— Доброе утро, Тимоти.
Себастьян сел на край кровати и наклонился, чтобы щелкнуть что-то на тумбочке. Занавески вдоль окон раздвинулись, что позволило солнечному свету осветить комнату.
— Сэр.
Тимоти подкатил тележку к кровати, бросив мимолетный взгляд в мою сторону.
— Помогите мне, — я села и прижала простыню к груди. — Он держит меня в плену здесь.
Тимоти не смотрел на меня. Как будто я вовсе не произнесла и звука. Себастьян осмотрел тарелки на тележке.
— Все в доме подготовлено?
— Да, сэр.
Тимоти налил две чашки кофе. Он добавил количество сахара, которое я обычно употребляю, а потом влил мои любимые сливки.
— Рита знает ситуацию, и Джерри будет соблюдать все правила без проблем.
Его небольшой британский акцент всколыхнул что-то в моем сознании, — воспоминание, которое я не могла вспомнить.
— Ты меня слышал? — я повысила голос. — Он держит меня против моей воли. Вызови полицию!
Себастьян, казалось, был доволен завтраком.
— Это все, Тимоти.
Парень кивнул и подошел к двери. По-прежнему не признавая мое существование, он ввел код и ушел. Запирающий механизм щелкнул, как только дверь захлопнулась.
— Это не сработает.
Себастьян посмотрел на меня, изучая каждое движение, которое я сделала.
— Ты их обучил держать заключенных?
Его темные волосы, взъерошенные ото сна, сияли в оттенках утреннего солнца, проникающего в окна.
— Они подчиняются мне без вопросов. Я хорошо о них забочусь, лечу и достаточно хорошо плачу.
— Ты платишь достаточно, чтобы они согласились участвовать в этой больной игре?
Его изумрудные глаза сверкнули.
— Это не игра. Иди завтракать. Тебе станет лучше.
— Ни за что.
— Ты голодна. Несколько минут назад я слышал, как урчало в твоем животе.
— Я не хочу ничего, что ты предлагаешь.
Он вздохнул.
— Тебе надо поесть.
— Я и близко к тебе не подойду. Откуда мне знать, что еда не отравлена?
— Зачем мне идти на все эти неприятности, чтобы отравить тебя?
Он схватил кусок бекона с одной тарелки и проглотил его, затем схватил блин с другой тарелки, откусив кусок, и съел его. Он сглотнул, и его адамово яблоко подпрыгнуло в резком движении.
— Убедилась?
Еда не отравлена. Но это не значит, что я хотела позавтракать с ним.
— И я голая.
Он выгнул бровь.
— Ты не будешь есть, потому что ты голая?
— Мне все равно, что ты думаешь, но я не съем ни грамма, пока не надену одежду.
— Это не имеет смысла.
Я пожала плечами.
— Что есть, то есть.
Себастьян резко поднялся, солнечный свет украсил его мощное, рельефное тело. Я отвела взгляд, когда он вбежал в ванную.
— Зайди сюда, — в голосе был намек на раздражение, как будто я его бесила. Хорошо.
— Я не могу. Я голая.
— Подойди сюда сейчас же, или я тебя затащу, — я определенно забралась ему под кожу.
Мне пришла в голову мысль, плохо сформированный взрыв вдохновения, который был направлен на то, как я выйду из этой тюрьмы. Себастьян думал, что я для него идеальна и мы должны быть вместе, тогда возможно, если бы я доказала ему обратное, будучи неприятной раздражающей девицей, он передумает. Впервые с тех пор, как я проснулась в своей постели, я почувствовала в себе надежду.
— Прекрасно, — его шаги приближались ко мне. — Я позабочусь о тебе.
— Я иду, — я быстро встала и дернула огромным кремовым одеялом, пока не обернула его вокруг себя, как пушистое свадебное платье.
— Я уже видел тебя голой, Камилла, — он прислонился к дверной раме ванной, его твердое тело напоминало описание того, что я видела только в скандальных сообщениях от Вероники. Широкая грудь с темными сосками, накаченный пресс и V-образный участок внизу его живота, ведущий вниз, к полутвердому члену. Я таращилась, не в силах удержаться. Его член был невероятно толстым. Отводя взгляд, я уставилась на пространство над его головой.
— Я видел это, Камилла, — его ухмылка перевернула мои внутренности.
