Кэмерон быстро отдергивает руку, и я задаюсь вопросом, не почувствовал ли он того же.
— Какой фильм мы будем смотреть? — спрашивает он, скрещивая руки на своей рельефной груди, которая скрыта под тканью, но ее очертания заметны сквозь черную кофту на молнии.
Я отрываю крышку от мороженого:
— «Эльф», это один из моих любимых фильмов.
— Я больше люблю «Один дома», но поскольку Лекса одержима «Эльфом», мне он тоже нравится, — его губы растягиваются, на лице появляется кривая ухмылка. Он такой чертовски милый, что мне хочется сжать его щеки и провести языком между его губами, чтобы узнать, каков он на вкус. Я решила списать свою повышенную чувствительность к нему на гормоны.
Я нажимаю на кнопку воспроизведения фильма, игнорируя фантазии в своей голове, и копаюсь ложкой в мороженом, когда меня осеняет.
— Почему ты не взял ложку для себя?
Кэмерон бросает на меня косой взгляд.
— Я купил его для тебя, а не для себя.
— Я знаю, но ты можешь съесть немного, — говорю я ему, набирая полный рот. Шоколадно-арахисовый сливочный крем тает на моем языке, и я ненадолго закрываю глаза, наслаждаясь каждым кусочком.
— Не-а, попробую его в другой раз. Я не люблю есть десерты перед ужином, — говорит он, заставляя меня снова открыть глаза, слишком хорошо понимая, как грязно это прозвучало.
В дверь стучат, прежде чем я успеваю что-то прокомментировать или погрузиться в фантазии, представляя, как он съедает меня на десерт.
Я уже хотела убрать грелку и открыть дверь, как вдруг чья-то рука опускается мне на живот, мягко толкая меня назад.
— Не двигайся, — приказывает Кэмерон, его тон требователен и в то же время заботлив.
И я делаю, как он говорит, потому что, по правде говоря, не думаю, что смогу сделать хоть шаг.
Он сползает с дивана и через минуту возвращается, придвигаясь ближе, чем раньше. На этот раз его плечо касается моего, и его близость вполне может сокрушить меня… в хорошем смысле.
Его запах успокаивает, а близость возбуждает и мое сердце, и мой клитор.
Эти чертовы гормоны.
— Я не знал, что тебе нравится, поэтому взял большую пиццу с разными вкусами, разделенную на четвертинки. Одна часть — с сыром, другая — с пепперони и сыром, третья — с овощами, и четвертая — гавайская, если ты любишь ананасы, — говорит он мне, открывая коробку, и до меня доносится райский аромат сыра и теста.
— Я вегетарианка, так что сыр и овощи меня устраивают, — улыбаюсь я, понимая, как предусмотрительно он заказал так много вариантов.
— Черт, прости, Аврора, я не знал. Я могу убрать мя…
— Кэм, прекрати, все в порядке. Я без проблем готовлю мясо для друзей или смотрю, как они его едят. Просто лично мне оно не нравится.
Эти глаза цвета корицы впились в меня, ища любой намек на ложь.
— Ты уверена?
— Да, ешь, что хочешь. И спасибо за все. Я заплачу в следующий раз? — я предлагаю, желая, чтобы эта дружба была честной.
Кэмерон закатывает глаза, и мы оба смеемся. Он никогда не позволит мне заплатить за что-нибудь, так что мне придется быть хитрее. Мы погружаемся в уютное молчание, едим пиццу и наблюдаем за тем, как Бадди пытается наладить отношения с отцом.
Мои веки пытаются не закрыться, и я понимаю, что моя голова медленно опускается вправо, падая на плечо Кэма. От этого прикосновения я просыпаюсь.
— Прости, — бормочу я.
— Подожди секунду, — говорит он мне, ставит коробку с пиццей на приставной столик рядом с собой, а затем встает, чтобы положить мое мороженое в морозилку. Я наблюдаю за ним в замешательстве, пока он не опускается обратно рядом со мной.
— Что ты делаешь? — спрашиваю я, кривя губы.
— Убираюсь, чтобы, если ты заснешь, тебе не о чем было беспокоиться, когда ты проснешься, — признается он, и его плечо снова задевает мое, посылая холодок по моей руке.
