким странным в последние две недели (конечно, кроме моего проживания в квартире бывшего парня с его годовалым братом, брошенным на произвол судьбы своими родителями).
— Мне домой надо! Срочно! Меня же мама убьёт! — испуганно воскликнула я, отшатнувшись от него и собираясь немедленно бежать за своими вещами. Вернуться в отчий дом я обещала ещё в прошлые выходные, когда по телефону заверяла маму, что обязательно нагоню все прогулы в университете и точно не обеспечу её внуками до момента его окончания.
— Не убьёт, — лениво заметил Максим, придавив меня к дивану своим весом и довольно потеревшись носом о шею. — Я ей сразу позвонил и отпросил тебя, пообещав, что верну в целости и сохранности. И без внуков.
— То есть у тебя был номер телефона моей мамы?
— Был.
— Тогда почему ты не позвонил сразу ей, когда нашёл Егора?
— Нуууу… — он как-то замялся, смутился и широко улыбнулся, самым невинным из всех возможных взглядов заглядывая мне в глаза. — Понимаешь, я должен был воспользоваться настолько шикарной возможностью увидеться с тобой под уважительным предлогом.
— Ты совсем спятил?! Если бы у Егора было что-то серьёзное, а ты потерял столько времени, пока договаривался со мной, а потом я с мамой, и ещё дорога… — я осеклась, заметив его выжидающую улыбку, и чуть не задохнулась от возмущения. — То есть ты мне наврал? Ещё и брата ради этого использовал?!
— Я просто немного… видоизменил историю, вот и всё. Врачи со скорой и правда меня напугали, что Егора отберут, но за деньги согласились быстренько посмотреть его и уехать, оформив ложный вызов. Они же и посоветовали показать его врачу повторно через несколько часов, чтобы исключить сотрясение, и я вспомнил про твою маму…
— Так ты ей всё же позвонил тогда?
— Десять очков Гриффиндору! — рассмеялся Максим, несколько раз чмокнув меня в щёку. — Подумал, что она наверняка сразу поймёт, что рану уже обработали. Но я бы и правда без тебя не справился, Поль. И не только с Егором.
Моя единственная нерешительная попытка вернуться домой на следующий же день закончилась провалом и каким-то непостижимым образом собранным мной лично чемоданом с самыми необходимыми на первое время вещами, с которыми я вернулась обратно к нему в квартиру.
Мы много ругались. Спорили, обижались друг на друга, долго искали пути достижения компромисса, иногда срывались по сущим пустякам, потому что не всегда справлялись с напряжением и, как и прежде, еле выносили те ожидания, что возлагали на нас окружающие.
Но не сдавались и не шли на попятную, научились выносить друг друга в самые тяжёлые и сложные моменты, находить правильные слова поддержки или просто молчать и быть рядом, когда это было нужно.
Скоро Максим вошёл в группу студентов, разработавших какую-то уникальную и безумно перспективную в использовании систему контроля управления для беспилотников, и дальнейшая работа над этим проектом занимала у него почти всё свободное от учёбы время.
Мне же хотелось просто не отставать от него, но с неоконченным журналистским образованием удавалось только писать какие-то простенькие мини-статьи в женские интернет-журналы. Правда, спустя год одно достаточно крупное издательство само связалось со мной и предложило вести у них постоянную колонку, осчастливив и одновременно с тем озадачив меня.
До сих пор не понимаю, что так понравилось им и набежавшим уже после тысячам постоянных читателей, но вот так нежданно-негаданно я смогла найти своё призвание.
Кто бы только сказал той закопавшейся в своих комплексах шестнадцатилетней Полине и чуть не сломавшей собственное счастье восемнадцатилетней Полине, что в двадцать четыре она будет ведущим журналистом в рубрике «про отношения»?
Максим, например, когда узнал о моей будущей работе, хохотал аж до слёз, стервец!
Скучать по Егору нам тоже не пришлось. Не проходило и пары месяцев, как он снова сваливался нам на голову (руки, шею и мои бедные волосы, жевать которые он отвык только к четырём годам), и всегда с неизменно раздражающей формулировкой «Ну как же теперь доверить его няне!» Мальчишкой он рос непоседливым, капризным, упрямым, но при этом очень смышлёным и добрым, и на самом деле мы с Максимом очень сильно к нему привязались, поэтому закатывали глаза, недовольно кривились, но ни разу не подумали всерьёз о том, чтобы отдать его кому-нибудь ещё или самим найти надёжную няню.
Периоды, когда он жил у нас, давались нелегко и срывали весь привычный распорядок жизни, зато добавляли в неё ярких красок.
— Ничего, Полли. Вот скоро пойдёт Егор в садик и тогда как заживём! Пока своих не заведём, — сонным голосом бормотал Максим в особенно тяжёлые вечера, уткнувшись мне носом прямо в плечо и стискивая мою талию так крепко, что тяжело становилось дышать. И ведь каждый раз умудрялся заснуть прежде, чем я успевала вставить своё категоричное и возмущённое «Да ни за что!»
Зато утром я с ехидной улыбкой напоминала ему, что заводить детей нам, вообще-то, мама моя не разрешает!
Не разрешала.
Пока на праздничном ужине в честь получения Максимом диплома (я защитилась на пару недель раньше него) с крайне ехидной улыбкой и при этом невинным взглядом мама не поинтересовалась:
— Так когда же нам внуков ждать?
Откашлявшись от шампанского, которым подавилась в тот же момент, я смогла впервые увидеть, как у Максима покраснели даже волосы.