Кристины и Эдуарда здесь нет. Зато есть Слава. Есть Салманов. Есть Власов.
И все они считают меня дурой. Полезной пустышкой.
Вздрагиваю, почувствовав, как по позвоночнику вниз проезжаются пальцы. Оглядываюсь и встречаюсь взглядом с незнакомым мужчиной.
Он смотрит мне в лицо и улыбается. Задерживает указательный палец на копчике. Приподнимает бровь.
– Привет. Злата, да?
Меня снова обливает ледниковой водой. По подолу продолжает стекать прошлая лужа, а сверху льет новую порцию дерьмища.
Злата, блять.
Нет. Я не Злата.
Щеки загораются.
– Простите, вы ошиблись.
Увожу взгляд и возвращаюсь к безразличным ко мне людям. Или они не безразличны? Или количество обмывших мне косточки значительно больше, чем я могу предположить?
И для этого не пришлось делать ровным счетом ничего. Я просто пришла.
От мысли, сколько разных сплетен обо мне могло здесь пройти, мурашки бегут по коже.
Уверена, эскортница Злата звучало куда чаще, чем "моя помощница и спутница, Юлия".
Вместо того, чтобы уйти, мужчина делает шаг ближе. Я чувствую плечом прикосновение ткани его пиджака.
Он склоняется к моему уху. Почти трогает губами мочку.
– С характером. Классная. Я тебя искал, Злат. Запомнилась. Как с тобой связаться? Агенство свое скажи. Я найду. Ты же не только Тарнавского обслуживаешь, правда, заяц? Я щедрый...
К горлу подкатывает.
Я отталкиваюсь от стены и ухожу прочь. Еле сдерживаюсь, чтобы не взметнуть в воздух средний палец.
Помимо воли уносит в совсем недалекое, как оказалось сегодня, прошлое. Полное жестокости и безжалостности господина Тарнавского.
Я простила его за то, во что меня окунул. Я думала, мы вдвоем друг в друге запутались, поэтому наворотили кучу ужасного. Я называла всю ту дичь глупостями и ошибками. Я прощала ошибки.
Но сейчас это все снова поднимается мутной водой. Снова ранит. Снова мучает.
Вернувшись за наш столик, я не благодарю Айлин за то, что помогла уговорить Славу уехать пораньше. Мы прощаемся как-то скомкано. Я теряю способность смотреть людям в глаза. Всем.
Мне даже обидно не становится в момент, когда на предложение Салмановой «Слав, приезжайте с Юлей к нам» судья отвечает не однозначным обещанием.
Похуй.
Мне хочется только оказаться подальше от этого места.
Всю дорогу до квартиры Тарнавского я сижу близко к своей двери, сжимаю ручку и неотрывно смотрю в окно. Внутри – странный паралич. Скорее всего, спасительный. Я ничего не чувствую и ни о чем не думаю.
Он меня, слава богу, не трогает.
Я уверена в том, что откат наступит, но держусь за обманчивое равнодушие, как за личный спасательный круг.
Ты узнала что-то совершенно непредсказуемое, Юль? Да нет же. Только то, что сама предполагала и чего боялась. Отрицала, пока реальность не вмазала по лицу пощечиной.
Тогда мне очень хотелось поверить в его «влюбился». Я позволила себе. И может даже хорошо, что протрезвею сейчас, а не когда он проникнет в каждую клетку.
Пока что мне кажется, еще есть, что в себе спасать.
Я не жду, когда Слава обойдет автомобиль и подаст руку. Не нужно. Нет смысла. Делаю все сама. Быстрым шагом направляюсь к высокой стеклянной двери. Консьерж видит нас издалека – открывает ее с пульта. Я благодарна ему невероятно. Ждать Славу у двери кажется унизительным.
Он догоняет меня уже у лифтов.
Я успеваю нажать кнопку его этажа. Стою близко к створкам, смотря себе под ноги. Вишневый шелк гадко струится по ногам. Изящные ремешки босоножек кажутся противными змеями. Почва под ногами – как будто бугрится. Нужно стоять, Юль. Нужно.
«Детей уже намечтала… Невестой себя представила…»
«Не только Тарнавского обслуживаешь?»
Смаргиваю. Прячу дрожь. Чувствуя приближение Славы спиной.
Он двигается неспешно и уверено.
Я больше ни капельки не сомневаюсь: все под его контролем. Я под его контролем.
