— О!
— И даже не будь запрета, я никогда бы такого не допустил. Моя работа исключает что-либо подобное.
Лисса приподняла поля шляпы. Ее прекрасное лицо было таким открытым, таким естественным.
— Ты это говоришь гипотетически? — (Он покачал головой.) — Ты хочешь сказать, что в противном случае мог бы завязать со мной отношения?
— Не просто мог бы, — буркнул он. — А именно так и сделал бы.
Нахмурившись, она повернулась в сторону океану, а Эйдан любовался ее падающими на голые плечи волосами, которые золотились на солнце. Во рту у него пересохло, руки сжались в кулаки. Желание запустить пальцы в эти золотые пряди было почти непреодолимым.
— Почему же в таком случае ты пришел? — спросила она, соскочив на песок.
— Из-за того, как мы расстались. — Он посмотрел на нее, и она встретила его взгляд. — Не могу допустить, чтобы ты думала, будто случившееся между нами — это просто часть моей работы.
— Спасибо, — произнесла она со спокойным достоинством.
И тогда он не выдержал. Шагнув ей навстречу, он сорвал с нее шляпу, обхватил ладонью затылок и поцеловал — страстно и нежно.
— Я занялся с тобой любовью, потому что не мог не заняться. Потому что хотел этого больше всего на свете. Я не жалею об этом и хочу, чтобы ты тоже не жалела.
Ее маленькие руки сомкнулись на его запястьях.
— Я не жалею.
Он прижался лбом к ее лбу и вдохнул присущий только ей мягкий цветочный запах.
— У меня такое чувство, будто я знала тебя долго-долго, — прошептала она. — Словно я прощаюсь со старым, дорогим другом.
— Мне тоже будет не хватать тебя, — ответил он, а затем крепко поцеловал.
Этот поцелуй должен был стать прощальным, поминальным действом, которое навсегда запечатлеется в его памяти. Но ее вкус и запах дурманили и пьянили, словно вино.
— Лисса, — выдохнул он, не в силах скрыть мучительное желание.
Она попыталась обнять его за широкие плечи, но у нее ничего не получилось, и она обняла за спину. А он, упиваясь ее ароматом, языком раздвигал ее полные губы — словно всовывал член в ее влагалище — и поглаживал мозолистыми руками ее нежные бедра.
Эйдан закрыл глаза, вбирая в себя ее стоны. Она не осталась в долгу: ее руки скользнули ему под рубашку, лаская голое тело, бедра призывно поднялись ему навстречу, наглядно демонстрируя ее такое же сильное желание.
Когда их языки сплелись, он отпрянул с проклятием, чувствуя, что каждый его мускул горит от напряжения. Эйдан покусывал ее челюсть, лизал и кусал шею, мял в ладонях полные груди, чувствуя, как набухают они от возрастающего желания. Резким движением он сорвал с нее лифчик и принялся разминать, покручивать и сжимать ее соски.
— Да… — выдохнула она, побуждая его взять все, что он хочет, не в силах смотреть, как изголодался он по ней, изголодался по чувству единения, которое обрел с ней.
Наклонив голову, он взял ее тугой шелковистый сосок в рот и стал жадно, ритмично сосать его, разжигая в ней болезненное, под стать его собственному, вожделение.
Лисса схватила Эйдана за ягодицы и, сжав их, притянула его к себе. Ощутив жар ее тела, он зажмурился и прижался к ней лицом, чтобы навеки запечатлеть в памяти дивный аромат этой женщины. Его захлестнуло волной печали, и он поднял голову. А что было бы, овладей он ею снова? Наверное, еще хуже. Ведь уже и так все другие женщины перестали его возбуждать.
Ее глаза широко распахнулись. С зацелованными губами и набухшими сосками, она представляла собой живое воплощение необузданной страсти. Он мог бы опустить ее на песок и высвободить член. Одно быстрое движение — и ее пляжный костюм будет сорван, а для него откроется доступ в ее влажные глубины. За всю жизнь ему ничего не хотелось так сильно.
— Я боюсь того, что будет, если мы снова займемся любовью, — произнесла она, тяжело дыша. — Я хочу большего, Эйдан.
Крепко обнимая ее, он прижался щекой к ее макушке:
— Мне жаль, что я не могу тебе этого дать.
Он заставил себя опустить ее, оставить ее теплое, волнующее тело. Навсегда.
Она поправила купальный костюм и подняла на него огромные темные глаза.
— Я счастлива, что ты пришел, пусть даже тебе и нельзя остаться.
Он погладил подушечкой большого пальца изгиб ее скулы:
— Прощай, Лисса.
— Прощай.
Эйдан повернулся и покинул ее.
И пока он шел к двери, он чувствовал на себе ее взгляд. Эта закрывшаяся за ним дверь стала между ними непроходимой преградой.
— Ты нарушил один из наших священных законов, капитан Кросс, — прозвучал голос, и море укрытых под серыми капюшонами лиц подтвердило это одновременным кивком. — Мы выбираем задания для Стражей не просто по прихоти, и ты не должен был изменять его по своему усмотрению, сообразуясь с собственными нуждами.
Эйдан стоял неподвижно, сцепив руки за спиной и расставив ноги, словно приготовившись к удару, как оно, в общем-то, и было. Отправляясь к Лиссе, он отдавал себе отчет в том, что рискует, и готов был рискнуть в обмен на несколько проведенных с ней мгновений. Ему и сейчас казалось, что возможность заключить ее в объятия стоит любой цены.
— Ты подал дурной пример другим, — продолжил Старейший. — Любые твои проступки могут повлечь за собой непредсказуемые последствия. В связи с этим следующие две недели ты проведешь у Врат.
Эйдан внутренне содрогнулся. Контраст между его новым назначением и пребыванием в обществе Лиссы был подобен контрасту между адом и раем. Впрочем, не исключено, что для него это обернется к лучшему: уж у Врат ему точно не представится такой роскоши, как возможность думать о ней.
— Приступишь незамедлительно, капитан.
Резко кивнув, он повернулся кругом. Эйдан ожидал, что получит нелегкое задание, и прибыл к Старейшим экипированным для сражения, с мечом, который надежно покоился в ножнах за спиной. Печатая шаг по мраморному полу, он покинул хайдэн и спустился по лестнице во двор. Миновал Стражей, которые изумленно смотрели на него — одни исподтишка, другие не таясь. Он преступил закон, остававшийся нерушимым веками, и каждому хотелось знать, какая кара последует за подобным проступком.
Подпрыгнув, Эйдан быстро проскользнул сквозь туманную зону Сумерек по направлению к красноватому зареву, высвечивавшему вершины отдаленного горного хребта. Многочасовой путь, как всегда, радовал его, так как давал время разложить все по полочкам и отбросить ненужное. Последнее было особенно необходимо, поскольку Стражи Врат должны были думать только о том, чтобы не ослабела рука, держащая оружие, да чтобы не поддаться боли в изнуренных мышцах. Тем больше они оценят возможность отдохнуть и поесть, которая наступит лишь по прошествии двух недель. Все Стражи, желавшие вступить в ряды Избранных Воителей, должны были отдежурить у Врат месяц, и для очень многих эта задача оказывалась непосильной.
