И если говорить о смирении, то стоило мне остаться с собой наедине, как мой мозг усиленно начинал работать, обдумывая пути к свободе – к полной свободе. Я не намерена ждать год или два, чтобы развестись с корейцем. Проблему нужно было решать сейчас. Одна из самых лучших мыслей была превратить наш брак для корейца в кошмар. Но мой покладистый характер мешал сделать хотя бы шаг. Стоило Читтапону поцеловать меня или приласкать, как я тут же таяла, откладывая худшие для него дни на потом.
Я выполняла любой его каприз. Он нанял преподавателя по корейскому, и я даже в этом случае подчинилась, хотя с меня ещё тот ученик. Я не смогла выучить ноты в детстве, а тут целый язык, состоящий из странных букв. Вот если бы у меня здесь была машина и гараж, как дома в Орландо, тогда я бы не скучала. Но Читтапон пока боялся выпускать меня одну в город. «Другая страна, другие правила», – этим всё и объяснялось.
В один из таких скучных дней, когда Читтапон был загружен работой, я решилась на безумный поступок. Похожая мысль давно плавала в моём сознании, но страх не давал мне шанса воплотить задуманное. Сегодня, после ухода преподавателя по корейскому, я сказала себе: «Хватит бояться, Элора. Он украл у тебя жизнь, но ты не рабыня».
Я не рабыня и не пленница. У меня есть свои интересы, есть друзья. В конце концов, если я позвоню Забдиелю, мир не распадётся на части.
И я позвонила.
– Элора! Как я рад тебя видеть! – воскликнул Забдиель. На экране я увидела заспанного парня, моргающего и зевающего.
На моём лице непроизвольно рот расплылся в улыбке.
– Прости, я давно должна была это сделать.
– Это твой новый номер?
– Э… временный. Расскажи, как ты поживаешь. Как у Эрика дела? Я вас мало знаю, но уже безумно соскучилась!
– Эрик уехал домой. Я гулял три дня.
– Ну не надо так! – засмеялась я. – Он милый.
– Он милый, если не твой брат. К тому же, он вернётся, потому что вопрос с наследством ещё не решён. Я обещал заняться этим делом, так что заработал себе очередную головную боль. – Он улёгся на подушку, его карие глаза внимательно изучали моё лицо на экране. – В общем, у меня ничего интересного. Как ты там? Уехала и пропала. В Орландо не собираешься?
– Как будет возможность, сразу приеду. Обещаю, что о тебе не забуду.
– А для чего ты уехала? – полюбопытствовал Забдиель, отчего моя улыбка сползла с лица. Вот он и начал подбираться к правде. – А, подожди-подожди, не говори. Ты уехала на учёбу, так?
«На учёбу брачной жизни. Почти верно», – подумала я.
– Ну, в каком-то смысле, да, – вслух ответила я и снова улыбнулась.
Забдиель разглядывал меня столь откровенно, что у меня не возникло сомнений в том, какие желания его одолевали. Засмущавшись, я резко отвернулись.
– Ты очень красивая, когда краснеешь, – услышала я и ещё больше смутилась.
Мы могли бы с ним дружить, могли бы начать отношения. Я не была бы против, ведь Забдиель симпатичный парень. Не вижу никаких причин отказывать ему во внимании. Даже сейчас, когда я замужем. Любви к Читтапону всё равно нет. А слова Забдиеля наполняли меня благоговением.
Мне вдруг захотелось рассказать ему о своих мыслях, но сначала спросить, что он думает о нас.
– Скажи, а ты бы хотел…
В этот момент в холле хлопнула дверь. Я быстро отключила звонок, а следом и телефон – на случай, если Забдиель надумает перезвонить. Голос Читтапона звучал далеко, он спрашивал о чём-то служанку на корейском языке. Мне не стоило труда догадаться, что речь идёт обо мне. И вот, его шаги раздались за дверью. Когда он вошёл в комнату, я уставилась в книгу, хотя щёки мои до сих пор пылали.
– Чем занимаешься? – спросил он, быстро чмокнув меня в щёку. Затем он прошёлся к окну, чтобы открыть форточку и впустить в комнату свежий воздух. – Читаешь?
– Угу. Пытаюсь диалоги на корейском прочитать. – Я тщательно прятала от него взгляд. Потом с наигранной досадой стукнула по странице. – Ума не приложу, как можно выучить всё это! Набор палок и чёрточек. Как это можно назвать буквами?
– Скажи «спасибо», что я не попросил тебя тайский выучить, – весело усмехнулся мой муж.
