Они встают как-то даже синхронно и выжидающе смотрят на меня. Я пью больше воды и на подкашивающихся от волнения ногах, встаю.
Ну идем через зал в библиотеку, и Виктор просто отодвигает один из книжных стеллажей, который двигается слишком легко. За ним оказывается дверь, он открывает ее. И мы идем по лестнице вниз.
Спускаемся на несколько пролетов. Еще одна дверь. Виктор открывает её.
Они пропускают меня вперед, чтобы я могла осмотреться в новом для себя помещении. Да это то самое что я видела на камере. Часы, та палка с наручниками, большое кожаное кресло. Но есть и то, чего я не видела — стол с несколькими статуэтками с Хатхор, её огромный портрет и снова вино.
Становится очень жарко. Не понимаю, это из-за того, что я в сыром подвале или из-за того, что я вижу то место, которое было на видео. От смущения убираю волосы за ухо. Виктор замечает это и улыбается мне. Становится еще более неловко.
— Вы хотите сказать, что комната не просматривается полностью камерой и здесь кто-то был?
— Нет, ты видела всё и понимаешь это. Для твоего же разума нужно, чтобы ты сама поняла и приняла это. Просто соотнеси все, что ты видела за последние несколько недель и ответь сама на простой и самый важный вопрос — с кем именно, договор у нашей семьи?
Я вздыхаю. Вот уж точно, на что не рассчитывала, так это на экзамен на логику и на память. Ну на самом деле ответ, пусть и безумный, но всё же крутится у меня на языке.
— Вы заключили договор с Хатхор, — выпаливаю я на одном дыханье.
— Какая же ты умная девочка, — расплывается в улыбке Виктор. — А прикидывалась дурочкой.
— Молодец, — кивает Макс. — Теперь тебе легче понять какие вопросы задавать.
— О чем договор? — голова снова начинает кружится, будто мой мозг спорит с моими же словами.
— Наша семья из поколения в поколение доставляет Хатхор новых жриц, — тихо произносит Виктор. — Также дает ей энергию своих домов, превращая их, по сути, в её храмы. Мы посвящаем ей жизнь, исполняем её приказы. Она в ответ одаривает нас… жизнью.
— Жизнью?
— К ней обратилась одна из наших далеких предков, договор построен на том, что Хатхор дала ей родить дитя. В дальнейшем, вся жизнь всех поколений уже держится на этом старом договоре. Если он будет нарушен, и мы не продолжим дело отца, мы просто умрем. В тот же миг, как разорвется с ней связь. Все очень просто.
— Но как это возможно? Она же египетский бог!
— Все эти древние боги… — протягивает Макс. — Можешь называть их сильными демонами или еще кем-то, в общем, они имеют неплохую власть в своих низших мирах. Но самая ценная валюта для них — человеческая энергия. В любом мифе демон готов отдать что угодно за человеческую душу, да? Но душа — это маленький генератор психической энергий. И легче её не воровать сразу, а просто подкачиваться все время. Ты ничего не теряешь, сохраняешь свободу воли и немного даешь питаться богине. А она дает в ответ очень многое. Богатство нашей семьи, к примеру, это тоже одна из её наград нам как её верным слугам. Ну, точнее, нашим предкам, мы пока ещё не заступили на должность без тебя.
— Каждое поколение договаривается с ней за уже следующее поколение семьи, — продолжает Виктор. — То есть, отец договаривается с ней отдавая своих детей и делает это обычно, перед своей смертью, Хатхор является сама за луну, то есть, за месяц до смерти и сообщает о ней, даёт время решить все земные дела. А наш отец внес в договор тебя как нашу сестру. И поэтому или мы втроем или никого. И мы, как представители рода, погибаем если договор нарушить.
— Зачем он это сделал? — не понимаю я.
— Не знаю. Знаю, что, когда мы вступим в права наследства, мы должны будем получить от него, некое отеческое наставление в записке. По крайней мере, дед и прадед так делали оставляли письмо, которое передавалось при вступлении в права. Может тогда он объяснит всю свою придурь. При жизни не объяснил и потому договор не показывал. Ты не представляешь, как шокировал нас этот сюрпризец когда мы нашли договор после его смерти. Хорошо, что отец еще при жизни подключил своих юристов и они стали тебя искать.
