— А мама придёт завтра? — спрашивала дочь, прыгая впереди меня по лестнице вверх.
— Мама! — захныкал сын, услышав о матери. — Где мама? Мама...
Тяжело вздохнул. И что им говорить на ночь глядя? Даже Лиска может начать рыдать и устраивать концерты, соскучившись по матери или разволновавшись. Мне нужно как-то убедить их лечь спать.
— Мама очень занята сейчас. Она решит вопросы и придёт.
Препятствовать их общению я не собираюсь, как бы трудно мне ни было. Но не сейчас. Я должен остыть, чтобы иметь возможность не срываться на неё при детях и позволить ей с ними видеться. На территории дома моей мамы они даже могут оставаться ночевать, но только когда меня тут нет. И нечасто. Но жить они будут со мной, это однозначно.
— Какие вопросы? — продолжала выпытывать у меня информацию о матери Алиса.
— Взрослые, зайка, — погладил я её тёмные кудри, которые выросли уже до талии. Маленькая красавица. И опять же напоминает свою мать. Как мне это тяжело... Видеть в них её. Раньше мне это приносило удовольствие. Такой был кайф видеть в детях её отражение, её частицу, знать, что в них течёт её кровь наполовину с моей. Теперь это же осознание несёт в себе огромную боль, жалящую в самое сердце. — Эти дела только для взрослых. Она обязательно придёт, обещаю.
— Ну, может быть, хотя бы можно позвонить ей?
Задумался. Мне будет реально хреново набрать её номер и услышать голос этой предательницы, но ради детей я готов наступить себе на горло. Пусть рвёт меня в куски, мои дети не должны так сильно страдать и плакать. Они привыкнут, что мы не живём все вместе, не сразу, но со временем примут. А пока им очень нужно знать, что мама никуда не делась.
Решил, что звонок можно устроить, но только не сегодня. Сегодня я к этому просто не готов.
— Завтра. Она уже спит.
Уложил сначала Лиску, потому что она ляжет спать гораздо быстрее. Сын же в этот момент продолжал обливаться слезами по матери.
Как же всё это трудно, чёрт возьми! Так и хочется позвонить ей, сказать, чтобы пришла, обняла мелкого и успокоила его. Только она это умеет – так приласкать, что все беды за пределами её нежных рук кажутся ерундой...
Привёл его во вторую детскую, сел на кровать и усадил мальчика к себе на колени.
— Сынок, — негромко говорил я, поглаживая его по спинке. — Я понимаю, что ты грустишь по маме. Я… тоже о ней грущу. Очень. Мне тоже сейчас знаешь как больно?
— Правда? — посмотрел ребёнок на меня. Его удивляет, что такому большому сильному отцу тоже бывает плохо и больно. А вот бывает...
— Разве я когда-то тебя обманывал?
— Нет...
— И сейчас я тоже этого не делаю. Я тоже её… люблю. Сильно. Но мы должны потерпеть и дождаться, когда мама сделает все дела и придёт. Ты понимаешь?
— Да...
— Мы должны быть сильными и терпеливо ждать. Потому что мы мужчины, и мы всё сделаем, как надо. Раз надо ждать — мы будем это делать. Это Алиска может плакать, она девчонка, а мы с тобой плакать не станем. Так ведь?
— Да, пап, — утёр он кулачками слёзы. — Я — мужчина. Я больше не буду плакать.
Будет. Ребёнок же… И завтра истерика будет круче. Но на сегодня я смог его уговорить не так сильно переживать. Завтра придётся организовать звонок ей, иначе дети сойдут с ума от переживаний. Сам не смогу, нужно подключать кого-то третьего.
— Ложись спать, сын, — снял я его с колен и расстелил его постель. — Утро вечера мудренее.
Я сводил его в уборную, умыл перед сном и помог улечься в кровать. Укрыл и заботливо подоткнул одеяло.
— Тебе удобно?
— Да, пап.
— Хорошо. Тогда спокойной ночи.
— А ты завтра тоже уйдёшь?
— Да, мне нужно на работу.
— Тебе всегда нужно на работу...
— Да, милый. Но такова жизнь. У меня сложная работа, которая требует много времени, но зато у нас всё есть, что нужно для хорошей жизни.
Он вяло улыбнулся. Понимаю, что ему не хватает общения со мной, но я никак не могу начать уделять меньше времени бизнесу. Только не сейчас, когда он на грани развала. Но я постараюсь. Ради них. Нужно будет компенсировать внимание матери, которого теперь станет намного меньше.
Сделал тусклый свет в ночнике у кровати сына и тихо ушёл, прикрыв за собой дверь. Спустился вниз и наткнулся на суровый взгляд бабули, сидящей у телевизора.