— Ты ничего не видел.
— Ты можешь отказывать мне во всем, но я знаю, что ты тоже это чувствуешь, — он потер грудь у сердца. — Долгое время я думал, что страдаю от изжоги. Каждый раз, когда я видел тебя и должен был отпустить, я чувствовал это. Словно лава, которая сжигала меня изнутри. Никакие лекарства не притупляли боль. Только одна вещь это сделала — ты. Просто быть рядом с тобой. Чувство прошло, и там теперь живет что-то еще, что-то, что наполняет и оставляет меня с чувством нужды в большем количестве времени с тобой. Всегда в большем.
Я подняла подбородок и ответила холодным тоном.
— Как мило.
Он вздрогнул, и в его глазах мелькнула боль. А потом она пропала. Я была жестока и на этот раз, я была рада. Какую бы боль он ни испытывал, это ничто по сравнению с океаном безысходности, в котором он меня утопил.
— Иди сюда, — он повернулся и исчез за дверью.
Я последовала за ним, волоча одеяло за собой. Ванная была огромной, каждая поверхность покрыта серым и белым мрамором. Люстры горели над гидромассажной ванной, которая выглядела так, будто могла вместить, по крайней мере, шесть человек. Плитка в виде голубой мозаики создавала за ней переливающиеся вихри, словно волны, стремящиеся в сторону берега.
В зеркале мелькнула какая-то женщина. Я остановилась, потом моргнула. Это была не женщина. Это была я.
— Ты покрасил мои волосы?
Шокированная, я вытянула прядь светлых волос и уставилась на нее.
— Пришлось, — его голос раздался где-то глубоко в ванной. — На всякий случай.
— Что на всякий случай? — впервые с тех пор, как я приехала сюда, я была в полнейшей ярости. Я никогда не красила волосы, даже не дотрагивалась до них безобидными окрашивающими тониками. Женщина в зеркале была чужой, хотя ее голубые глаза сверкали на фоне медовых волос.
— На случай, если кто-то тебя увидит или сфотографирует.
Одетый в пару боксеров, он вышел из затемненной комнаты рядом с ванной и перешел в другую дверь.
— Я не хотел этого делать. Мне нравились твои волосы, но это был умный ход. Если тебе станет легче, я нанял одного из лучших колористов-парикмахеров в городе. Я сказал ему, что у тебя сильный страх перед парикмахерами и тебе нужно успокоительное, чтобы сделать прическу, — он включил свет и помахал мне рукой. — У меня такое чувство, что это даже не было близко к самой странной истории, которую он когда-либо слышал.
— Но это было мое дело, моя забота. Это мои волосы!
Видя себя изменившейся, находясь в ситуации, где я была пленницей, все это разбило мое сердце. Я опиралась на гордость, пытаясь прийти в себя в этом странном новом мире.
— Это было необходимо, иначе я бы этого не сделал.
— У тебя не было никакого права.
Мое зрение было размыто, поскольку слезы пытались пробиться на поверхность.
Он вздохнул.
— Мы оба привыкнем к этому, и как только все успокоится, мы изменим цвет обратно.
— Мы? — мой голос был хриплым, пустым.
— Да. Отныне. Теперь иди сюда. Я хочу тебе кое-что показать.
Я оторвала взгляд от отражения незнакомки в зеркале. Теплая плитка не смогла согреть меня, когда я направилась к нему. Я остановилась в дверном проеме и посмотрела на одежду и аксессуары, что висели и были сложены со всех сторон. Стеллаж обуви располагался вдоль задней части шкафа. Обуви было больше, чем в универмаге. Туфли, босоножки, кроссовки, ботинки — все, что может понадобиться одному человеку и все совершенно новое. Так же я заметила несколько комплектов обуви, которые не совсем соответствовали блеску и шику остальных.
Я шагнула вперед, когда он прислонился к высокому ящику из дерева мягкого медового цвета.
— Они принадлежат мне, — протянув руку вверх, я провела рукой по паре обуви, которую часто носила в школу.
— Здесь все принадлежит тебе. Также я принес все твои личные вещи. Твои лекарства, противозачаточные, женские принадлежности, косметика — все это находится в шкафчике рядом с раковиной. Я собрал не всю твою одежду, а только ту, что подходит к сезону. Остальное мы можем получить позже.
