Для Кристиана это тоже был первый раз. До меня у него никого не было. Мне это нравилось. Нравилось то, что мы принадлежали только друг другу. Я не из ревнивых, но, с другой стороны, мне никогда и не приходилось. Все в школе знали, что мы с Кристианом вместе, хотя я слышала, что почти все девушки — и некоторые парни — хотели его. Но никто не набирался смелости или глупости, чтобы что-то предпринять.
Кроме того, Кристиан никогда даже не смотрел на других девушек — или парней — и, как бы банально это ни звучало, тот смотрел только на меня.
— Боюсь? — повторил он, двигаясь пальцем ближе к моему соску.
Мое дыхание участилось, и несмотря на то, что всего лишь вчера я лишилась девственности и мне было слегка больно, пальчики на ногах поджались от желания,
— Боишься взять меня в жены, — прохрипела я, отчасти потому, что меня это заводило, и нервничала из-за этого разговора.
Кристиан обхватил мою челюсть рукой. Его глаза блестели, как океан в безоблачный день.
— Я многого боялся в своей жизни, — медленно произнес он грубым и хриплым голосом. Мне показалось, или после вчерашнего вечера парень больше походил на мужчину? Он выглядел как один из них. Его челюсть стала более точеной с легкой тенью щетины, которая вызвала сыпь между моими бедрами.
— Я думал, что жизнь подала мне руку, вымазанную дерьмом, — продолжил он, изучая мое лицо, — пока не появилась ты. — Кристиан нежно потер мою нижнюю губу большим пальцем. — Теперь я хочу провести остаток своей жизни, добиваясь, защищая, обеспечивая тебя и ежедневно поедая твою киску.
Мой желудок сжался от последней фразы. Как и от всего предложения. Кристиан знал меня лучше, чем я себя, и слышать, как он говорит… такие вещи.
И то, как его глаза потемнели, а голос стал более хриплым, когда тот заговорил об этом, заставило меня забыть свое собственное имя. И обо всем остальном.
Почти.
— Я хочу всё это, — прошептала я тихим голосом, отводя глаза. Потому что не привыкла выражать свои желания вслух, не была уверена, будет ли это звучать так же сексуально, как у него.
Кристиан вернул руку к моему подбородку, слегка приподнимая его, смотря в мои глаза. Ему не нравилось, когда я избегала зрительного контакта, не нравилось, что я чувствую себя неловко или застенчиво рядом с ним.
— Просто хочу, чтобы ты был уверен в том, во что ввязываешься. — Я сглотнула, быстро моргая. — В мою семью, — добавила я.
Его лицо окаменело от осознания.
— Малышка, я знаю, кто твоя семья. И кто твой отец.
Я кивнула.
— Возможно, ты знаешь, каково это снаружи, но, если ты собираешься жениться на мне, у папы будут… ожидания. — Я снова сделала паузу. — Семья пыталась удержать меня от этого. Они думают, что я слишком мягкая, чтобы иметь дело с реальностью того, чем занимается моя семья, и кем они являются на самом деле. — Я вспомнила обо всех случаях, когда отец замолкал, как только я входила в комнату, и о том, как мужчины поправляли свои куртки, когда я случайно замечала оружие под ними. — Может быть, так оно и есть, — призналась я. — Но я не дура. Знаю, как все устроено. Он будет ждать тебя в семейном бизнесе. И я знаю, что у тебя есть другие мечты, например…
— Моя единственная мечта — это ты, — оборвал меня Кристиан.
Я прикусила губу. У Кристиана была нелегкая жизнь. Он ходил в нашу престижную школу только потому, что получил стипендию. Его отец бросил их с мамой еще до его рождения. Она умерла, когда ему не было и пяти лет. Бабушек и дедушек найти оказалось невозможно, а может быть, они и не хотели, чтобы их нашли. Его тетя взяла опекунство только из-за страховки его матери, которая станет доступной только при условии, что та будет законным опекуном, пока ему не исполнится восемнадцать. Я встречала ее пару раз, и она едва оторвала взгляд от телевизора, чтобы поприветствовать меня. Его тетя всегда была окружена сигаретным дымом, ее жесткие рыжие волосы всегда были растрепаны. Губы всегда были сомкнуты в хмурую гримасу и плотно сжаты вокруг сигареты. Она не была милой женщиной.
