«С ума сойти, я же сейчас кончу», – неожиданно поняла она. Вадим коснулся кончиками пальцев ее бедра. – «Надо было прожить почти тридцать лет, чтобы узнать, где же все-таки находится самый чувствительный участок моего тела».
– Лана, Лана, какая же ты красивая, – в голосе Вадима было столько нежности, что девушка вздрогнула от сладкого предчувствия приближающегося экстаза.
«Совсем как девчонка». – Это была последняя трезвая мысль, после которой ее накрыло волной оргазма.
Сильвер терпеливо ждал водя рукой по ее ладони.
– Вадик, я… Я кончила, – тихим шепотом произнесла она.
– Я знаю. – У него был на удивление серьезный взгляд. – Закрой глаза. Расслабься. Ты напряжена. Доверься мне.
Лана откинулась на подушки, завела руки за голову и прикрыла глаза. Вадим склонился над ее губами.
– И не сопротивляйся, – тихо сказал он.
– И не подумаю, – улыбнулась она, чувствуя, как его руки стягивают с нее трусики. Вадим поцеловал ее живот, потом начал спускаться губами все ниже и ниже.
– Вадик, а как же твой клиент? – Пробормотала она.
– У меня уважительная причина, – усмехнулся он, проведя пальцами по внутренней стороне ее бедер. – Крайне уважительная, – язык Сильвера на мгновение задержался рядом с холмиком в низу ее живота и начал опускаться ниже.
Еще никогда в своей жизни Лана не испытывала такого безумного ощущения наслаждения. Ей казалось, что качается не только комната – стены, пол, потолок – но и весь мир. Испытывая оргазм за оргазмом, она не отдавала себе отчет, что уже не стонет, а громко орет.
– Вадик, милый, еще, еще, пожалуйста, родной мой, о-о-о… Да возьми же ты меня!
– Подожди, – он потянулся рукой к карману рубашки.
– Не надо, – перехватила она его мысль. – Не хочу я предохраняться. Мне надо почувствовать тебя всего, полностью…
Вадим вошел в нее сильно и нежно. Ритмичные движения его тела снова заставили Лану извиваться в сладких судорогах.
– Милый, я хочу чтобы у нас это было одновременно. Хорошо?
– Как скажешь, – Сильвер двигался все сильнее и сильнее, наращивая темп.
– В меня, пожалуйста, в меня, слышишь? – Сама не зная почему, она желала, чтобы его семя сейчас оказалось в ней.
– Да, любимая, да… – Его мускулы напряглись в ожидании оргазма. – Лана… Ну же…
Перед ее глазами все поплыло. Короткое мгновение растянулось в вечность. Ей показалось, что его глаза из серых становятся синими-синими и бездонными, как море. И в этих глазах она растворяется без остатка.
В наступившей тишине часы стучали так громко, как будто вместо батареек в них вставили роту солдат в тяжеленных сапогах.
– Только не уходи сейчас никуда, хорошо? – Она просила его остаться так, как ребенок просит сладкого. Внезапно ей стало ясно, что он превратил ее в покорную и безмятежную женщину, которой надоело быть сильной и хочется отдохнуть от всей суеты на мужском плече. – Можно, я у тебя на груди подремлю? – Сонно пробормотала Лана, проваливаясь в сон.
– Спи, родная, – откликнулся он.
Она проснулась от шума за окном. В соседний магазин приехала машина с товаром.
"Который час?" – сонно подумала она, хлопая рукой по тумбочке, где обычно лежали часы с подсветкой.
– Ой! – Ее пальцы коснулись чего-то острого. – В мгновение проснувшись, она резко открыла глаза. Рядом с ней в постели никого не было. А на тумбочке лежала ярко-алая роза, к которой Вадим приколол записку.
"Доброе утро. Будить не хотел: ты спала слишком сладко, и даже не пошевелилась, когда я вернулся с цветами и начал тебя целовать. Поскольку не люблю поцелуи безответные, рассчитываю вернуть их сегодня вечером".
Лана рассмеялась, бодро вскочила с кровати и ринулась в душ. Упругие струи воды заструились по ее телу.
"Ну, держись, сегодня я тебя измотаю", – задорно подумала она. Мыслями она уже была в вечерней сказке, которую ей обещало новое свидание с бывшим одноклассником.
Разлука
Земфира Кратнова
Когда-нибудь это должно было произойти.
Рано или поздно.
Взрослые люди, мы понимаем: ничто не вечно в этом лучшем из миров. В том числе и те отношения, которые мы сами взрастили.
Больше всего на свете я ненавижу агонию чувств, когда парочка тужится из последних сил, сохраняя на лицах вымученные улыбки. Зачем? Мы не сопливые подростки, верящие в то, что у них «это навсегда, до тех пор, пока смерть не разлучит нас».
Мы не романтики. Мы практики. И в этом наша боль и беда.
Уже не так бьется сердце в предвкушении встречи. Уже не так сбивчивы слова. Уже нет тех милых глупостей, которыми обмениваются влюбленные вне зависимости от возраста.
Все стихает, исчезает, перегорает. И ветер, буйный вихрь окружающей нас действительности, подхватывает этот разноцветный пепел, унося его куда-то в прошлое, слабеющим эхом отражаясь от неприступных стен непонимания, которые мы с каждым мгновением делаем все выше и выше.
Наверное, это правильнее всего – вспыхнуть и сгореть. Да, горение – сначала боль, а потом уже наслаждение. Но только в пламени страсти можно понять, насколько прекрасное чувство было тебе дано. Переболев и переосмыслив все заново, не тянет вернуться на заброшенное пепелище. Не мучает бессовестно-наивная надежда, выискивающая жадным бельмом хоть какие-то ростки. Не лезут в голову идиотские мысли «а как могло быть, если бы…»
Никак!
Потому что "бы" – самая мерзкая частица русской речи. Условность, параллельная история… Увольте!
Прошлое дается только один раз, и это – твое собственное прошлое. То, которое не изменишь никогда.
Просто мы уже слишком мудры, чтобы слепо верить в глупейший «авось». Мы слишком циничны для того, чтобы заниматься самообманом. И слишком любим друг друга для того, чтобы превращать наслаждение в пытку.
Прекратите… Не нужно слов утешений. Не пытайтесь поймать на моем лице гримасу печали. Я не дам повода злорадствовать или сочувствовать. Я и без того знаю, что каждый день с любимым человеком надо переживать как последний. А когда этот день все-таки настает, я встречаю его не как катастрофу локального масштаба, а приветствую грустной улыбкой, какой обмениваются старые знакомые. В конце концов, так должно случиться.
Рано или поздно.
Не будет лишних слов. Не будет бессмысленных жестов.
Мы изгои этого мира, где любовь разложена по полкам, а мы, возможно, не вписываемся в рамки, заданные всесильным обществом. Если вдуматься, ему не нужны влюбленные. От них слишком много шума, суеты и бессмысленной возни. К порядку, господа! Вас призывают к порядку. И горе тем, кто решается разорвать это ожерелье четко очерченного круга.
Но мы не хотели играть по правилам изначально. Наша любовь была запретной. Дикой. Страстной. Ненасытной. Безумной и безнадежной, но от этого такой прекрасной и великой. Потому что когда с гор сходит лавина, она не интересуется у гордой травинки мнения по поводу стихии. Лавина сносит все. Так и наше чувство смело здравый смысл и пустило его вниз по склону громыхающей пустой жестянкой.
