Может быть, кто-то споткнулся, случайно разрядив свое оружие. Но я знала отца. Он не нанимал людей, которые могли бы совершить такие ошибки.
Затем последовали еще несколько хлопков быстрой очередью.
Я выбежала из своей комнаты и спустилась по лестнице, громко зовя своего брата. Пока бежала, пыталась подсчитать, как давно ушел мой отец. Один час? Два? Вечеринка должна начаться чуть больше, чем через час. Они с мамой могли вернуться в любой момент. Родители бы справились с этим, спасли бы нас, если бы понадобилось. В моем животе зияла холодная пустота, которая кричала, что нас правда нужно спасать. И мрачный шепот, который говорил, что никто не придет.
Я поскользнулась на мраморном полу, когда глазами нашла Лоренцо, сидящего перед телевизором, его нос почти касался экрана. Громкость создавала низкий гул в комнате, заглушая хлопки, которые теперь были намного громче. Неожиданно французские двери из гостиной открылись, и занавески затянуло внутрь.
Мое сердце подскочило к горлу, паника угрожала парализовать меня.
Мрамор был холоден для моих босых ног, и холод просачивался сквозь мою кожу.
— Лоренцо, — прошипела я, бросаясь к брату и хватая его за плечо.
Он подскочил в шоке, прежде чем встретился своими глазами с моими, а затем нахмурил темные брови от раздражения.
— Я же смотрю!
Моя хватка на его плече усилилась, когда метнула взгляд к занавескам. Выстрелы теперь звучали громче. Достаточно громко, чтобы перекрыть звук телевизора, чтобы выражение лица Лоренцо сменилось с раздраженного на испуганное.
Хоть мой брат и был маленьким, он был далек от незнания о реалиях нашей жизни. И еще тот факт, что он был мальчиком. Наследником. Он не так защищен, как я. Поэтому точно знал, как звучат выстрелы.
— Что это, Белла? — спросил он, его голос звучал так по-детски. Последние три месяца он говорил нарочито низким тоном с преувеличенным акцентом, пытаясь подражать дяде Марко, которого боготворил.
— Нам нужно встать и спрятаться, сейчас же, — прошипела я, потянув его вверх. У отца в спальне была комната с кодом, который нас всех заставили запомнить. Там была еда, вода, телефон и оружие. Я проклинала себя за то, что не побежала сперва за оружием. Это глупое решение, за которое отец потом будет ругать меня. Но мои мысли были исключительно о брате.
— Что происходит? — заскулил он, когда я потащила его к лестнице. — Я хочу к папе.
Его голос стал как у младенца, и я заставила себя сохранять спокойствие. Я была взрослой в этой ситуации.
— Нам просто нужно идти… — Я повернулась к французским дверям, отметив, что несколько секунд не слышала выстрелов. Или минут.
И тихонько вскрикнула, когда кто-то в черном вышел из-за белых дверей, пока не узнала это лицо.
— Изабелла, Лоренцо! Пойдем со мной, сейчас же! — Габриэле, один из людей нашего отца. Он держал пистолет на боку.
Я вздохнула с облегчением. Теперь мне не нужно быть взрослой или героем. Не говоря ни слова, потянула Лоренцо к двери, но тот еле волочил ноги, вцепившись рукой в мою мертвой хваткой.
Затем раздался еще один выстрел, и голова Габриэле взорвалась.
Лоренцо вскрикнул у меня за спиной, но я не закричала. Не было ничего, кроме тихого звона в моих ушах и осознания того, что у меня оставались считанные секунды до того, как мы с братом оба будем мертвы или еще хуже.
Мой отец учил меня, что смерть — это не то, чего мы должны бояться от наших врагов. И мама научила тому, как мужчинам в этой жизни нравится проявлять власть над женщинами.
Двигаясь быстро и таща за собой брата, я открыла антикварный шкаф, в котором мы часто прятались, когда играли. Миллион лет назад, когда мой брат был малышом, когда эта комната была местом смеха и любви вместо ужаса и смерти.
Я бросила взгляд на забрызганные кровью занавески, развевающимся на ветру, и схватила брата за лицо.
— Притворись, что мы играем в прятки, птенчик, — сказала я, мой голос был чуть громче шепота.
