Когда Ригмар отсоединяла электроды, Карлсен пассивно, закрыв глаза лежал на кушетке. Чувствовалось, как она влажной тряпицей промокает ему на животе сперму.
— Ну, теперь понимаешь? — спросила она, глядя на него сверху вниз.
— Похоже, да.
— Что именно?
Карлсен с усилием сосредоточился.
— Сексуальное желание не может существовать без запретности.
— Нет, — она покачала головой. — Ты же помнишь ощущение сексуальной энергии, когда я только еще включила аппарат. Я тогда сказала тебе: вот она, сексуальная энергия в чистом виде, та, что оплодотворяет яйцеклетку. Но стоит этой энергии направиться на объект, как она разбавляется тем, что ты назвал «запретностью». И тогда красная энергия становится черной.
— У нас это еще называется «первородным грехом», — кстати вспомнил Карлсен.
— Да. Я знаю вашу легенду о садах Эдема. Но она не вполне соответствует. По Библии, Адам решает ослушаться Бога и вкусить яблока. На самом же деле это вина Бога. Природа решила сделать секс привлекательным, придав ему дух запретности.
Карлсен, слегка нахмурясь, покачал головой. Он сам над этим многократно размышлял.
— Но ведь это же, безусловно, не относится к более простым формам жизни — животным, птицам?
Ригмар покачала поднятым пальцем.
— Наши ученые всех их опробовали. Это относится к любой форме жизни, размножающейся совокуплением.
— Даже к снаму?
— Секс в общепринятом смысле к снаму не относится. Они ближе к простым биоорганизмам, которые множатся делением.
— Да, но…
Та вдруг остерегающе взметнула руку. На лице — обостренное внимание.
— В чем дело? — спросил Карлсен.
Не успел договорить, как свет в комнате стал тускнеть. Посмотрел через прозрачный пол и стало ясно, почему: вода под ногами заметно потемнела.
— Грубиг, — негромко произнесла Ригмар. — Пытается сбежать. Грубиг! — резко окликнула она, подойдя к экрану связи. Высветилась лишь пустая камера.
— Так и знала, что рискнет именно сегодня, — она натянуто улыбнулась. — Идем.
Следом за ней он вышел в коридор. Дойдя быстрым шагом до пересечения, они вышли навстречу одной из идущих женщин. Карлсен подумал вначале, что Логайя, хотя нет, повыше.
Ригмар преградила ей дорогу.
— Как тебя зовут?
— Живана, — ответила женщина. — Я из социолаборатории…
— Грубиг, бесполезно! — еще ближе подошла к ней Ригмар.
— Ой, извините… — замешкалась чего-то женщина.
Карлсен во все глаза смотрел на Ригмар — особа не из тех, кто может обознаться. При этом он краем глаза уловил мимолетное движение. Секунды не прошло, как женщина, схватив Ригмар, притиснула ее к своей груди. Сделав было шаг, чтобы вмешаться, Карлсен вдруг единым толчком почуял сильную опасность. Чужую хватку Ригмар внешне сносила совершенно пассивно. Послышалось потрескивание, и в воздухе основательно повеяло паленым. Неожиданно женщина ослабила хватку, и отшатнувшись вполоборота, грузно осела на пол. Он посмотрел сверху вниз: Грубиг.
Паленым так и несло. Настолько, что даже подташнивало.
— Что ты с ним сделала?
— Взяла из него энергию, которую он хотел выпить из меня.
Лицо у Грубига как-то разом пожухло и пожелтело, как у тяжелобольного, одна щека искажена, как при параличе.
Выглянув из-за своей двери, к ним подошел Каджек.
— Бедняга, — мягко сказал он. — Я предполагал, что до побега ему еще как минимум неделя.
— А я поняла, что сегодня, — сказала Ригмар. — Он нынче утром похитил у меня немного энергии.
— Почему ты его не остановила?
— Хотела, чтобы гость наглядно представил себе одну из наших насущных проблем.
— Позову сейчас помощников, пускай уберут, — каджек удалился по коридору.
— Идем, — сказала Ригмар. — Надо еще много чего посмотреть.
Вновь выйдя на свежий воздух, он испытал облегчение. Ощущать в помещении такую толщу воды под ногами было настолько непривычно, что нервировало. Под открытым небом игнорировать это было проще: помогало отражение от тротуаров и мостовых.
По-прежнему точила мысль о Грубиге, все никак не шла из памяти искаженная щека. Ригмар, напротив, лучилась мягкой, уверенной жизненностью (сказывалась, видимо, поглощенная энергия).
Становилось ощутимо жарко, хотя прохладный ветерок делал температуру сносной.
— Ты голоден? — спросила Ригмар.
— Нет, спасибо.
— Все никак о Грубиге забыть не можешь?
Карлсен улыбнулся, признавая ее проницательность. Но желание быть откровенным и одновременно тактичным никак не могли ужиться между собой.
— Я постоянно к нему испытываю некоторую симпатию. Видимо, это естественно после того, как побываешь в одной шкуре.
— С эдакой-то зверюгой? — она пожала плечами.
— Так уж необходимо было его убивать?
— С чего ты взял, что он мертв?
— Разве нет? — удивленно посмотрел он.
— Я просто вытянула из него энергию.
— Так он восстановится?
— Физически да. А вот клетки хранения энергетики навсегда теперь с изъяном. Прежним он уже не будет никогда.
Ее откровенность располагала.
— А без изъяна никак нельзя было с ним сладить?
— Никак, — со спокойной твердостью сказала она. — Видишь ли, мне пришлось столкнуться с исходящим от него напором: вытянуть из меня жизненную силу. Причем все это мгновенно, не раздумывая. Хорошо, что я уже ожидала нападения. Если б нет, он бы пересилил.
— Он бы тебя убил?
— Нет. Я уже объясняла: желая этого, он сам бы и погиб. У меня была цель лишь противостоять его намерению.
Через площадь они прошли на окольную улицу. Торговые ряды, изобилующие всевозможной рыбой, съедобными моллюсками и ракообразными, придавали картине сходство с каким-нибудь норвежским портовым городком. Горками навалены были желтые в черную полоску раковины, а из ракообразных выделялся размерами один, напоминающий гигантского омара. Встречались водяные улитки с пятнистыми синими ракушками, лакричного вида черный гриб, и еще какой-то странного вида кочан в сером меху, ровно, как сердце, пульсирующий. Расспрашивать было бессмысленно, иначе пришлось бы теребить вопросами, не умолкая.
Карлсен шел, оглядывая безупречно чистые улицы Хешмара, со вкусом оформленные витрины, нарядные дома под серебристыми крышами. Абсурд все— таки вопиющий: женщинам не иметь возле себя мужчин. Ну что такого? Жили б себе да жили.
— А что, ну неужели никак договориться нельзя с мужчинами?…
— Договоренность у нас есть, — перебила она. — Раз в году в Хешмар из Гавунды прибывают мужчины, давать нам свое семя. Без них род бы вымер.
