А теперь краснеет, как девочка, увидев его без штанов.
Такое лицемерие взбесило Этьена еще сильнее, чем когда он поймал ее во время измены. И сейчас она пыталась убежать!..
Он схватил ее, испытывая дикое желание наставить ей синяков. Поколотить ее до слез! Чтобы прекратила насмехаться!..
Но Розалин лежала перед ним такая нежная, такая беззащитная – едва дыша от страха, и, глядя в ее широко распахнутые глаза, Этьен понял, что снова проигрывает.
- Боишься? – сказал он хрипло, уже во власти лютого желания. – Правильно делаешь.
Он лег рядом с ней, повернувшись на бок, и коснулся ее волос, пытаясь распустить пряди, которые она убрала в тугую прическу, скрепив шпильками. Наверное, он дернул слишком сильно, потому что Розалин ахнула и зажмурилась.
- К чертям твои дамские штучки, - сказал он в сердцах и взял ее за руку, потому что терпеть дольше было невозможно.
А она еще и платье не сняла – будто дразнила его, распаляя еще больше, строила из себя недотрогу.
Он заставил ее обхватить свой торчащий член и сразу же закрыл глаза и застонал от удовольствия, ощущая горячей плотью прохладу женской ладони. Каким-то непостижимым образом Розалин умудрилась стать в этой глуши еще прекраснее, еще свежее… Как роза после дождя…
Несмотря на возбуждение, он усмехнулся. Впервые за последние годы у него появились такие поэтические мысли о жене. В последние месяцы он называл ее не иначе как «шлюха» - и в мыслях, и когда говорил с Лео, открыв ему, какую горечь испытал после предательства жены. А вот теперь – роза…
- Что вы делаете? – услышал он шепот Розалин. – Не надо, я не позволю вам…
Он открыл глаза и увидел ее – испуганную, алую от негодования. Смешно! Кто бы мог подумать, что Розалин умеет краснеть!
- Господи! Да хватит болтать! – выдохнул Этьен. – Приласкай меня, я уже не могу терпеть!
Он попытался заставить ее двинуть рукой вверх-вниз, но Розалин упорно не хотела этого делать, и глаза ее все больше наполнялись страхом. Да что там! Она уже паниковала, словно он был не ее мужем, а людоедом с Туманных гор!
- Нет... нет... – шептала она, как заколдованная, и Этьен чуть не взвыл, потому что страсть требовала выхода, требовала этого нежного, соблазнительного тела.
- Просто приласкай, - сказал он, стиснув зубы. – Мне достаточно. Ты же не думаешь, что я стану полоскаться там, где побывало полстолицы.
Сжимая ее руку, он все-таки принудил ее погладить. Член его был уже как каменный, и едва не дымился, а Розалин мучила его, изображая невинность.
Ее платье мешало, а так хотелось прикоснуться к ней – ощутить шелковистую гладкость кожи, сжать маленькую твердую грудь… Каждое движение женской руки, которую он направлял, вызывало стон – от мучительного наслаждения. Мучительного, потому что хотелось большего… Гораздо большего…
Этьен чуть ослабил хватку, и Розалин продолжила гладить его. Правда, делала это без прежнего пыла – слишком осторожничала, но так возбуждала еще сильнее.
Подаваясь бедрами ей навстречу, он попытался оттянуть корсаж ее платья, чтобы добраться до груди, но лиф был слишком тугой, напрочь закрывая доступ к соблазнительным прелестям. Этьен скользнул пальцами под ее спину и чуть не выругался, обнаружив на платье мильон крохотных пуговок – пока их расстегнешь, можно состариться!
- Сильнее, еще сильнее… - еле выговорил он, опять накрывая руку Розалин своей и подсказывая ей ритм движений.
Совсем рядом были ее затуманенные глаза – прозрачные, манящие, и губы – нежные, как лепестки роз. Эти губы не могли оставить равнодушным ни одного мужчину в мире. Этьен вспомнил, как глазели на нее в церкви, и скрипнул зубами. Они смотрели, а Розалин вела себя так, словно не замечала жадных взглядов. Лицемерка!.. А ложь в женщинах он ненавидит сильнее всего!..
Но вопреки здравому смыслу он уже подносил палец к ее губам. Эта игра была ей хорошо известна, и ею она умело распаляла его, когда он был глупым и влюбленным. Только в этот раз Розалин опять принялась строить из себя скромницу и смотрела на него непонимающе.