Слезы текли по щекам Лоренцо, когда он покачал головой.
— Нет, я хочу остаться с тобой.
— Ты должен выслушать меня, — прошипела я. — Иди внутрь, и неважно, что ты увидишь или что услышишь, оставайся там, пока я или папа не откроем, хорошо? — что-то в моем голосе, должно быть, прозвучало так же панически и испуганно, как я себя и ощущала, потому что Лоренцо пошевелился, забираясь в маленькое местечко, для которого тот был слишком велик.
Но он влез.
Я наклонилась, чтобы поцеловать его в лоб и вытереть слезы с его щек.
— Скоро увидимся, птенчик, — прошептала я. Затем закрыла дверь, убедившись, что он не заметен.
Я не могла сейчас подняться наверх. Не с Лоренцо, оставшимся здесь, беззащитным и уязвимым. Мне нужно было оставаться поблизости, но спрятаться. Я устремила глаза на кухню, через комнату, где я могла спрятаться за островом с прямым видом на шкаф. И уже была на полпути туда, когда кто-то заговорил.
— Ах, маленькая принцесса.
Все во мне замерло, хотя знала, что должна продолжать бежать хотя бы для того, чтобы увести их подальше от укрытия Лоренцо.
Но я ничего не могла с собой поделать. Не тогда, когда я услышала этот голос. Голос, который знала.
Я повернулась, глядя в знакомые глаза, глаза, которые теперь были холодными и ужасающими, наполненными ненавистью и смертью. В руках у него был пистолет. На его рубашке кровь.
— Что ты делаешь? — спросила я хриплым голосом, заставляя себя поддерживать зрительный контакт.
— Я мщу, моя дорогая, — сказал он, подходя ко мне.
Я сделала шаг назад, пока он не поднял пистолет.
— Н-но м-мой отец любит тебя, — заикаясь, пробормотала я, пытаясь понять, как человек, которого знала всю свою жизнь, мог так поступить с нами. — Ты любишь его.
Он рассмеялся. Это прозвучало холодно и безрадостно и пробирало до костей.
— Твой отец не знает, что такое любовь. И единственное, что я люблю, — это разрушать его семью и наследников.
Теперь он был близко ко мне, достаточно близко, чтобы я могла почувствовать знакомый с детства запах лосьона после бритья. Я не смела пошевелиться. Бегство могло означать, что он выстрелит мне в спину. Хотя не была уверена, что тот не выстрелит мне в лицо, но цеплялась за эту маленькую надежду. Мужчина убил охранников, вот что это были за выстрелы. Я не знала его план, но он не оставил свидетелей. Он убил их. Людей, которых едва знал, потому что охранники стояли у подножия тотемного столба. Но он знал меня с детства, тайком приносил мне шоколад после ужина, когда мама давала нам лишь фрукты. Курил сигару с моим отцом, когда родился Лоренцо. Он был на семейном обеде каждое воскресенье.
Мужчина был не тем человеком, за которого мы его принимали, это точно, но я не могла поверить, что он был монстром.
— Я наблюдал, как ты растешь, dolcezza (прим. прелесть), — протянул он, убирая прядь волос с моего лица.
Я затаила дыхание, не смея пошевелиться, отшатнуться от его прикосновения, хотя оно вызвало у меня привкус желчи.
— Ты была прекрасным ребенком, искушала меня много раз, — продолжил тот, заставляя мою кожу покрываться мурашками.
Мои глаза были прикованы к другой его руке, той, что держала пистолет, убивший так много людей моего отца. Я пыталась понять, убьет ли это меня, спасет ли, или сделает мои последние мгновения отвратительными и невыносимыми. Но мои чувства были недостаточно остры, чтобы выносить такие суждения. Мой отец точно знал бы, как действовать сейчас. Он позаботится об этом человеке и его отвратительном предательстве.
Я никогда так отчаянно не тосковала по своему отцу, как в этот момент.
Но его здесь не было.
Были только я и мужчина с пистолетом, который намекал на то, что желал меня, когда я была еще маленькой.
Он скользнул рукой вниз по моей шее, к обнаженной коже груди и внутрь лифа платья.
— Но ты стоила ожидания.
Я впилась зубами в губу, заставляя себя смотреть ему в глаза и не поддаваться желанию начать истерически плакать.