Что, черт возьми, со мной происходит? Мое тело еще никогда так не реагировало на мужчину.
— Хорошо, — говорю я, но мой голос обрывается на полуслове, так как все мое тело сводит судорога.
Лицо Кэмерона напрягается.
— Могу я попробовать кое-что, что раньше помогало Лексе? Я видел, как моя мама постоянно ей это делала.
— Я уже на что угодно согласна, — поморщилась я, чувствуя себя слабой и нуждающейся.
— Положи голову мне на колени и ляг на бок. Я потру тебе спину и помассирую кожу головы. Мама говорит, что массаж поясницы помогает от судорог, а массаж головы просто приятный и отвлекает от боли в животе.
Если бы я была в здравом уме, я бы поняла, насколько это плохая идея. Находиться так близко к нему, позволять ему прикасаться ко мне, но сейчас я готова на все, лишь бы облегчить боль.
Я опускаюсь на бок, кладу голову на его ногу и молюсь, чтобы его член был спрятан на другом бедре. Не думаю, что смогу расслабиться, если почувствую его под своей головой.
Большая грубая рука касается моей голой спины. Мое тело реагирует, как всегда, на его прикосновения.
Его пальцы начинают разминать мою поясницу, надавливая на мышцы. Это так приятно, что мне хочется застонать от облегчения, но я останавливаю себя. Как раз в тот момент, когда его рука устраивается поудобнее на моей спине, он подносит свободную руку к моим волосам, сначала слегка проводя ею по прядям, а затем возвращаясь к массажу кожи головы. Этих ощущений достаточно, чтобы я отключилась, погрузившись в состояние полного блаженства.
— Это так приятно, — тихонько стону я, не в силах сдержаться на этот раз.
Дыхание Кэмерона сбивается, а его руки на мгновение замирают, но потом он сглатывает и продолжает.
— Помогает? — спрашивает он, его тон стал ниже, чем раньше.
— Да, помогает, — эй-гребанная-фория. Это лучший способ описать, что я чувствую от его рук. Боль в животе все еще присутствует, но теперь она более тупая, а не пульсирующая или пронзительная, как раньше. Я чувствую себя расслабленной, дыхание замедляется, веки закрываются.
Но прежде чем погрузиться в неизбежный сон, я шепчу:
— Спасибо, что стал лучшим другом для меня, Кэм. Я ценю тебя.
— Ш-ш-ш, — шепчет он. — Отдохни немного.
Не знаю, сколько времени прошло, когда я проснулась от звука голосов двух людей, но когда я поняла, кому они принадлежат, меня осенило, что уже поздно, потому что Жасмин дома.
Я держу глаза закрытыми, не желая, чтобы они знали, что я подслушиваю.
— С ней все в порядке? — спрашивает Жасмин.
— Думаю, ей стало лучше, а потом она заснула, — говорит Кэмерон с надеждой в голосе.
— Спасибо, что позаботился о ней. Она упрямая и просто просидела бы всю ночь в муках, голодая, пока я бы не пришла, — безошибочно говорит ему Жасмин. Именно так я и собиралась поступить, потому что никак не могла подняться с этого дивана.
— Без проблем. Спокойной ночи, Жасмин.
— Кэмерон? — шепчет она, и это заставляет меня занервничать. Что она собирается ему сказать?
— Да?
— Я знаю, что она иногда возводит стены… в некоторых аспектах ее жизни, если ты уловил мою мысль. Но постарайся увидеть ее, по-настоящему увидеть. Просто попробуй, хорошо?
Часть меня хочет вскочить с этого дивана и захлопнуть ей рот, а другая нервно ждет его ответа. Наступает короткая пауза, пока его ровный, глубокий голос не проникает в тишину.
— Я вижу ее.
Затем звук закрывающейся двери заполняет комнату, а мое сердце стучит громче, чем когда-либо.
Глава 14
Кэмерон
Я тру глаза под компьютерными очками, чувствуя, как между бровями зарождается головная боль.
Я сижу в своей комнате за рабочим столом с шести утра, а сейчас уже почти десять. В одиннадцать у меня первое занятие, так что мне действительно нужно идти, несмотря на головную боль.