- Открой рот, - потребовал Этьен, но она лишь плотнее сжала губы и испуганно покачала головой. - Играешь со мной? – взбесился он в одно мгновенье. – Лучше не надо, потому что тогда я не сдержусь и точно возьму тебя по-настоящему!..
Она приоткрыла рот тут же. И как это сделала…
Этьен чуть не выстрелил, увидев, как за розовыми губами влажно блеснули зубы – ровные, белые, словно жемчужины.
Он погрузился пальцем в эту сладкую западню, но Розалин не торопилась продолжать.
- Что ждешь? – сказал он, умирая от желания.
Но она смотрела на него, широко распахнутыми глазами. Словно не знала, что он от нее требует. Эта чертовка и в самом деле решила доконать его сегодня ночью!
- Пососи мой палец, - велел он, и она послушно сомкнула губы с таким возбуждающим причмокиванием и пошевелила языком так шелковисто, что Этьен понял, что этого ему мало.
Когда-то он клялся, что никогда больше не поцелует ее в губы – в лживый рот, знавший слишком многих. Но клятвы были забыты, стоило только этим губам приласкать его.
Этьен поцеловал ее грубо, свирепо, и когда она попыталась уклониться, удержал ее за затылок, проникая уже не пальцем, а языком во влажную глубину рта. Даже ее вкус сейчас был иным – свежим, сладким…
Он придавил ее всем телом, потираясь об нее ноющим членом, и это было уже слишком. Сказались и вино, и долгое воздержание, и… дьявольская красота этой женщины, которая становилась с каждым днем все прекраснее.
Разрядка наступила быстро и ошеломительно – Этьен глухо вскрикнул, оторвавшись от губ жены, и упал ничком - тяжело дыша, уткнувшись лицом в шею Розалин, сжимая ее в объятиях. Ее аромат сводил с ума – словно она и в самом деле была цветком, а не женщиной.
Розалин попыталась освободиться, но он ее не пустил. Пусть все – вранье и предательство, но сейчас он был почти счастлив и хотел продлить подольше это ощущение близости и удовлетворения.
Когда дыхание выровнялось, он перекатился на спину, давая свободу жене. Она сразу поднялась с постели и скрылась за ширмой, поставленной у стены – наверное, хотела поскорее переодеться.
Она и в самом деле появилась через пару минут уже в халате, плотно запахивая его на груди. Шпильки вывалились из прически, и Розалин подобрала волосы, перевязав их лентой пониже затылка.
Сил не было совсем, и Этьен только проследил за женой взглядом, когда она подошла к столику, где стоял кувшин с водой, налила немного в таз для умывания и опять скрылась за ширмой.
Раздался тихий плеск воды, а потом жена опять появилась.
- Я буду спать в гостиной, - сказала она так холодно, что одной этой фразой разбила все иллюзии о счастливом умиротворении.
- С чего это? – спросил Этьен. – Спи здесь.
Она промолчала, решительно затянув пояс на халате, и этот жест лживой добродетели разозлил Этьена в десять раз сильнее.
- Ты вроде бы недовольна? – спросил он с издевкой, вытягивая из-под себя покрывало, вытирая пониже живота и бросая покрывало на пол. – Раньше ты делала это охотно. Или все потому, что приходится делать это мне? Будь на моем месте кто-то из твоих любовников, уже скакала бы на нем и повизгивала от удовольствия?
Розалин вздрогнула, будто он ударил ее, и в ее глазах Этьен увидел настоящую ненависть. Он уже и забыл, как это больно – когда она смотрит на него с ненавистью. Сейчас она скажет что-то оскорбительное, обидное, и волшебство рассеется окончательно, потому что перед ним появится настоящая, прежняя Розалин.
- Каковы бы ни были ваши чувства ко мне, - произнесла жена, и голос ее дрожал – но не от страха, а от обиды, Этьен чувствовал, что она и сама дрожит от гнева, как натянутая струна, – пусть даже вы меня ненавидите, так поступать со мной вам никто не позволял!
- Продолжай, - разрешил Этьен, приподнимаясь на локте, чтобы получше видеть замечательную актрису. Оскорбленная добродетель – что-то новенькое из амплуа Розалин де ла Мар. Было бы привычнее, сломай она снова веер о его голову или даже запусти в него кувшином.