— И почему вы так долго скрывали это от меня? Что имели в виду, когда говорили про жён вашего отца? — я уже забываю, сколько у меня осталось вопросов и мне все равно.
— Жены нашего отца, все, кроме твоей матери — сошли с ума.
— Что?
— Хатхор является члену семьи всегда, она оберегает всю семью и имеет право общаться. Это нормально. Но она как существо, которое очень сложно… осознать, принять, и потому очень плохо действует на тех, кто не готов, — говорит Виктор и опирается на стену.
— Лицезреть бога, даже такого уровня это то, что не каждая психика выдержит. Это рушит все понимание мира. Наши предки давно поняли, что чтобы наши жены приняли Хатхор, нужно погружать их очень постепенно. Давать им принять и осознать магию, её существование и прочее. И даже при этом, не все выдерживают. Детей вообще приучают с самых малых лет, а с женами, с женщинами, у которых уже устоялось своё видение мира все иначе, — Макс садится в то самое кресло и смотрит на меня снизу вверх.
— Необходимо заставить незнакомого с детства с магией человека поверить в это всё постепенно. Он должен привыкнуть и быть максимально осознанным перед первым её появлением. Принимать её явление также как явление солнца, луны, как дождь или снег — как что-то привычное, естественное. Наши жены, матери они очень редко остаются в своем уме. Здесь нет какой-то системы, просто кто-то может выдержать, а кто-то нет.
— И я готова к ее появлению?
— Этого никто не знает, — пожимает плечами Макс. — Но процент тех, кто не выдержал велик. Поэтому, нам страшно, Кристина. Мы с братом действительно боимся. Но здорово, что ты сама осознала происходящее здесь, это хороший знак. Возможно, поэтому отец тебя выбрал, может он понимал, что ты выдержишь её.
— Ты уже выдержала многое. Так что, я надеюсь, что все будет хорошо, — кивает Виктор.
— И когда это нужно будет проверять?
— У нас ещё есть месяца четыре. За это время, когда-нибудь и проверим.
— И что теперь? Игра с вопросами продолжится?
— Да, постепенно будем рассказывать себе теорию магии, с которой мы работаем, но это позже, — протягивает Виктор. — Пока тебе нужно будет немного переждать пока в голове все устаканится. А еще, тебя надо наказать.
— Блин, ты серьезно? — я всплескиваю руками и злобно зыркаю на Виктора.
— Абсолютно серьезно. Ты даже не представляешь, насколько. Подойди сюда.
Ага. Он зовет меня ровно к тому месту, где висит эта палка с наручниками или как её назвать. Я туда не хочу.
— Я не хочу туда идти, — заявляю я.
— Тебя никто не спрашивает. Это наказание, а не просьба.
— И что будет, если я не послушаюсь?
— Твоя вина усилится и наказание станет хуже. Не порть свою ситуацию.
— Детский сад какой-то, — качаю я головой. — Да за что меня наказывать?!
— На самом деле претензий, у меня к тебе полно. Твоя Маша, которую ты не выгнала и чуть не погибла из-за неё. Кстати, два раза. Твоя попытка сбежать. Твои даже мысли об этом. Ну на самом деле все эти твои погрешности — это все один грех. Какой? Ты узнаешь, когда подойдешь сюда.
Оглядываюсь на Макса, будто надеюсь увидеть в нем помощь.
— Я тебе тут не поддержка, иди туда, — кивает он мне.
Предатель. Вздыхаю. Нехотя подхожу к Виктору.
— И что? — я стараюсь казаться спокойной, но он одним движением берет мои кисти рук, поднимает и быстро цепляет за эти наручники. От моего спокойствия не остается и следа.
— Боже мой! — выдыхаю я в страхе.
— Итак, наказание будет менее суровым, если ты сама поймёшь свою вину. Итак, в чем же ты виновата в первую очередь? Напоминаю: твоя попытка сбежать, твоя попытка общаться с прежней жизнью. Все это одна оплошность, одна вина. Скажи какая?
— Мне страшно, — то и могу сказать я.
— И это тоже. Что это? Почему тебе сейчас страшно, Кристина?