Вспомнив длиннющие слова с завитушками и кружочками на вывесках в Тайланде, я прочистила горло, закрыла книгу по корейскому языку и снова откинулась назад в кресле.
– У тебя, должно быть, мозг особого строения, раз ты смог выучить без проблем такие разные по структуре языки. Тайский – твой родной. Ещё ты знаешь в совершенстве английский и корейский.
– Добавь в этот список китайский. Я долгое время работал в Китае и записал альбом с песнями на китайском языке.
– Рядом с тобой я начинаю чувствовать себя неполноценной, – невесело сострила я и тут же поймала нежный взгляд его глаз.
Он подошёл к креслу, где я практически развалилась, вытянув ноги. Я немедленно подобрала их и села прямо, когда он опустился передо мной на корточки и взял мои руки в свои.
– У тебя много достоинств, Элора.
– Назови хотя бы одно.
Но он уклонился от прямого ответа. И вообще решил сменить тему, что ещё раз доказывало отсутствие у меня всяких достоинств. Мне хотелось крикнуть, что единственный мой талант – вляпываться в неприятности. Хотя и он, вполне возможно, имел в виду то же самое.
– Мои друзья хотят познакомиться с тобой, – мягко произнёс он.
– Неожиданно.
– Я не могу вечно скрывать тебя, джагия* (корейский: Jagiya – дорогая), – вкрадчиво сказал Чит. – Мои друзья имеют право познакомиться с тобой.
– Раз для тебя это важно… И сколько же их у тебя? – спросила я, представляя толпу незнакомых мужчин и женщин азиатской внешности, передвигающихся по дому, или саду… или где он там собирается их всех собрать. – Двадцать? Тридцать?
– Холодно, – сказал он спокойным ровным тоном, не сводя с меня пристального взгляда.
– Пятьдесят? – усмехнулась я.
– Очень холодно.
– Значит, меньше?
– Трое.
Я замерла, не в силах дышать. Трое?! Он шутит, наверно! У звезды мирового масштаба не может быть только три друга. Если вспомнить Зака, к примеру, который не особо был прославлен в США, то друзей у него на пол Орландо. А тут… трое.
– Вон и Тхэ Мин – мои лучшие друзья, – пояснил он. – Мы почти братья. А Ким – девушка Тхэ Мина. С тех пор, как они встречаются, мы близко дружим.
– Не хочешь ли ты сказать, что у меня появится здесь подруга? – заулыбалась я.
– Всё будет зависеть от того, насколько тепло и дружелюбно ты их встретишь.
– Можешь во мне не сомневаться.
Я почти машинально положила руки на его шею, а Чит, воспользовавшись моментом, подтянул меня к себе. Наши лица оказались так близко, что я ощутила на коже его дыхание. Тишина в комнате стала оглушающей, я забыла, что ещё хотела сказать. На короткий миг моё сердце колыхнулось, глубоко внутри шевельнулся вялый протест, но внезапно Читтапон прижал меня к груди и поцеловал в макушку. Я снова задала себе вопрос: как ему удаётся вызвать трепет в моей душе? Твержу, что ничего к нему не чувствую, а сама тянусь к нему как железка к магниту.
Я начинаю привязываться к этому человеку. Но это мне не нужно.
~~~
Мама любит красивые дома. Она любит приглушённые, неяркие цвета, натуральные материалы и предметы обихода, имеющие историю. Наш особняк в Орландо делали под её чутким руководством. Она сменила не одного дизайнера, прежде чем пришла к определенному решению. Для Нолы было важно, чтобы не нарушалась взаимосвязь дизайна и функции. «Атмосфера дома всегда передаёт характер, увлечения и предпочтения хозяина, – говорила мама. – Их нужно правильно выразить. Чтобы человек, войдя в дом, сразу мог определить, что пришёл в гости к продюсеру или певице».
В доме Читтапона было много вещей, которые выдавали его деятельность. Огромная зеркальная комната для танцев – не единственная подсказка, что в доме живёт артист. В гостиной первым делом в глаза бросался мозаичный узор, охвативший всю стену. Не нужно было напрягать зрение и думать, что там изображено. Всё было предельно ясно. Узор демонстрировал пальцы музыканта, искусно перебиравшие струны гитары. Увидев мозаику впервые, я не могла отвести взгляда. Настоящее произведение искусства! Я уж умолчу о музыкальных инструментах в доме – рояль в отдельном зале, гитары, синтезатор.