Я и представить себе не могла, как тяжело было Кристиану расти без настоящей семьи. Вся моя жизнь вертелась вокруг семьи. Не только родителей и брата, но и дядей, и двоюродных братьев, любимых Ноннина и Нонно. Кристиан боролся за свои оценки, за высокий табель, который позволил бы ему поступить в любую школу Лиги Плюща. Но выбирая меня, он выбирал мою семью. Каталано не учились в колледже. В этом не было необходимости.
Кристиан хотел быть сильным, заботиться обо мне, защищать меня от всего и от истинных реалий своей жизни. Вот что меня беспокоило. Он сильно любил меня. Сколько бы тот отдал за меня?
— Возможно, я не знаю всего о том, чем занимается моя семья, но знаю, что у тебя руки будут в крови. — Я гладила своим маленьким пальчиком его большой. — Я не хочу этого для тебя. Не хочу развращать тебя своей семьей.
Глаза Кристиана сузились. Я лежала на спине, но он внезапно опустился так, что оказался между моих ног, и его большие руки обхватили мои бедра.
Я ахнула от того, насколько была беззащитна перед ним, от моего голода по нему, от того, как его глаза были прикованы ко мне, словно он собирался съесть меня живьем и одновременно поклоняться у моего алтаря.
— Разве ты еще не поняла, моя невеста? — пробормотал он, его дыхание было горячим… прямо там. — Это моя работа — развращать тебя. — Кристиан поцеловал мою внутреннюю сторону бедра. — И прекрасно понимаю, во что ввязываюсь с тобой. С твоей семьей. Я буду гордо носить кровь на своих руках до тех пор, пока ты носишь это кольцо на своем пальце.
Мое тело дрожало под ним. Я потрогала подаренный бриллиант. Он так мне подходил. Не такой огромный, как то, что носила мама, но оно было слишком велико для бюджета Кристиана.
Я задавалась вопросом, помог ли ему мой папа. Кристиан был традиционен. Он был достаточно осведомлен о моем отце, чтобы понять, — мы ни за что не поженимся, если тот сначала не попросит его благословения.
— Я буду носить это кольцо вечно, — пообещала я. — До последнего вздоха.
Кристиан слегка нахмурил брови.
— До этого еще много-много лет, любимая. Но ты будешь носить это кольцо вечно. А сейчас я хочу еще немного развратить тебя.
Он прикоснулся ко мне губами.
Кристиан
Месяцем ранее
В кабинете пахло сигарами и кожей. Его величие поражало меня, как и этот дом поражал каждый раз, когда я приходил. Деньги и само гребаное богатство этих людей пугали меня до чертиков. Но я также был окружен богатством в опрятной частной школе, в которую ходил последние четыре года.
Изабелла не была одной из тех богатых сучек, с ней я не чувствовал себя паршиво из-за стипендии или из-за того, что обо мне «заботилась» тетя только потому, что штат Нью-Йорк платил ей за это.
Нельзя было сказать, что Изабелла живет в особняке с электронными воротами и восемью ванными комнатами. Или что ее подарком на шестнадцатилетие стала машина стоимостью сто тысяч долларов. Вы бы не узнали, что ее отец один из самых безжалостных людей в стране. Она была милой, доброй и, несмотря на свое воспитание, совершенно невинной.
Бедность не позволяла быть невинным. Я слишком хорошо знал, что не имеет значения, насколько милой, доброй, красивой и чертовски потрясающей была Изабелла. А еще она была принцессой гребаной империи. Я не ожидал, что она будет валяться со мной в гребаной канаве. Нельзя поступать так с такими девушками, как Изабелла. С принцессами. Нет, нужно было делать их гребаными королевами.
Вот почему я сидел в домашнем офисе ее отца, пока она ходила за покупками для вечеринки. Вечеринки по случаю ее восемнадцатилетия. До нее оставался еще месяц, но Каталано все сделали правильно. Они планировали это полгода. Через месяц ей будет восемнадцать. Четыре гребаных недели.
Через четыре недели я сделаю ее своей. Во всех гребаных смыслах этого слова.
Но сейчас мне предстояло встретиться лицом к лицу с другим мужчиной, который считал ее своей. Мне придется попросить его отдать свою дочь уличной крысе, у которой не было ни перспектив, ни семьи, ни связей.