— Ну-ка иди сюда, Марат, — позвала она.
— Бабуль, ты чего не спишь так поздно? — спросил я её, сев в кресло напротив неё.
— Да какое, к чёртовой бабушке, спать! — возмутилась она. — Немедленно рассказывай, что у вас произошло. Лина никогда бы не бросила вас на весь вечер. Она приехала бы сюда даже после очень важных дел. Где она?
***
Сжал плотно губы. Как бы ни готовился, всё равно разговор застал врасплох. Не знаю я, что говорить. Мне пока ни с кем не хочется это обсуждать, но не могу же я игнорировать свою семью?— Лина не приехала, потому что я ей запретил это делать.
— Что? — нахмурилась бабуля.
— Запретил?
— Да.
— А ты кто у нас, Марат? Царь Иоанн? Нет? Глаза бабушки сверкали праведным огнём. Она права, кончено, но это всё же моя семья и моя жена. Бывшая жена. С завтрашнего дня официально, а по факту уже сегодня. Она перестала быть моей женой, когда позволила ЕМУ залезть в её трусы.
— Нет, но я не желаю её видеть на одной со мной территории.Бабушка явно разволновалась и нервно сложила руки вместе, а потом приложила сухие ладони к щекам. Твою мать, так и знал, что она начнёт переживать! Ну а как иначе? Не могу же я ей врать неделями, лишь бы ей плохо не стало? Я присел рядом с ней у дивана. Взял её тоненькую руку в свои.
— Тебе плохо, бабуль? Где твои лекарства?
— Плохо, Марат. Очень плохо.
— Какие принести, скажи?Я уже собирался было подняться на ноги, чтобы принести необходимые ей капли или таблетки, но она твёрдой рукой удержала меня на месте.
— Не нужны мне таблетки, — негромко сказала она. — Мне внутри плохо. Душе моей плохо. Потому что плохо тебе, а значит, и ей. Чую я беду большую, вчера как предчувствовала, всю ночь не спала. Расскажи мне, Марат. Не обманывай. Мне так легче будет, если я буду знать правду. Говори. Что ты натворил?
— Не я, — буркнул я.А самому хоть садись на ковёр и рыдай. Бабушка как всегда тонко меня ощущает. Даже мама решила все разговоры отложить на завтра, не стала ждать меня, пока я нарочно долго укладывал детей. А бабуля ждала.
— А кто?
— Она.
— И что она сделала?
— Изменила, ба, — опустил я голову. Не хочу, чтобы она видела, какой в тот момент плясал сатана в моих глазах. Ярость. Злость. И огромная, безбрежная река боли.
— Ах! — тут же воскликнула она и дёрнулась так, словно её только что больно ударили.Глаза округлились, взгляд застыл в одной точке. Ей чертовски больно. Так больно, что трудно вдохнуть. Прекрасно понимаю её состояние. Я сам только что это прошёл. Я не сразу кинулся на Марка, сначала я просто смотрел и не мог справиться с лавиной беспощадной боли, обрушившейся на меня её стонами. Лишь за то, что сейчас творится с бабулей, я прямо сейчас готов сам казнить, растерзать как зверь ту, которую мы оба так любили.
— Как же так, Марат? — спросила она побелевшими вдруг губами.
— Не знаю как, — пожал я плечами. В носу вдруг защипало. Это так важно, когда кто-то готов взять часть твоего горя на себя и разделить его с тобой. Мне жаль, что бабушке приходится ощущать ЭТО, но один бы я просто поехал крышей...
— Приехал днём за забытой папкой, она там трахается с Марком... Прости за грубые слова, не могу спокойно об этой дряни говорить!Вскочил на ноги и заходил по гостиной, пытаясь успокоиться. Новые вдохи и выдохи, новые шаги по ковру, но мне не легче. Я готов всё здесь рвать и швырять, орать во всю глотку и кататься по полу, настолько мне дерьмово!Сука эта ваша любовь... Никогда больше на неё не поведусь. Я не впущу никого больше в свою жизнь. Ни за что на свете. Особенно – её.
— С Марком? — спросила бабушка и промокнула уголки глаз от слёз. — Но как же так? Она ведь тебя любила и выбрала тебя. Ушла от Марка к тебе, вышла замуж за тебя, родила твоих детей... Я не понимаю, неужели всё это было зря? Она могла быть с Марком ещё тогда. Так почему же она сделала это именно сейчас? Марат?Она так спрашивала меня, словно я знаю ответы на эти вопросы. Не знаю, чёрт побери! К сожалению...