Чувствую жар протянутых к моей пояснице пальцев, когда с выдохом могу ступить внутрь пискнувшей и открывшейся кабины.
В зеркале вижу, как рука Славы скатывается вниз по воздуху. Я дохожу до самого зеркала на задней стенке. Торможу у него. В лицо его отражению не смотрю. Контролирую, сверля плечо.
– Устала?
– Очень.
– Извини.
– Ничего.
Молчим.
Снова писк и мое порывистое движение – мимо Славы прочь из замкнутого пространства с ним. Это глупо, потому что я сбегаю от него в его же квартиру, но мне просто нужно от него куда-то сбегать.
Анестезия отходит. Я начинаю чувствовать.
Цежу сквозь зубы: «спасибо» и беру из пальцев Славы ключ.
Отмыкаю быстро и без проблем. Я помню, в какой последовательности и как правильно. Свою квартиру он мне доверяет. Сердце – нет.
Рывком тяну дверь и ступаю внутрь. Хочу щелкнуть светом, но он перехватывает мою руку.
Сжимаю пальцы в кулак.
За спиной хлопает дверь, он обвивает поперек талии и давит назад в себя. Меня парализует из-за того, какой силы внутреннюю бурю происходящее провоцирует. Воздух со свистом выходит из легких, я давлю на руку и глухо прошу:
– Пусти.
Он не слушается. Отравленные ложью губы впечатываются в мою шею. Едут выше. Я давлю настойчивей. Чувствую поясницей твердый пах. Меня саму начинает подташнивать от мысли, что происходящее – игра, в которую я долго-долго-долго верила.
– Пусти. Пожалуйста.
Прошу, впиваясь ногтями в увитые венами кисти. Царапаю. Давлю на запястье.
– Ты обиделась? Скажи, на что?
Застываю и смотрю перед собой. Чувствую сквозь темноту полупривыкший к ней взгляд. Он скользит по моему профилю. А я даже не знаю: он серьезно или шутит?
А, вспомнила. Играет. Переступает через себя и взаимодействует с людьми, не вызывающими нежных чувств.
Снимаю с себя руку. Шагаю вперед, разворачиваюсь.
Ну что ж… Взаимодействуй.
– В следующий раз, поручая своим сестрам одеть меня, – с нажимом веду по собственным бокам, – делай, пожалуйста, оговорку, что я не должна напоминать простоватую копию твоей бывшей подружки.
Во мне столько злобы, что я даже самую глупую претензию «разукрашиваю» едкими уточнениями.
Вздергиваю нос и вижу, что Тарнавский удивлен. Хмурится.
Сама знаю, что ужасно звучу. Заталкиваю рассудок и жалость глубоко-глубоко.
– Можно уточнить суть претензии? – Голос судьи звучит спокойно.
А я в ответ фыркаю так же, как «Крис» фыркала на балконе. Становлюсь еще сильнее на нее похожей.
Можно, конечно. Всё можно, ваша честь.
– Благодаря усилиям твоей родни я оказалась почти в таком же платье, в каком была Кристина. Может ты не обратил внимания, но твою бывшую аж скривило. Мне тоже было неприятно. Впредь, пожалуйста…
Я раньше никогда себе подобного не позволяла. Слава не знает, что такое мои претензии. Их раньше и не было. А теперь… Вдвоем "наслаждаемся".
Я замолкаю, Слава не бросается кусать в ответ. Оправдываться тоже.
По истечению десятка сердечных ударов я слышу глуховатое:
– Я учту. Что-то еще?
Его терпеливое «смирение» срабатывают явно не так, как планировалось.
В висках пульсом бьет отчанное: ты. Меня. Используешь! Ты не человека во мне видишь. Инструмент.
– Еще ты мог бы не так явно изображать равнодушие. И более четко определить мой статус. Никогда не хотела собирать слушки про успешную карьеру в эскорте.
Сквозь темноту впитываю кожей хмурый взгляд. Его "спокойствие" точно так же пошатывается. Возможно, приходится то и дело напоминать себе, что терпит меня для дела.
А мне хочется мстить. Усложнять задачу.
Ну или плакать.
– Кто тебе сказал про эскорт?
Улыбаюсь.
– Какой-то мужик, который запомнил меня еще когда ты приказал приехать в мужской клуб. Помнишь, ты надо мной тогда издевался?
Слава выдыхает и делает шаг на меня. Протягивает руку. Я своей дергаю назад. Прячу обе за спину и отступаю.
